Статьи французского коллективиста Жюля Геда о женском вопросе интересны и полезны по многим причинам. С одной стороны, Гед обозначает чёткий социалистический подход к этой теме, постоянно указывая на то, что её нельзя рассматривать отдельно, в отрыве от классового и социально-экономического контекста.
С другой стороны, по статьям Геда можно судить о гигантском прогрессе, которого добилось общество в области вызволения женщины из «патриархального ада». Сейчас только чудак будет поднимать вопросы, которые 100 с лишним лет назад на полном серьёзе обсуждали политики: например, допустимо ли женщине работать или её исключительная юдоль – обслуживание домашнего очага?
Я перепечатываю статьи Геда, сидя в Российской национальной библиотеке (бывшая Публичная библиотека). Мужчин здесь мало и это, как правило, — старики (в 90-е годы, когда я писал диссертацию, ситуация была иной). Подавляющее большинство посетителей «публички» — женщины, причём — самых разных возрастов. Думаю, если бы Гед увидел такое, он бы сильно удивился. Сейчас нельзя утверждать, как он, что женщина — «раба алькова и очага, низведённая до положения “более дешёвого орудия”, машины для извлечения барыша или наслаждения». Но если бы Гед и его товарищи не боролись за освобождение женщины 130 лет назад, то положение могло и не измениться. Люди в борьбе обретают право своё.
И всё же статьи Геда актуальны. Сила Геда — в разоблачении лживой, ханжеской буржуазной морали и предрассудков простого народа. Как верно заметил Марсель Кашен, французский социалист, который стал одним из создателей Французской коммунистической партии, «своей решительной диалектикой Гед разрушил ложь лакеев капитала о браке, о буржуазной морали, светской или религиозной, о добродетели…». А главное, Гед доказал, что «коммунизм остаётся единственным спасением женщины, желающей покончить со всеми формами гнетущего её рабства».
Дмитрий Жвания, редактор сайта «Новый смысл»
— Среди резолюций, принятых единогласно Конгрессом рабочих синдикатов в Рени, есть одна, резолюция комиссии женского труда в промышленности, которую невозможно отставить без протеста во имя самой рабочей Франции.
Не требуя прямо исключения женщин из заводов, фабрик и всякого рода мастерских, преграждения ей доступа на поприще экономического труда, — что в настоящих условиях было бы равносильно промышленной смерти, — Конгресс хочет ограничиться допущением лишь «дочерей или вдов, вынужденных, таким образом, заботиться о своём пропитании», и добавляет:
«Во всех слоях мы должны стремиться распространить мысль, что мужчина должен кормить женщину».
Таким же точно языком говорили в 1876 году на 1-м Рабочем Конгрессе в зале d’Arras, когда, заявив, что «так как мужчина всегда сильнее и здоровее, он должен заботиться о содержании семьи», делегаты дружно квалифицировали женский труд как «нежелательный» и повторили вслед за г. Прюдомм (имеется ввиду Пьер Жозеф Прудон, идеолог реформистского анархизма – ред. «Н.С.»), что «настоящее место женщины у домашнего очага».
Но насколько тогда, в начале движения, когда нашему обуржуазившемуся пролетариату предстояло ещё открыть глубокие причины нищеты и средства устранить её, подобное заблуждение можно было объяснить, я не говорю — извинить, настолько теперь после 22-лет социализма, текущего полноводной рекой, приходится поражаться рецидиву, который очевидно может быть только случайным.
Меньше чем кто-либо, рабочие, которым их гражданская и политическая эмансипация дала возможность понять ложь всякой неэкономической эмансипации, могут желать увековечить экономическое подчинение одного пола другому.
Нет, какое превосходство силы не предполагать у мужчины, и как бы хорошо ни оплачивался его труд, невозможно осудить женщину на содержание мужчиной. Меньше чем кто-либо, рабочие, которым их гражданская и политическая эмансипация дала возможность понять ложь всякой неэкономической эмансипации, могут желать увековечить экономическое подчинение одного пола другому. Это значило бы хотеть превратить женщину в пролетария мужчины, не говоря уже о том, что этим самым лишены были бы всякого достоинства половые отношения, лишённые свободы.
Причина ярма, тяготеющего на классе трудящихся, которое он всё больше стремится сбросить, заключаются в том, что средства производства, — а, следовательно, и продукты — сконцентрированы в руках одной части общества, которая таким образом располагает жизнью остальной его части. Вследствие этой монополизации экономических благ и богатств, неимущему большинство приходится терпеть все капризы имущего меньшинства, без которого и против которого никакое существование невозможно.
Если же допустить, что мужчина один должен производить, что он должен заботиться о женщине, содержать её, кто же не видит, что последняя окажется по отношению к нему в таком же подчинённом положении, в такой же зависимости, в какой нынешний рабочий находится по отношению к капиталисту? Она будет существовать условно в той мере, в какой это будет нравиться мужчине, или, что не лучше, в той мере, в какой она будет ему нравиться.
Зло не женском труде, хотя б и в промышленности, а во взимании капиталистической десятины, предметом которой является в настоящее время женский труд в такой же и в больше степени, чем труд мужской.
«Куртизанка или хозяйка!» — нет ничего менее согласного с истиной, чем эта знаменитая дилемма софизма в образе человека — П. Ж. Прюдомма. Если женщина непременно хозяйка, если она не может существовать без домашнего хозяйства, она неизбежно будет куртизанкой, а это проституция — скажем прямо — так как половые отношения оказываются подчинёнными чуждым им условиям, экономическим целям.
Итак, трудящийся не может, не становясь виновным по отношению к половине человечества в отказе от справедливости, в котором он основательно упрекает буржуазию, ограничить в чём бы то ни было право, принадлежащее женщине, как всякому человеческому существу, жить работой, не будучи никому ничем обязанной.
Нет, место женщины вовсе не скорее у очага, чем где бы то ни было. Её место, как и место мужчины, везде, где её активность может и хочет быть приложена. Почему, на каком основании запереть, загородить её полом, превращённым — хотят этого или нет — в профессию, чтобы не сказать — в ремесло? У мужчин тоже есть функции, соответствующие его полу: он муж и отец, что не мешает ему быть врачом, артистом, рабочим ручного или умственного труда. Почему, на каком основании — пусть она супруга и жена, сколько угодно — не говоря уже о тех, которые ни то, ни другое — почему женщина не может проявить себя в форме, какая ей нравится?
Зло не женском труде, хотя б и в промышленности, а во взимании капиталистической десятины, предметом которой является в настоящее время женский труд в такой же и в больше степени, чем труд мужской. Да ещё в препятствиях, которые ставят социальному влиянию женщины нравы в такой же степени, как и законы.
Обеспечить женщине, как и мужчине, полное развитие и свободное применение её способностей, обеспечить, с другой стороны, трудящимся без различия пола весь продукт их труда. В этом всё решение вопроса — только в этом.
“Le Socialiliste”, 9 октября 1898 года
