Проект «Академия социал-демократии»
Дмитрий ЖВАНИЯ
«Научный социалист, человек догмы, фанатик марксистского материализма» — так охарактеризовал одного из отцов французского марксизма Жюля Геда Анатолий Луначарский. После поражения Парижской Коммуны Жюль Гед, по словам другого французского марксиста Поля Лафарга, «стал центральной фигурой возрождающегося социалистического движения».
От “Soufflé” до Рабочей партии
Как это часто бывает во Франции – всё началось в кабачке. В 70-е годы радикальная парижская молодёжь встречалась в кафе “Soufflé” («Суффле»), чтобы обсуждать идеи социализма. В 1876-м к этим людям присоединился 31-летний Жюль Гед (настоящее имя и фамилия — Матьё Базиль). На политической арене он появился в 1868-м. Гед редактировал газету “Les Droits de l’Homme” («Права человека»), которая пропагандировала левые республиканские идеи.
В 1871-м Гед написал статью в поддержку Парижской Коммуны, за что власти его приговорили к пяти годам тюрьмы. Чтобы не оказаться за решёткой, Гед бежал в Швейцарию, где сблизился с анархистами — сторонниками Михаила Бакунина. За короткий срок Гед занял ведущее положение в анархистской Юрской федерации I Интернационала и боролся с линией Генерального Совета этой организации, возглавляемого Карлом Марксом. Затем Гед переехал в Италию, где сошёлся с деятелями Интернационала из марксистской фракции.
В начале мая 1880 года на квартире Энгельса Гед, Лафарг, Маркс и Энгельс обсуждали положения «Избирательной программы трудящихся-социалистов». В исторической литературе написано, что фактически Маркс диктовал эти положения, а Гед старательно их записывал.
После того, как власти Франции объявили амнистию коммунарам, Гед вернулся домой, вынашивая большие планы по пропаганде марксизма и созданию самостоятельной рабочей партии. Своими идеями он сумел заразить постоянных посетителей «Суффле». Вскоре, 18 ноября 1877 года, вышел первый номер газеты “L’Egalite” с подзаголовком «Республиканско-социалистическая газета». Эволюция человечества должна неизбежно привести к обобществлению собственности на землю и орудия производства, утверждалось в передовой статье. Поэтому главная цель газеты — пропаганда идей коллективизма и борьба с частной собственностью.
Гед, в общем и целом, придерживался марксистской линии, но в его статьях ещё чувствовалось влияние идей Фердинанда Лассаля и анархизма. В 1878-м Гед при содействии Карла Гирша, немецкого социал-демократа и журналиста, который способствовал распространению во Франции идей марксизма (именно Гирш и познакомил членов кружка “Soufflé” и Геда с важнейшими произведениями Маркса), начинает переписываться с Карлом Марксом. Власти задавили “L’Egalite” штрафами и конфискациями. 16 июля 1878 года газета закрывается.
Однако Гед не сдаётся. В середине 1879 года он просит Поля Лафарга, первого французского марксиста и зятя Карла Маркса, женатого на его дочери Лауре, писать статьи для второй серии “L’Egalite”. Энергичный Лафарг отвечает согласием. Он предлагает сделать “L’Egalite” еженедельной марксисткой газетой. По мнению Лафарга, «газета, претендующая на то, чтобы воздействовать на движение и на партию, должна быть честной, знать, куда она ведёт (и готовой к атаке), и не быть местом, в которое каждый может поместить свою прозу». Высокий уровень теоретический газеты, по мысли Лафарга, должен способствовать формированию идеологических кадров рабочей партии, привлечь интеллигенцию, которая необходима для организации в массах пропаганды марксизма.
О создании Рабочей партии было провозглашено на Марсельском рабочем съезде в октябре 1879 года. К тому времени влияние Геда расширилось. Именно его вариант резолюции, в которой обобществление земли, недр и орудий труда объявлялось целью рабочего движения, съезд одобрил большинством голосов.
Марксистская непримиримость Лафарга объясняется жёсткой конкуренцией между различными социалистическими школами и направлениями внутри возрождающегося французского рабочего движения. Во Франции были сильны последователи анархиста-реформиста Пьера-Жозефа Прудона и их антагонисты — сторонники заговорщика Огюста Бланки. Забегая вперёд, отметим, что в 80-е годы идеи Прудона вдохновляли сторонников «муниципального социализма», или — поссибилистов (от фр. слова possibilité – возможность). «Поссибилисты» добивались передачи в собственность или в распоряжение органов местного самоуправления (муниципалитетов) городского транспорта, электростанций, газоснабжения, школ, больниц и т. д., считая, что это откроет перед обществом социалистические перспективы без революционных потрясений.
Ещё в октябре 1876 года в Париже состоялся первый рабочий съезд. Он собрал 348 делегатов и вошёл в историю как «съезд кооператоров». На его решение существенное влияние оказали прудонисты: речь шла о необходимости открытия «народного банка», расширении производственной кооперации и создании касс взаимопомощи. Но Гед и его “L’Egalite” делали своё дело.
Уже на следующем, Лионском, рабочем съезде (февраль 1878 года) активно выступила группа коллективистов — сторонников обобществления средств производства. Они предложили резолюцию, в которой указали практические шаги по установлению коллективной собственности. Её поддержали всего 20 делегатов, однако голос Геда прозвучал. Вокруг него начали объединяться радикальные студенты, рабочие, интеллигенты. Сам Гед объехал всю Францию с агитационной целью: он читал лекции на собраниях, выступал на митингах, разъясняя марксистское видение принципов коллективизма. После этой поездки в ряде городов Франции появились кружки по изучению марксизма. Вскоре они стали ячейками Рабочей партии.
По словам Лафарга, программа Рабочей партии «вызвала бурю гнева как со стороны тех, чьи интересы она задевала, так и со стороны тех, кого она сбивала с привычных идейных позиций».
О создании Рабочей партии было провозглашено на Марсельском рабочем съезде в октябре 1879 года. К тому времени влияние Геда расширилось. Именно его вариант резолюции, в которой обобществление земли, недр и орудий труда объявлялось целью рабочего движения, съезд одобрил большинством голосов. Именно его съезд обязал заняться выработкой избирательной программы Рабочей партии. Гед попросил о помощи Лафарга, а тот пригласил его в Лондон для встречи с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. И в начале мая 1880 года на квартире Энгельса Гед, Лафарг, Маркс и Энгельс обсуждали положения «Избирательной программы трудящихся-социалистов».
В исторической литературе написано, что фактически Маркс диктовал эти положения, а Гед старательно их записывал. «Этот очень сжатый документ даёт во введении в нескольких строках определение коммунистической цели, а в экономической части содержит только те требования, которые действительно выросли непосредственно из самого рабочего движения. Это была решительная попытка вернуть французских рабочих из заоблачных высот громких фраз на почву реальной действительности», — отмечал Маркс незадолго до своей смерти.
Так или иначе, французская Рабочая партия на своём съезде в Гавре в ноябре 1880 года решила вооружиться этой программой, и это была самая революционная программа того времени. Она существенно отличалась, например, от программы Социалистической рабочей партии Германии, принятой в Готе в 1875-м, так как конечной целью обозначала не что иное, как коммунизм. По словам Лафарга, программа Рабочей партии «вызвала бурю гнева как со стороны тех, чьи интересы она задевала, так и со стороны тех, кого она сбивала с привычных идейных позиций. Реакционеры, радикалы, кооператоры и анархисты стремились друг друга перещеголять в нападках на неё».
Анархистские отцы реформизма
Бой марксистской программе дали поссибилисты, возглавляемые Бенуа Малоном и Полем Луи Бруссом. Реформистская платформа поссибилистов была чётко изложена в их газете “La Proletaire” 19 ноября 1881 года: «Мы предпочитаем расстаться с практиковавшимся до сих пор принципом “всё сразу”, обычно приводящим к “ровно ничего”, а также раздробить конечную цель на несколько серьёзных этапов и выдвинуть в первую очередь несколько наших требований для того, чтобы, наконец, сделать их возможными, вместо того, чтобы без конца топтаться на месте». В развёрнутом виде программа поссибилистов была изложена Малоном в концепции «интегрального социализма», которая являла собой сочетание этатизированного прудонизма, идей муниципального социализма и элементов марксизма.
Следует несколько слов сказать о лидере поссибилизма Бенуа Малоне. В 1865-м, в 24 года, он вступил в I Интернационал и, вместе с Михаилом Бакуниным, создавал ячейки тайного Альянса социалистической демократии, затем участвовал в восстании Парижской коммуны. Огромное влияние на него оказали идеи Прудона и Бакунина, которые он старался переделать на реформистский лад.
Малон утверждал, что идея лучшего общества возникла вместе с классовым обществом, и считал социалистами Платона и Гельвеция. Он полагал, что путь в социалистическое общество лежит через реформы, направленные на социализацию орудий труда, банков, транспорта, в результате чего наёмный труд заменяется трудом ассоциированным. Идеал коммунизма, по мнению Mалона, осуществится в далёком будущем, когда произойдёт замена «законов – нравами», а государства – «общественной администрацией», «братством между людьми и пришествием всемирной республики». В советской исторической литературе утверждалось, что концепция Малона была опровергнута ходом рабочего движения. Однако мы видим, что это не так. Многие мысли Малона гораздо более актуальны, чем «фанатичный марксизм» Жюля Геда и Поля Лафарга.
«Поссибилисты» добивались передачи в собственность или в распоряжение органов местного самоуправления (муниципалитетов) городского транспорта, электростанций, газоснабжения, школ, больниц и т. д., считая, что это откроет перед обществом социалистические перспективы без революционных потрясений.
Товарищ Малона, Брусс, тоже не был кабинетным социалистом. В 1870-1871 годах сотрудничал в газете Геда “Droits de l’homme”, участвовал в Парижской Коммуне, после её подавления эмигрировал вначале в Испанию, а затем в Швейцарию, где, как и Малон и Гед, сблизился с Бакуниным и присоединился к анархистам, вскоре стал одним из руководителей Юрской федерации I Интернационала. В 1879-м его выслали из Швейцарии за призывы к расправе с монархами. Брусс оказался в Лондоне, где познакомился с Марксом и Энгельсом. В 1880-м он вернулся в Париж и присоединился к Рабочей партии. По словам Маркса, Брусс был «отъявленным анархистом, признававшим участие в выборах».
Если органом поссибилистов была газета “La Proletaire”, то рупором французского марксизма стала газета “L’Egalite”. «“L’Egalite” (прежде всего благодаря переходу к нам Геда и работам моего зятя Лафарга) представляет собой первую “французскую” рабочую газету (в подлинном смысле этого слова)», - оповещал Карл Маркс своего немецкого соратника Фридриха Альберта Зорге в письме от 5 ноября 1880 года.
Использования избирательного права
Рабочая партия, по словам Лафарга, поставила перед собой задачи «набрать социалистическую армию, научить её маневрировать на политической арене и пользоваться всеобщим избирательным правом». «Опыт французской Рабочей партии ещё раз показал значение смелой и разносторонней пропаганды на ранних этапах формирования партии, — пишет советский исследователь Иван Болдырев в книге о Поле Лафарге. -По существу малочисленная, к концу 80-х годов насчитывающая в своих рядах всего несколько тысяч членов, и слабая в организационном отношении, французская Рабочая партия благодаря энтузиазму её пропагандистского крыла во главе с Ж. Гедом и П. Лафаргом сумела уже в первые годы своего существования громко заявить о себе и заставить считаться с собой правительство и буржуазные партии».
Правда, Рабочей партии не удалось сохранить единство. Ещё на съезде в Гавре партию покинули кооператоры и бланкисты, а в сентябре 1882 года на съезде в Сент-Этьенне в партии произошёл ещё более значимый раскол: поссибилисты разорвали и без того непрочный союз с коллективистами-марксистами, возглавляемыми Гедом, и образовали свою партию, которая с 1883 года стала называться Федерацией социалистических рабочих. Позже Энгельс писал о созданной Малоном партии, что она стала «хвостом радикальной буржуазной партии», что «…рабочие вожди, которые берутся поставлять для радикалов это стадо рабочих избирателей, совершают, на мой взгляд, прямое предательство». Брусс, который после раскола в Сент-Этьенне стал лидером Рабочей партии социалистов-революционеров (учитывая, что Брусс был одним из лидеров «муниципального социализма», не совсем понятно, чем он руководствовался, выбирая для своей партии столько радикальное название), в 1887-м был избран в Парижский муниципалитет.
Рабочая партия, по словам Лафарга, поставила перед собой задачи «набрать социалистическую армию, научить её маневрировать на политической арене и пользоваться всеобщим избирательным правом».
В 1883-м Гед и Лафарг выпустили подробное изложение доктрины своей партии: „Le programme du parti ouvrier, son histoire, ses consid é rants“. Партия гедистов стала одной из основных секций II Интернационала, созданного 14 июля 1889 года, в день столетия начала Великой французской революции. В 1893-м Геда избирают национальным депутатом. В палате он, выступая по различным вопросам, всегда старался рассматривать их с точки зрения борьбы социализма с буржуазным строем. 15 июня 1896 года в Палате депутатов обратился к представителям католического лагеря: «Прошлое целиком и исключительно принадлежало вам. Что же вы сделали, господа христиане? Восемнадцать столетий вы были владыками мира… Ваш папа попирал своей пятой королей и императоров. Тринадцать столетий вы могли лепить из человечества всё, что вам было угодно, и, не освободив его, вы даже не сумели создать ему защиту от фатально происходящих кризисов, подстерегавших его… Вы являетесь с пустыми руками… Вы партия бессилия! Вся история вопиет об этом…».
«Речи Геда были всегда серьёзны и проникнуты страстным пафосом. Для Геда социализм — своего рода церковь, которую он считал нераздельной, несмотря на все противоречия и разногласия внутри неё. В отличие от других социалистических лидеров, Гед не обладал особенно широким образованием; незнание иностранных языков часто мешало ему; но он был силён глубиной убеждения и страстной ненавистью к угнетению и эксплуатации», — читаем мы в одной из биографий французского социалиста.
В апреле 1905 года возникла Французская секция Рабочего Интернационала (СФИО). Гед и Лафарг добились, чтобы в хартии, принятой на Объединённом конгрессе социалистических организаций 25 апреля 1905 года (где и было провозглашено создание СФИО) было записано, что новая партия является «не партией реформы, а партией классовой борьбы и революции».
В сентябре 1903 года, в результате слияния Рабочей партии Геда и Лафарга с бланкистской Социально-революционной социалистической партией, Коммунистическим альянсом и рядом небольших левых групп, появилась Социалистическая партия Франции, которая, по мысли создателей, должна была стать альтернативой реформистской Французской социалистической партии, где тон задавал Жан Жорес. Но СПФ просуществовала недолго. После того, как Амстердамский конгресс II Интернационала принял резолюцию о создании единых национальных социалистических организаций, перед французскими социалистами вновь встал вопрос об объединении. В апреле 1905 года возникла Французская секция Рабочего Интернационала (СФИО). Гед и Лафарг добились, чтобы в хартии, принятой на Объединённом конгрессе социалистических организаций 25 апреля 1905 года (где и было провозглашено создание СФИО) было записано, что новая партия является «не партией реформы, а партией классовой борьбы и революции».
Разрыв между теорией и практикой
«Будучи отличным пропагандистом марксизма, Гед не нашёл, однако, путей от пропаганды марксистских идей к разработке подлинно революционной марксистской политики, — считает советский историк французского социализма Степан Салычев. — Причиной этого были недостатки воззрений Геда, проистекавшие из поверхностного и неполного усвоения им марксизма. Из материалистической философии Гед воспринял в основном исторический материализм (который он называл «экономическим материализмом»), оставив без внимания её неразрывную часть — диалектический материализм. В результате пострадала наиболее действенная часть марксизма — политическая практика. Гедисты возлагали непомерно большие надежды на действие объективных законов общественного развития, рассчитывая, что сами эти законы проделают основную часть работы по низвержению капиталистического господства. Такой подход принижал роль субъективного фактора в революционном развитии. Гедисты, по-прежнему уделяя большое внимание революционной пропаганде, фактически пренебрегали задачами развёртывания массовой политической борьбы».
Указанный недостаток, по мнению Салычева, «усугублялся присущими гедистам догматизмом и сектантской узостью». Это мешало им «учиться у масс, брать из массовой борьбы всё то, что полезно для революционного развития», в результате чего «гедисты оказывались в стороне от эпицентров политической борьбы».
Действительно, когда всю Францию всколыхнуло «дело Дрейфуса», гедисты предпочли не участвовать в общественном движении на том основании, что оно не ставит вопрос о ниспровержении буржуазного строя. «Дело Дрейфуса» — внутреннее дело буржуазных обществ и групп, в которое социалистам мешаться незачем, считали гедисты. Бесконечные призывы синдикалистов к всеобщей стачке дали гедистам повод для принципиального осуждения этого орудия рабочей борьбы. Для самого Жюля Геда и его последователей был свойственен большой разрыв между словом и делом. Фразы Геда и его сторонников всегда звучали революционно, а их практика сводилась реформизму; чем дальше, тем больше они впадали в «парламентский кретинизм», который сам Гед яростно обличал в своё время. Перед выборами, в 1910-м, Гед заявлял: «Если восемь миллионов французских пролетариев проголосуют 24 апреля за свой класс… то вечером того же дня революция будет совершена».
Для самого Жюля Геда и его последователей был свойственен большой разрыв между словом и делом. Фразы Геда и его сторонников всегда звучали революционно, а их практика сводилась реформизму; чем дальше, тем больше они впадали в «парламентский кретинизм», который сам Гед яростно обличал в своё время.
И всё же Геда нельзя назвать заскорузлым догматиком. Так, в своём понимании пролетариата он гораздо ближе к «новым левым», чем к своим современникам-марксистам. По его мнению, пролетарии — это люди, «от каменотёса до Клода Бернара (основоположник эндокринологии — Д. Ж.) или Пастера (микробиолог, химик – Д. Ж.), которые состоят в распоряжении капитала». Гед ратовал за то, чтобы в программе социалистической партии были требования аграрных реформ в пользу земледельческого населения, интересы которого он всегда отстаивал. Однако и эта теоретическая смелость «человека догмы, фанатика марксистского материализма» послужила прикрытием для оппортунистической практики. Зачем утруждать себя работой в рабочих профсоюзах, если пролетариями являются не только промышленные рабочие, но и великие учёные?
Министр без портфеля
Главное, в чём ошибся Гед, — это в оценке перспективы своей эпохи. Ещё на рубеже веков он заявил, что большой европейской войны не будет. И это в то время, когда обострение межимпериалистических противоречий на первый план выдвинуло вопросы войны и мира. Их активно обсуждали на Штутгартском конгрессе II Интернационала в августе 1907 года, им уделялось особое внимание на Базельском конгрессе этого объединения в ноябре 1912 года, на котором был принят даже Манифест с призывом к организации массовой антивоенной борьбы.
А гедисты, указывая на то, что войны порождаются капитализмом, предлагали не отвлекаться на частности, а направить все силы на ниспровержение капитализма как такового. Эта линия очень сильно напоминает стиль современных сектантов от марксизма (и анархизма). Когда мировая война была на пороге, Гед резко осудил Жана Жореса за призывы к всеобщей антивоенной стачке. По его словам, такая стачка «является актом измены по отношению к социализму». «Мы не желаем содействовать неприятельскому вторжению, разгрому одной страны другой», — заявил Гед, и его слова с восторгом приняла шовинистическая пресса.
Когда война началась, Гед, который в 1899-м осудил вхождение социалиста Александра Мильерана в буржуазное правительство Пьера Вальдека-Руссо и порвал с Жаном Жоресом, который шаг Мильерана поддержал, стал министром, правда, министром без портфеля. «Жюль Гед, вождь марксистского крыла, исчерпавший себя в долгой изнурительной борьбе против фетишей демократии, оказался способным только на то, чтобы, подобно своему другу Плеханову, остатки своих политических мыслей и свой нравственный авторитет принести на алтарь “национальной обороны”», — отметил Лев Троцкий.
«За материализмом Геда лежит пламенный энтузиазм, неукротимый порыв к справедливости, сердце, полное любви, сострадания и надежды, — доказывал Луначарский.
«Учитесь на примере всей жизни Геда, скажем мы рабочим, кроме его явной измены социализму в 1914 г. Может быть, найдутся личные и другие обстоятельства, смягчающие его вину, но речь идёт вовсе не о виновности лиц, а о социалистическом значении событий», — это уже цитата из статьи Ленина, который, живя в Париже, так с Гедом и не встретился, несмотря на то, что очень уважал его за заслуги перед марксизмом.
Любопытно, что работа в правительстве оживила Геда, направление которого, по мнению Ленина, «умирало у всех на глазах». Во время войны с Гедом встретился Анатолий Луначарский. «Самое отрадное впечатление получил я при первом же взгляде на Геда, — записал будущий нарком просвещения. — Последний раз я видел его года два тому назад. Он был жёлтый, как лимон, показался мне невероятно утомлённым. Несколько слов, которые он сказал тогда, он выкрикнул фальцетом, ужасно волнуясь и жестикулируя с болезненной нервностью.
Ничего подобного теперь. Давно уже я не видел Геда таким здоровым, молодым и бодрым. Опять под его бровями горят эти добрые глаза. Опять развеваются его волосы, словно под ними проходит дыхание каких–то мощных веяний будущего, опять поражает сухой энергией линий это орлиное лицо, обрамлённое внизу бородой пророка Ильи.
Говорит Гед с огромным увлечением, и сразу же становится ясным, что я не смогу использовать и четвёртой части того, что он мне говорит, что притом придётся использовать лишь четвертую часть, наименее интересную. Но и она, конечно, остаётся интересной.
“Все остаётся верным в нашем анализе, — говорит Гед. — Война имеет чисто экономический характер, её внутренние причины вытекают из столкновения материальных интересов. Что бы там ни говорили, но Англия никогда не вступила бы в эту войну, если бы успех в ней не обещал её буржуазии сохранения мирового господства на морях. Германия спровоцировала войну в момент, казавшийся ей наиболее удобным, потому что с её быстро растущим населением, мощно развивающейся промышленностью, она задыхается, хочет найти себе простор. Экономика — это, так сказать, генерал–бас истории. Германия вместе со своим экономическим владычеством несёт господство грубых форм, в ней феодализм оказался невероятно живучим. Но война ведётся и должна вестись со всей энергией для защиты стран и для нанесения решительного удара Германии”.
Не все, конечно, верят в то, во что верит Жюль Гед. Но когда я смотрел в эти горящие глаза, следил за этими красноречивыми руками, рисующими что–то впереди, я невольно сознавал, что энтузиазм это подлинный, что передо мною совершенно убеждённый человек».
«За материализмом Геда лежит пламенный энтузиазм, неукротимый порыв к справедливости, сердце, полное любви, сострадания и надежды, — решил Луначарский. — Лицо Геда не обращено к прошлому, он сравнительно мало занимается и анализом настоящего. Его глаза постоянно вперены в будущее. Он прежде всего пророк коллективизма. Во всяком случае, движущей силой в его душе является любовь, жажда улучшения, возвышения жизни».
Когда из Социалистической партии на съезде в Туре в декабре 1920 года выделилась Коммунистическая партия, пожилой Гед остался в Соцпартии. Умер он 28 июля 1922 года в Сен-Манде. Однако Ленин поспешил объявить, что «направление Геда» умирало «у всех на глазах». Оно продолжило существовать в СФИО вплоть до начала Второй мировой войны. Его главными представителями были Леон Блюм, Поль Фор, Жан Лонге.
Первая статья цикла: «Жан Жорес – отец одинокой надежды»
