Журнал-исповедь Шарля Пеги

Татьяна ТАЙМАНОВА, доктор филологических наук

Статья «Шарль ПЕГИ». Часть 2.

Шарль Пеги (1873–1914)
Шарль Пеги (1873–1914)

Остановимся подробнее на взаимоотношениях Пеги и Жореса, ибо история их конфликта и разрыва — это одна из самых трагических и мучительных, с нашей точки зрения, страниц в жизни Пеги, для которого со времени его юношеского увлечения социализмом Жорес был кумиром, а позднее стал старшим другом. Быть может, не менее болезненным был их разрыв и для Жореса, который очень ценил эту дружбу.

В статье от 8.01.1900 года в «Петит Репюблик» он с большой добротой, теплом и без всякого намека на уязвленное самолюбие раскрыл разногласия, которые, как он хорошо понимал, всё дальше и дальше удаляли от него Пеги. «Я не думаю, — писал он, — несмотря на сокровища таланта и страстной искренности, которые Пеги тратит на защиту своих убеждений… что нам будет достаточно в качестве некоего моралистского анархизма вызвать в индивидуальном сознании, через индивидуальное сознание тождество правды и справедливости. Нужно ещё выковать предназначенные для пролетариата инструменты власти и правосудия. Конечно, может оказаться, что первый инструмент, вышедший из кузницы, будет примитивным и неумелым, зачастую не подчиняющимся нашей воле. Но знаете ли Вы сейчас что-либо лучше?». [36]

Однако вспомним о бескомпромиссности Пеги, он был непреклонен. Его даже раздражали корректность и мягкость Жореса. «В неискренности этой учтивости мы не знаем, где начинается и где кончается правда», — писал он в 1901 году. [37] Ещё в 1900 году, описывая историческую дуэль Геда и Жореса, Пеги отдал должное высоте мысли Жореса, его честности и доброте. Он посвятил Жоресу эссе на 50 страницах, полное восхищения и симпатии. Но оно осталось незаконченным, Пеги остановился на полуслове. Он вдруг понял, что начатый «…портрет перестает быть правдивым… Жорес уже более не моралист, каким был вначале… теперь он придаёт капитальное значение борьбе классов…». [38]

На самом деле корни конфликта между Пеги и Жоресом лежат в столкновении социализма, отличающегося унитарным мышлением, с моральным, социальным и даже научным мистицизмом (здесь сказалось и влияние Бергсона) Пеги. Конфликт и полемика длились долго, последней каплей для Пеги стало намерение Жореса вновь ворошить дело Дрейфуса, которое для Пеги было «святая святых». Он понимал, что дело Дрейфуса не доведено до конца и в принципе не возражал против новой борьбы. Но он не допускал, чтобы Жорес взялся за это руками политика.

Разрыв с социалистами, среди которых у Пеги было много друзей, оказался не только мучительным с точки зрения нравственной, но и чрезвычайно затруднительным в материальном смысле. Двери «Ревю Сосиалист» оказались закрытыми для него. Он очутился в изоляции, его необычайно деятельная натура не находила себе применения.

С 1897 года Пеги не даёт покоя мысль о создании собственного социалистического издательства и книжной лавки при нём. Будучи стипендиатом университета, он не имел права приобретать недвижимость. На помощь приходит некий Жорж Беллэ, мелкий коммерсант, приятель одного из друзей Пеги. Его именем Пеги и воспользуется, купив на средства жены небольшую книжную лавку на углу улиц Кижас и Виктор-Кузен напротив Сорбонны. На её же средства и с её согласия было образовано небольшое издательство.

На средства жены Пеги купил небольшую книжную лавку на углу улиц Кижас и Виктор-Кузен напротив Сорбонны. На её же средства и с её согласия было образовано небольшое издательство. О лавке Беллэ стоит сказать особо. Для её открытия Пеги выбрал символическую дату — 1 мая 1898 года
На средства жены Пеги купил небольшую книжную лавку на углу улиц Кижас и Виктор-Кузен напротив Сорбонны. На её же средства и с её согласия было образовано небольшое издательство.
О лавке Беллэ стоит сказать особо. Для её открытия Пеги выбрал символическую дату — 1 мая 1898 года

О лавке Беллэ стоит сказать особо. Для её открытия Пеги выбрал символическую дату — 1 мая 1898 года, и очень скоро современники стали называть её бастионом дрейфусаров. Лавка походила на клуб, она была местом сбора дрейфусаров, друзей Пеги. Сюда приходили поспорить и обсудить политические новости. Здесь всегда было множество посетителей, но мало клиентов. Что касается издательства, то Пеги решил публиковать только те произведения, которые имели высокие этические достоинства.

Пеги печатает в своём издательстве драму «Жанна д’Арк», законченную им в 1897 году. Были проданы два экземпляра, остальные, пачками сложенные в лавке, использовались как скамьи.

В апреле 1898 года был закончен «Марсель», и в июне Пеги печатает его. В конце этой публикации он поместил имена девятнадцати рабочих типографии, принимавших участие в выходе книги. В августе 1898 года Пеги опубликовал книгу «Тщедушный носильщик» братьев Таро. Он с особым тщанием отнёсся к изданию этого небольшого произведения и даже украсил его фронтисписом, выполненным бельгийским художником символистом Анри де Гру. В конце книги тоже были указаны имена всех печатников и наборщиков.

Следующим изданием, опубликованным в издательстве Пеги, стала революционная драма Ромена Роллана «Волки», она была озаглавлена «Morituri» и появилась под псевдонимом Сен-Жюст. Затем вышла в свет монография германиста, философа и историка Шарля Андлера «Князь Бисмарк». Пеги издал брошюру «История колебаний в Генеральном штабе», по свидетельству Андрэ Спира, созданную Франсуа Симианом и Марио Роком, а по свидетельству Буавэна, старшекурсниками Нормальной школы. В этом издании содержалась хронология важнейших событий по делу Дрейфуса и сопоставлялись утверждения генерального штаба с опровержениями лагеря противников.

Следующей книгой, опубликованной издательством, была «Социалистическая деятельность» Жореса. Эта публикация была особенно важна для Пеги, полностью поглощённого делом социализма. Без малейших колебаний он напечатал 10 тысяч экземпляров этого произведения, насчитывающего 558 страниц. Для него это был воистину манифест молодого поколения социалистов, программа на будущее. В то время (июнь 1898 года) Пеги ещё испытывал самое искреннее восхищение Жоресом и был полностью ему предан. Он ещё видел в нём великого основателя и строителя социализма. Жоресовская концепция гуманистического социализма, адресованного всем без исключения, его вера в силу образования как нельзя более полно соответствовали убеждениям Пеги. Разочарование ещё не наступило.

Помимо произведений, поименованных выше, Пеги, начиная с января 1899 года, выпускал журнал «Мувман Сосиалист» («Социалистическое движение»), выходящий два раза в месяц. Но лавка Беллэ просуществовала совсем недолго. Пеги не был коммерсантом, и его предприятие потерпело полный коммерческий крах. На унизительных для него условиях лавку выкупил его бывший друг Люсьен Эрр вместе с Леоном Блюмом, Юбером Бургэном, Марио Роком и Франсуа Симианом, образовавшими административный совет, от которого Пеги полностью зависел. Он уже не мог единолично принимать решения о том, что и как должно печататься. Конфликт достиг своего апогея, когда Совет отказался печатать «Жана Коста» Антонэна Лаверня. «Это слишком мрачно, — заявил Блюм, — таких несчастных людей не бывает». [39]

Пеги, по своей природе борец одиночка, абсолютно неспособный идти на какие-либо компромиссы, не мог действовать в условиях несвободы. Финансовые неудачи не обескуражили его. Он решает создать «настоящий журнал», идею которого вынашивал ещё со времени создания «Гранд ревю». Так рождаются знаменитые «Двухнедельные тетради», которые Анатолий Луначарский назвал «…самым замечательным литературным предприятием за последние четверть века». [40]

Большую помощь в создании журнала Пеги оказали его однокашники и друзья по школе святой Варвары, в частности братья Жан и Жером Таро. Журнал выходил в двух сериях: одна была посвящена искусству, другая — политико-социальным вопросам.

Первый номер «Тетрадей» вышел 5 января 1900 года, и первая публикация в нём называлась «Письмо Провинциала». О факте учреждения журнала сообщается здесь при помощи вымышленного корреспондента, Провинциала, что сразу приближает «Тетради» к атмосфере писем Паскаля, одного из любимейших авторов Пеги. Школьный учитель из далёкой провинции пишет Пеги (этот приём диалога, а зачастую полемики с самим собой вообще ему свойствен и будет неоднократно использован в журнале), как трудно ему и таким, как он, социалистам, страстным дрейфусарам, воспитателям будущих граждан, следить за политической и культурной жизнью в Париже. Выписывать множество парижских журналов им не позволяет их скромный доход, да и выбирать из этих журналов интересующие их публикации, факты не хватает досуга. Им нужен свой журнал. Журнал, не только публикующий всё, что им интересно и важно знать, но, главное, близкий им по духу.

Автор письма требует, чтобы Пеги продолжал борьбу, чтобы дело Дрейфуса не было похоронено и забыто. Используя своё впечатление от прошедшего только что (3–8 декабря 1899 года) Генерального конгресса французских социалистических организаций, где Жюль Гед, Эдуард Вайан и Жан Жорес скомпрометировали себя, приняв постановление о социалистических изданиях, которые должны, по их мнению, руководствоваться «партийной правдой» и в которых отныне под угрозой их ликвидации запрещается помещать всякую информацию, способную внести раскол в партию и принести вред пролетариату, возмущённый Пеги устами своего корреспондента протестует против таких ограничений. Он призывает журнал «говорить правду, всю правду, ничего кроме правды, говорить глупо глупую правду, скучно скучную правду, грустно грустную правду. [41]

«Здоровая атмосфера свободного журнала», [42] — именно такой журнал требуется Провинциалу, именно такой журнал пытается создать Пеги. Он постарался выполнить все просьбы Провинциала. Журнал действительно был чрезвычайно информативным, с широким охватом событий, особенно в первые дни, когда Пеги давал подробнейшие отчёты «обо всём, что он увидит и узнает о людях и событиях, в особенности то, чего не будет в других журналах». [43] Опираясь на документальные факты, Пеги вводил в журнал такие рубрики, как «Тексты и документы», «Досье», «Тексты и комментарии», «Отчёты» и т. п. На протяжении всего своего существования журнал «драл глотку» за правду. Характерно то, что правда издателя и его журнала касалась «всех живущих на Земле», как и проповедовал Пеги еще задолго до создания «Тетрадей» в своём «Граде гармонии».

В журнале печатались статьи, касающиеся национального вопроса в России, положения армян, образования на Мадагаскаре, положения евреев в Румынии, событий русской революции 1905 года и многих других вопросов, связанных с положением народных масс за пределами Франции. Этот широкий охват событий является одной из особенностей «Двухнедельных тетрадей» и отличает их от других политических журналов, даже от такого, например, как «Мувман Сосиалист», близкого «Тетрадям» по направленности, но более узкого по содержанию.

Другой особенностью журнала является его неистребимый дрейфусарский дух. Тетради не только не предали забвению дело Дрейфуса, но, напротив, постоянно поддерживали интерес к нему у своих читателей. Большинство статей, помещённых в журнале, так или иначе затрагивали этот больной для французской интеллигенции вопрос. На протяжении первых пяти лет существования журнала, на которые приходится paсцвет «Тетрадей», появляются такие материалы, как упомянутое уже «Письмо Провинциала», вся пятая «Тетрадь» первой серии, где воспроизведены ответы социалистов на вопросы Международного референдума, начатого в журнале «Петит Репюблик» в августе 1899 года по поводу дела Дрейфуса; серия статей «О гриппе», в которых автор, больной гриппом, беседует с «доктором революционером-моралистом» и приводит параллели между своей болезнью и болезнью общества, критикуя существующие методы излечения последнего.

Есть отголоски дела Дрейфуса и в пятой «Тетради» третьей серии, посвящённой еврейскому вопросу; 17, 18-я и 20-я «Тетради» четвёртой серии воспроизводят тексты и документы по данному делу, а многие другие тетради, даже не касающиеся непосредственно этого вопроса, насквозь проникнуты дрейфусарским духом. Один из виднейших исследователей творчества Пеги Франтишек Лехтер даёт анализ первых трех серий «Тетрадей» под заголовком «Верность принципам дрейфусизма». [44] Формально это верно, но и в четвёртой серии есть материалы, относящиеся к делу Дрейфуса. Фактически же «Тетради» оставались «верными» дрейфусизму до конца.

Необычная атмосфера журнала возникла всё же не только и даже не столько благодаря его содержанию, сколько благодаря иным особенностям «Тетрадей». Это своеобразие было замечено уже современниками «Двухнедельных тетрадей»: в декабре 1900 года журнал Эфор проводил анкету, в которой был задан вопрос: «Как определить эти странные тетради, которые не являются ни журналом, ни книгой, ни беседами, ни газетой?» [45]

Попробуем ответить на этот вопрос.

Здесь стоит обратить внимание на подбор авторов. К этому Пеги относился очень взыскательно, руководствуясь в своих критериях отнюдь не известностью автора, не его положением в литературном мире и возможностью привлечения его в качестве рекламы журнала, а исключительно личными симпатиями и соответствием произведений духу «Тетрадей». Так попал в «Тетради» почти никому в ту пору неизвестный Ромен Роллан, напечатав у Пеги «Жизнь Бетховена», а затем «Жана-Кристофа». Примечательно, что «Жизнь Бетховена» начинается такими словами: «Вокруг нас душный, спёртый воздух… Мир погибает, задыхается. Распахнём же окна. Впустим вольный воздух!» [46] Это пожелание полностью совпадало с тоном и программой «Тетрадей».

В подавляющем большинстве авторы журнала были соучениками Пеги по школе святой Варвары или по Высшей Нормальной школе, разделяли его политические и социальные взгляды, были, как и он, дрейфусарами и революционерами по духу. Пеги очень нуждался в их поддержке, но и не остался перед ними в долгу. Вот что пишет об этом Роллан: «Люди сегодняшнего дня часто судят о писателях, участвовавших в “Тетрадях”, по тому влиянию, какое эти писатели приобрели в мире после сорока лет борьбы… Нынче почти не помнят о том, что наш вклад в ту пору, когда “Тетради” только возникли, был ничтожен. Никто из нас не был известен ещё, никто не пользовался влиянием…». [47]

Действительно, в журнале печатались ещё малоизвестные в то время авторы: братья Жером и Жан Таро, Эмиль Мосли, Рене Саломе, Даниель Галеви, Жорж Сорель и др. Некоторые им них получили признание благодаря «Тетрадям». Так, например, братья Таро были удостоены Гонкуровской премии в 1906 году за роман «Дингли», напечатанный в журнале в 1902 году, Эмиль Мосли получил ту же премию в 1907 году за напечатанную в «Тетрадях» серию статей о Лотарингии. Правда, следует отметить, что на страницах журнала появлялись и сочинения всемирно известных авторов, такие, например, как «Кренкебиль» Анатоля Франса и «Церковь и Государство» Льва Толстого.

Даже внешне «Двухнедельные тетради» отличались от других журналов: многочисленные чистые листы соседствовали с текстом, вылезающим на страницы обложки, литературный текст неожиданно перебивался то объявлениями, то библиографией; данные о тираже иногда вставлялись в середину «Тетрадей».

Причудливой была и форма подачи материала. Пеги забавляется игрой псевдонимов, пишет анонимные статьи, без конца полемизирует и переписывается сам с собой, изобретает новых корреспондентов и собеседников, иногда вполне реальных, а порой фантастических, как например «гражданин доктор социалист революционер моралист интернационалист» в серии статей «О гриппе». Пеги придумывает даже целые сценки, причём позволяет своим собеседникам поносить себя почем зря («Между поездами»).

Мы видим, что и содержание, и подбор авторов, и форма журнала неразрывно связаны с личностью Пеги, перу которого к тому же принадлежала значительная часть публикаций. Своеобразие его личности определило и особую духовную атмосферу журнала, его неповторимую интонацию. Журнал отражал многие черты характера редактора. Это был удивительный феномен полного слияния, даже отождествления создателя и его детища.

Говоря о Пеги, писателе и публицисте, часто отмечают его ангажированность. Нам кажется, что в данном случае больше бы подошло слово «одержимость». Всю жизнь Пеги был именно одержим идеями всемирного добра, социальной справедливости, христианского равенства, поисков истины. Эта одержимость, хорошо известная как единомышленникам, так и оппонентам Пеги, определяла и лицо журнала.

В некоторых публикациях «Тетрадей» полемическая страсть писателя приводила его и к необъективности, и к несправедливости, а порой даже к некорректности. Таковы материалы, посвященные Жоресу, начиная с ранних — «Краткий ответ Жоресу», «Действительно правда», «Личные выпады» — и кончая программной статьей «Наша юность», написанной в период зрелости в 1910 году. Таковы и непримиримые статьи, посвящённые интеллектуалам, к которым Пеги относил университетскую профессуру и к кому всю жизнь сохранял особую неприязнь, считая их слишком элитарными и далёкими от истинной французской культуры.

Пеги передал «Тетрадям» и свою удивительную откровенность. Его искренность вызывала порой чувство неловкости, он ощущал себя свободно и легко только среди очень близких и преданных ему людей. То же происходило и на страницах журнала. Пеги был откровенен со своими читателями, полагая, что подписчики «Тетрадей» — это его друзья. Здесь без стеснения говорилось обо всех трудностях и финансового, и морального плана.

Пеги не боялся раскрывать свои карты, публиковал неблагоприятные отзывы о себе и о своём журнале, ничего не утаивал из полемики, даже когда она складывалась не в его пользу. Зато с обезоруживающей прямотой и без ложной скромности он мог написать о себе самом: «…когда я пересматриваю свою жизнь, я вижу, что меня очень плохо использовали… Когда человек стоит столько, сколько я, то допускать, чтобы его изнуряли нуждой и невзгодами — это значит очень плохо его использовать». [48]

Он уверен в себе и своём детище и не стесняется заявить об этом: «Мы организовали самое важное, самое крупное журналистское, издательское, литературное и т. д. начинание из всех, какие только были предприняты за последние десять лет…». [49] Быть может, такого рода заявление, как «я не допускаю, что кто-то может быть мне другом, если он не подписался на “Тетради”», [50] звучит наивно, но Пеги уверен в своём предназначении нравственного целителя общества и готов выполнить эту миссию даже вопреки воли этого общества: «Все “Тетради”, без исключения… наверняка вызовут неудовольствие по меньшей мере у трети читателей». [51]

Итак, журнал жил идеями Пеги, его страстями, его силой и его слабостями. Это была долгая и мучительная исповедь писателя миру. Журнал-исповедь, журнал-дневник — именно так бы ответили мы на приведенный выше вопрос журнала Эфор. И, быть может, именно эта неповторимо-личная, страстно-субъективная интонация «Двухнедельных тетрадей» определила их исключительное место в духовной атмосфере Франции на рубеже XIX–XX веков.

Примечания:

36. Цит. по: Péguy Ch. Œuvres en prose complètes: En 3 volumes. T. 1. P 699
37. Ibid. P. 700.
38. Ibid. P. 700.
39. Цит по: Laichter F. Péguy et ses Cahiers de la Quinzaine. Paris, 1985. P. 10.
40. Луначарский А. В. Т. 5. С. 246.
41. Péguy Ch. Œuvres en prose complotes: En 3 volumes. T. 1. P. 291–292.
42. Ibid. P. 294.
43. Ibid. P. 297.
44. Laichter F. Op. cit. P. 15.
45. Цит. по: Fraisse S. Les grandes étapes des «Cahiers de la Quinzaine» // La Revue des Lettres Modernes. Charles Péguy. 2. Paris, 1983. P. 39.
46. Роллан P. Собр. соч.: T. 2. С. 10.
47. Там же. Т. 14. С. 702.
48. Peguy Ch. Œuvres en prose complètes: En 3 volumes. T. 3. P. 352.
49. Ibid. T. 2. Р. 1271.
50. Ibid. Т. 1. Р. 1686.
51. Ibid. Р. 918.

Продолжение следует

Читайте также:

Отец Павел (Карташёв Павел Борисович). Шарль Пеги — певец и защитник Отечества

Добавить комментарий