Михаэль ДОРФМАН
«Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чём даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться»
Джордж Оруэлл «Памяти Каталонии»
Индигнаты (исп. indignados) – негодующие, возмущенные. С середины мая сотни тысяч, если не миллионы выходят на улицы и площади западноевропейских городов, собираются в скверах и парках, бастуют на предприятиях и в государственных учреждениях. Каирская площадь Тахрир пришла в Европу.
Мысли о новой крови
На лужайках Площади Каталонии их тысячи. В основном это молодые люди. Они выступают, беседуют, спорят. В палатках собираются импровизированные комиссии, рабочие группы, пытающиеся найти общий язык по вопросам экономики, экологии, иммиграции, прав женщин и меньшинств и много другого. Кто-то привёз еду. Где-то раздают воду, ношеную одежду. Кто-то развернул импровизированный детсад для детей демонстрантов. Где-то джазовая группа исполняет песни протеста. Везде плакаты: «Работа для молодых!», «Кончай политическую коррупцию»… Требуют убрать какого-то местного чиновника по фамилии Пуиг, пославшего полицию против народа. «Пуиг, у тебя ружья. Мы сильней, за нами люди!», — так описывает события в своей родной Барселоне мой друг Ксеска. Сама она, молодой юрист, тоже не может найти работу.
Кому-то атмосфера напоминает европейскую весну 1968 года, кому-то — канун разгрома Маргарет Тэтчер британского рабочего движения в 1970-х. Многие верят, что сейчас им успех обеспечен. Здесь мало надежды на левый истеблишмент, на политиков. Все вдруг стали экономистами, обсуждают вопросы, о которых не думали ещё несколько недель назад. Это поднимает сознательность, а с ней и политическую активность. Надеются не на сложившуюся иерархию власти, а на сетевую демократию. Палаточные городки протеста развернуты в десятках испанских городов, а также в Париже и Афинах. Кое-где мирный протест переходит в насилие. Везде есть элементы беспорядка. Однако по большей части протесты мирные.
В Афинах атмосфера куда более нервная. Демонстранты атакуют министерство финансов, пытаются прорваться к парламенту. Греческий политический класс понимает, что крепко держит если не за горло, то за другие чувствительные места всю политическую и финансовую систему Евросоюза. Если Греция обвалится, то потянет за собой немецкие и британские банки, а за ними рухнет вся финансовая пирамида современного свободно-рыночного капитализма, построенная на неумеренном потреблении и спекулятивных пузырях.
Греческие политики сумели провести в парламенте болезненные решения, продиктованные еврократами и Международным валютным фондом. Однако мало кто верит в то, что эти решения удастся выполнить. Политики изображают оптимизм. В Брюсселе говорят о смелости. Эксперты наоборот, выражают скептицизм. Би-би-си уже несколько дней интервьюирует ведущих экспертов. Общее мнение, что «с греков, по сути, нечего взять». У них всего-то есть туризм, оливковое масло, да ещё весьма дешёвая недвижимость. На вопрос «Что делать?» даются самые невероятные рекомендации: продать греческие острова Китаю, оккупировать Грецию, навести порядок, а ещё, оказывается, Грецию можно присоединить к богатеющей Турции.
Стелиос Дамианос, американский финансист, сотрудник крупнейшего инвестиционного банка, ведущий дела в Греции, на днях сказал мне, что их эксперты не верят в способность греческого правительства выдержать жесткую неолиберальную позицию: «Это те же самые люди, которые находятся у власти последние 30 лет. Они были большими растратчиками, так чего вдруг они станут большими экономами… Георгиос Папандреу – сын премьер-министра и внук премьер-министра – это всё политический класс, который отвечает за коррупцию, неплатёж налогов, чрезмерные уступки рабочим… Нужна новая кровь».
С рекомендацией банкира насчёт новой крови наверняка согласится большинство негодующих индигнатов на улицах Европы. Они тоже мечтают о новой крови, о создании новой левой политической альтернативы. Все понимают, что их естественный союзник — историческая европейская левая находится в глубочайшем кризисе.
Если не левые, то кто?
Что же происходит со старой левой в Европе? Левые партии остались у власти всего в двух странах – Испании и Греции. Обе эти страны прогибаются под бременем жесточайшего бюджетного дефицита, а процент безработицы достигает двузначных чисел. Левый истеблишмент шаг за шагом сдаёт позиции, а вместе с ними и социальные завоевания народа, достигнутые за последнее столетие. Пенсии, народное здравоохранение, социальная сфера и пособия по безработице постепенно сокращаются. Не похоже, что левые способны справиться и с ростом правого ксенофобского вождизма, а порой и откровенного фашизма, вроде Национального фронта во главе с Марин Ле Пен. Электорат радикальных правых повсюду состоит из трудящихся, голосовавших раньше за социалистов и коммунистов. Во Франции у НФ 36% избирателей — рабочие, в то время как у Саркози их 15%, а у социалистов 17% (данные до ареста Стросс-Кана). Ситуация всё больше похожа на ту, что сложилась в Германии в 30-е годы накануне прихода нацистов к власти.
Во главе левых партий оказались люди, находящиеся в плену свободно-рыночной идеологии. Вопреки требованиям демонстрантов «Пускай виновники кризиса заплатят за кризис» социалистический премьер министр Испании Хосе Луис Родригес Сапатеро решил игнорировать основы кейсианской экономической теории, на которой базируется западноевропейское социал-демократическое общество благосостояния. В ответ на кризис 2008 года Сапатеро пошёл по пути, прописанному Уолл-Стритом, урезал социальные права трудящихся, уменьшил зарплаты в общественном секторе, заморозил пенсии и увеличил возраст выхода на пенсию с 65 до 67 лет. Вместе с тем, он отказался увеличить налоги на капитал, на богатых. История подтвердила правоту Джона Кейнса, а не Мильтона Фридмана. С начала кризиса безработица удвоилась, а вера в способность левых вывести из кризиса сильно упала. Провинциальные выборы в мае сильно подорвали силы испанской Социалистической партии. Мало кто сомневается, что на выборах весной победят правые. Ситуация в Греции аналогична.
Свободно-рыночная экономика раз за разом доказывает, что она ведёт к уничтожению среднего класса, снижению качества жизни и производит лишь спекулятивные пузыри. Парадоксальным образом, каждый новый кризис всё больше укрепляет свободно-рыночную модель корпоративного капитализма, вымывает средний класс, расширяет социальную пропасть и подводит общество к критической черте, за которой назревает революционная ситуация. Но вовсе не факт, что радикальный перелом произойдет обязательно под знаменами социализма.
Что дальше?
Новейшие сетевые технологии помогли индигнатам выйти на улицы, собраться вместе. Это уже очень много. Ещё несколько лет назад казалось, что западное общество атомизировано, отчуждено и неспособно к прямому массовому действию. Стачки в Британии и США не достигли успеха в 1970-е, потому что обманутая свободно-рыночной идеологической демагогией улица осталась пассивной. Революционные события 1968 года во Франции или революция в Египте зимой 2011 года не могли бы состояться, если бы не массовые забастовки. Для достижения реальных результатов, индигнатам необходимы и старомодные элементы – политическая стратегия, ясные цели и организационная поддержка истеблишмента.
Если старая и прагматичная левая не сумеет поддержать идеализм индигнатов, то её шанс будет безвозвратно упущен. Будет упущен и шанс на мирное и постепенное реформирование общества. Будет открыт путь другим, куда более насильственным и безжалостным силам. Алексис де Токвиль как то отметил, что режимы, пришедшие к власти революционным путём, хуже и бесчеловечней дореволюционных.
Пока социалисты беспокоятся, что теряют поддержку народа, индигнаты верят, что они и есть народ, и если поддержат свой энтузиазм достаточно долго, то смогут завоевать поддержку масс. Их вдохновляет египетский пример. В палатках на Площади Каталонии в Барселоне, на Площади Синтагма в Афинах люди ясно говорят о своих заботах, тревогах, о том, что их не устраивает. Когда же заходит речь о позитивной части программы, то здесь полный разнобой, как всегда в новых зарождающихся движениях. Чем-то похоже на кипение идей в начале перестройки в СССР. Ксеска рассказывает о диспутах на темы «прямой демократии», солнечной энергетики, отказа от армии, веганства, функционального разнообразия, микроэкономики, анархизма и автономизма, о всеобщем конституционном праве на труд.
Вернувшийся из Испании на этих днях историк Майкл Казин, не мог удержаться, чтобы не вспомнить Джорджа Оруэлла. В «Памяти Каталонии» Оруэлл пишет про анархистов – детей бедноты, рабочего класса, борющегося за то, чтобы не быть винтиками в капиталистической системе: «Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине». Индигнаты – это уже дети благополучного потребительского общества, которое больше не нуждается в их труде. В Испании безработица среди молодежи достигает 50% (в Греции 23%, но там куда выше частичная занятость и другие формы скрытой безработицы). Основа «дивного нового мира» свободно-рыночного корпоративного капитализма – это финансы, недвижимость и страхование – отрасли, где не нужно много людей, а нужно много денег. Оно больше не нуждается не только в рабочих, чью работу давно перевели в дешевые страны Азии. Деланье денег из денег на бирже не нуждается даже в потребителях. Индигнаты куда больше похожи на «лишних людей» кануна Русской революции, чем на боевиков-анархистов Испанской гражданской войны.
Европейская молодёжь готова к радикальным действиям, если не получит поддержки мейнстрима. А поддержки пока не видно. «Социальное большинство», созданное коалицией демократической левой с профсоюзами, постепенно разваливается. Завинчивание экономических гаек вместе с ростом страха перед мусульманской эмиграцией постепенно превращает эту коалицию в достояние истории. В Америке, на родине свободно-рыночного капитализма, всё это случилось раньше, и предательство либералами своего электората уверенно хоронит самих либералов.
Мир пережил дефолт России и Аргентины, так что переживет и неизбежный дефолт Греции. Возмущённый народ Исландии заставил власть вырваться из тисков Всемирного валютного фонда. Люди отказались платить по долгам, которых они не брали. Надо сказать, что скандинавская или, как её еще называют, нордическая модель «государства общественного благосостояния» пока хорошо держится. Однако, это разговор особый, и непонятно пока, можно ли эту модель перенести в другие места. Хотя опыт правительства Нестора Киршнера, внедрившего элементы нордической модели в Аргентине, обнадёживает. Общественную справедливость и общественное благосостояние следует защищать всеми средствами. Ведь несправедливое общество рано или поздно становится дисфункциональным. А от этого никому не может быть хорошо, кроме моральных уродов, которым хорошо лишь потому, что другим плохо.
См. статью на эту тему «Массовое возмущение в Испании»/sensusnovus.ru. 26.06.2011
