Юрий СИМОНОВ. И куда меня занесло?

Продолжение «Арктического дневника»

18 июля, кажется, понедельник.

И опять ремонт

Мы идём назад, на чистую воду. Сколько еще будет «чистых вод»? У «американцев» постоянно ломается оборудование. Чаще это троса, крепящие косу со скегом, и компрессоры. Но если им требуется водолаз, то это значит, что поломки более серьёзного характера нельзя не предвидеть. Впрочем, серьёзные поломки уже были в первом случае, когда они разворачивали «длинную косу», на 4600 км. Поломки возникли еще при переходе из Турку в Киль.

Простои!

Мы не отработали и двух сейсмических профилей по плану. В первый раз, после аварии, «наши» и GXT приняли некое соломоново решение: мы друг другу нравимся, нам нравится скег с его косами из-за уникальности оборудования и тех данных, которые мы успели получить при работе на одной линии, и нам нравится оперативность, с которой вы ликвидируете неисправности, мы вам готовы оказать максимум помощи с нашей стороны, мы нравимся вам как партнеры, так давайте же так и запишем в протокол и будем работать дальше!

Однако уже сейчас, после второй поломки ясно, что дела идут тяжело, и это превращается в некую тенденцию. Не будем, однако, слишком пессимистичными. Интересно, какая была вибрация на «Фёдорове» при работе с малой косой?

Всё это наводит на мысль о том, что многое было заранее не предусмотрено, не просчитано, не протестировано и не испытано в различных лабораториях и в натурных условиях… Многое, если не всё, было сделано наспех при подготовке. Кому- то надо было делать всё быстро и «оперативно», начиная с июля, когда лёд в Арктике еще только начинает таять.

Наши, судя по всему, поверили обещаниям американцев, что работа будет сделана быстро и эффективно, т.к. их оборудование «доказало свою эффективность» в Арктике в прошлые годы во время их собственных операций. Всё это как-то настораживает и указывает на предстоящий в высокой степени вероятный неуспех нашей работы…

Но дело это имеет высокое политическое значение. Сам ВВП является заказчиком данного мероприятия! Думаю, что попытаются найти какое-то компромиссное решение, в высшей степени «соломоново», да простит меня незабвенный Соломон…

Вновь читал о Ю.О. Мартове и его отношениях с Лениным и большевиками. В целом, эти отношения укладываются  в рамки все той же парадигмы «меньшевики — большевики», но рассматривать которую можно и нужно не с точки зрения советской «официальной поповщины».

Всё в большей степени убеждаюсь, что меньшевики, в частности, их интернационалистское крыло, были в огромной степени правы, а неправы были как раз большевики! Это касается отношений с «мелкобуржуазной демократией»,  отношений с крестьянством, в отношении вообще к возможности «социалистической революции» в России, да и в мире.

Мартов и Ко после 1917 года были за участие в Советах, за дальнейшее развитие советской демократии (вспомним, что сделали большевики с Советами в 1918 году), за «советскую оппозицию» всей той мерзости, творимой безнаказанно большевиками в условиях их полного господства во власти от имени мифической «диктатуры пролетариата».

Особый вопрос — «перманентная революция» Троцкого.

Понятно, что если Мартов и его сподвижники и оппоненты среди меньшевиков отмечали авантюристичность большевистского курса на «социалистическую революцию», то и авантюристичность и невозможность «перманентной революции» была им также ясна. По сути, речь шла о невозможности перепрыгивать через объективные этапы развития, игнорировать их.

Решение большевиков ввести НЭП в 1921 году было отражением как раз понимания лидерами большевиков, наломавшими к тому времени «дров», необходимости учитывать объективную реальность и некоторое признание правоты меньшевиков, хотя решение о введении НЭПа и было задрапировано словесным хламом об усилении «смычки между рабочим классом и крестьянством».

Но большевики продолжали настаивать на однопартийности, то есть на власти РКПб, по сути, на власти партийного аппарата, всё быстрее становившегося аппаратом хозяйственным.

Упорно называя сложившийся режим большевистского всевластия, установившийся в результате террора в условиях Гражданской войны, «диктатурой пролетариата»,  Ленин и большевики оставались во власти самообмана и откровенно обманывали рабочий класс России, а также левое и коммунистическое движение в мире, «заговаривали ему зубы».

Никакой «пролетарской диктатуры» в СССР ни до НЭПа, ни в период НЭПа не было, и это ясно. Боюсь, что это было ясно и самому Ленину, и уж тем более кое-кому из наиболее трезвомыслящих партийцев. Другое дело, что Ленин был движим какими-то своими мотивами, оказавшись загнанным в угол реальным положением в партии и стране.

Его поиски выхода из ситуации, когда «не шофёр ведёт машину, а машина сама едет туда, куда ей надо», в борьбе с так называемым «бюрократизмом», были последними трагическими шагами по спасению того, чего уже не было!

При этом он одновременно наносил удары по оппозиции и по фракциям в партии, по тем, кто имел смелость утверждать факт отсутствия власти рабочего класса.

По Мясникову, который об этом заявлял открыто уже в начале 1920 года, по «рабочей оппозиции», по «сопроновцам», и по др. Не говоря уже о рабочих протестах, которые подавлялись самым варварским образом.

С крестьянством во время и после «военного коммунизма» хотя бы пытались заигрывать, компромиссы искали, придумали НЭП.

О меньшевиках, эсерах, анархистах и др. уже и говорить не приходится — их откровенно уничтожали и подвергали репрессиям, ошельмовывали.

То, что потом делали представители оппозиции, уже после смерти Ленина, было ничем иным, как попыткой в разном соотношении продолжать борьбу с «бюрократизмом» и за сохранение своего места в руководстве партии.

Явно и очевидно, что лично Ленин совершенно запутался в противоречиях, сложившихся к 1922 году в партии, но искал выход из них за счёт всё тех же надстроечных пертурбаций, за счёт усиления одних органов власти (РАБКРИН, изменение состава ЦК и ЦКК, и др) и уменьшения роли других, за счёт развития кооперации, которую он понимал по своему, а по сути и вовсе не понимал (в условиях производства стоимостей и товарности экономики господствующей формой кооперации могла быть только рыночная её форма, производственная и потребительная, либо их комбинации, а какая кооперация между рабочими — и вообще не понятно), и др. запоздалыми мерами.

Это был тупик!

По сути, можно констатировать, что начало конца большевизма как революционного движения очень быстро стало явным и свершившимся фактом уже с декабря 1917 — первой половины 1918 года.

Мартов и его сторонники видели и понимали это куда чётче и яснее, чем большевики. Но и представители других течений в ком- и соцдвижении видели это! Тот же Антон Паннекук, например. Или Анжелика Балабанова и Джон Рид. А ещё до них, до своей трагической смерти многое успела заметить Роза Люксембург, меча громы и молнии в адрес сверхцентрализма большевиков. Или Амадео Бордига и др.

«Левый коммунизм» в этой связи стал реакцией части как российского, так и международного коммунистического движения на то, что творилось в Советской России и в РКП (б) в условиях однопартийной диктатуры.

А. Паннекук как один из ярчайших представителей этого направления стал одним из самых громких выразителей антибольшевистских и антиленинских настроений в международном комдвижении и в Коминтерне.

Что сближает Паннекука и Мартова в их критике большевизма и ленинизма, несмотря на то, что оба представляли разные течения в левом и социалистическом движении? Были ли какие- то общие мотивы  в их критике большевизма?  И что отличает их позиции?

Представляется, что в качестве общего можно выделить их отношение к советской власти, к Советам как к власти, порождённой снизу, инициированной творчеством масс как продукт революционного «брожения». Но ведь и Ленин и Ко рассматривали Советы именно в таком ключе! Но ни Паннекук, ни Мартов не участвовали в разгроме Советов в первой половине 1918 года! Более того, они выступали за развитие и расширение Советской демократии в тех условиях как за реальную альтернативу политике насилия по отношению не только к «буржуазии», но и по отношению к другим слоям населения, к крестьянству в первую голову, к Советам как альтернативе партийной диктатуре большевиков.

У Паннекука это было выражено ярче, чем у Мартова. У него это проявлялось ещё и в его крайне критическом отношении к власти партии «авангардного типа» вообще как к власти партийного аппарата. Паннекук последовательно рассматривал Советы, производственные и отраслевые, как единственную форму самоорганизации и власти рабочего класса, рабочей демократии.

Мартов рассматривал Советы как одну из форм такой демократии в условиях господства капиталистического способа производства и борьбы рабочего класса за своё положение в обществе, наравне с другими, например, местными органами самоуправления городского населения, органами парламентской демократии и др.

В целом, это понятно: Паннекук, насколько я знаю по его работам, не рассматривал возможность параллельного существования различных центров власти, а рассматривал только наиболее возможные и эффективные формы победившей пролетарской диктатуры. Мартов же подходил к вопросу более широко, рассуждая о реалиях того времени, понимая, что рабочий класс в тех условиях был не способен осуществлять полную власть в обществе, а только делал первые шаги, первые подступы к завоеванию такой власти.

Это было созвучно настроениям не только меньшевиков всех направлений, но и части большевиков, которых называли «правыми», — Камененева, Рыкова, Ногина, и др., и которые считали необходимым сочетание Советов с другими формами власти, в частности с Учредительным Собранием и с тем, что явилось бы миру после принятия Учредилкой конституции.

И Мартов, и Паннекук понимали, что без демократии, без широкого участия масс в управлении было невозможно осуществлять ту форму диктатуры, которую традиционно называют «пролетарской диктатурой», но которая диктатурой по большому счёту уже не может быть в условиях отмирания классов.

А ведь социализм — это такое состояние общества, в котором классы уже отмирают, если уж по Марксу… И почему в таком обществе должна обостряться классовая борьба — непонятно!

Отсюда — их «левых» (и «правых») коммунистов и социалистов неприятие практики большевизма, их стремление по своему показать необходимость альтернативы однопартийной диктатуре большевиков, их конфликт с Лениным. В этом суть их позиций и подходов при всех их различных нюансах. Увы, их взгляды так и остались на уровне теории, нереализованной на практике.

Надо все же отдать справедливость Ильичу: он также отстаивал ту точку зрения, что власть без масс — это власть меньшинства над большинством. Это мы все штудировали в институтах по курсу истории партии, нас это заставляли конспектировать подробным образом. Об этом тысячи раз говорилось и «пелось» советскими пропагандистскими органами.

Но слова Ленина и его дела, даже тогда, когда он судорожно пытался исправить ситуацию в конце жизни, каким-то удивительным образом расходились с реальностью, вступали с ней в странное противоречие.

Почему?

Да потому что, презрев принципы демократии, объявив демократию «классовой» и «пролетарской», то есть отвечающей интересам определённого класса, презрели и рабочий класс, вспоминали о пролетариате тогда, когда он окончательно был лишён рычагов влияния на власть, когда пролетариат был нужен для исполнения роли статиста, для пополнения им правящего аппарата. А в «свободное» время пролетарские протесты безжалостно подавляли.

В этом — суть большевистской политики — в расхождении между декларируемым и реальным, словами и практикой. В этом суть провала большевизма как революционного движения, хотя можно ссылаться на особые обстоятельства, отсутствия «мировой революции», и т.д.

Суть краха большевизма как революционного движения в том, что он быстро вступил в конфликт с теми самыми «непосредственными производителями», рабочим классом, интересы которого брался защищать вместо самого рабочего класса.

Крах большевизма в том, что он презрел свои собственные принципы более раннего времени, те из них, что делали большевизм привлекательным для масс. Но при этом никогда этого не признавал, во всяком случае, устами своих лидеров. Ленин, правда, «извинялся» как-то робко «перед нашим рабочим классом», но основные принципы большевизма не пересматривал.

Крах большевизма — в его приходе к безраздельной власти, тем более в отсталой стране.

Большевизм по-прежнему привлекает к себе внимание левых, завораживает многих, как старых, так и «малых».

С одной стороны И.Г. Абрамсон, кажется, Т.И.Филимонова, и пр., с другой  — всякие пацаны и девчонки из малых и сверхмалых революционных групп и группочек.

Впрочем, Т.И., кажется, «плехановка».

Надо будет по приезде вновь поинтересоваться у Крохина материалами о рабочих Северного Совнархоза в 1917-м или начале 1918 года, которые якобы пытались планировать. Никто из историков, кого бы я ни спрашивал, не смог до сих пор ничего сказать, что за попытка планирования рабочими была. Крохин «знает» что-то такое, чего остальные не знают… Он у нас — носитель «тайного знания». Крохин вообще живёт в мире, им самим придуманном, и в этот «сказочный» мир пытается завлечь «наиболее достойных». Но многие, большинство, его не понимают, а потому не достойны!

Это же касается и планирования. Это у него некий талисман, с помощью которого он оценивает социалистичность или несоциалистичность общества. Если, к примеру, взять группу членов какого-нибудь племени из лесов Амазонки и дать им «планирование», то это уже социализм по Крохину. По крайней мере, его логика такова.

Надо дать Крохину в качестве эксперимента такую страну, как Сомали, и попробовать поставить там эксперимент по «планированию» — вот будет «сенсация века»! Впрочем, в Сомали уже пытались делать что-то в этом плане, ещё в 1960 годы, и это мероприятие закончилось крахом.

В Монголии, в момент её «перепрыгивания» из феодализма сразу в социализм (на хорошем айратском коне ещё и не туда можно перепрыгнуть!) тоже было «планирование»: как известно, монголы «перескочили» из феодализма сразу в социализм. И все благодаря «планированию»….

Вспоминаю студенческие и более ранние годы: помню, как менты нам, молодым комсомольским дружинникам, рассказывали, что им «спускают план» по отлову криминального элемента, в том числе «трудных подростков». То же ведь «социализм»: где ещё такое найдёшь в мире?!

Это тебе не анархия рынка: отлавливать преступников по плану можно и нужно…

Еще один «революционный кадр» — «революционер» со странной кличкой Лось из ДСПА! Тот еще «кадр»… Многих других, включая Дроздова и пр., считает недостойными быть участниками революционного и рабочего движения. Причем сам не добился никаких успехов в том же «органайзинге», ничего не добился в профсоюзной работе. Но статьи пишет «революционные», «зажигающие», про таджиков-иммигрантов как о «новом авангарде нашей эпохи»! А как же украинцы, которые составляют большинство рабочей силы среди трудовой миграции в России? Оккупировал с группой других «революционеров» газету «Верное решение» и не пускает туда «всяких там», типа меня. Ну и пусть его… Стало ли лучше для «Верного решения»?

Тем драматичнее и забавнее будет развязка этой истории с «революционерами».

Самое драматическое во всей этой истории то, что все они, эти наши «революционеры», на полном серьёзе считают именно себя «истинными», а остальных, за исключением нескольких близким к ним — липовыми…

Очень хочется домой!

Хочется поехать куда-то в другое место, ближе к земле, и быть полезным «земной тверди», а не морской стихии! Пусть даже это грозит очередным столкновением с «революционерами»…

Впрочем, ожидание конечной развязки драмы нашего положения в Арктике требует напряженного внимания. Ещё много интересного впереди.

А пока в течение нескольких дней будет очередной простой с сейсмикой, хотя другие работы будут производиться, например, гидрография с помощью многолучевого эхолота, но это не американское оборудование.

12:00 того же дня.

Сон, особенно когда он глубок и не прерываем — удивительное состояние. Оно тем более удивительное на судне, где спать хочется почти все время. Все попытки проснуться утром на завтрак ни к чему не привели. Шум двигателей, покачивание, а иногда и лёгкое «встряхивание» на волнах создают особый убаюкивающий эффект.

Этот эффект усиливается отсутствием реальной работы, ибо понятно, что в ближайшее время «Фёдоров» сейсмикой заниматься не будет, а «Россия» пойдёт к Шпицбергену.

В «России» работы сейчас, после очередной аварии на «Фёдорове», для меня нет, и наступило удивительное состояние — можно часами сидеть за компьютером или лежать в кровати.

Последнее решение руководства: меня пока оставить на «России»! На пару суток, пока «Россия» не пойдёт к Шпицу, а пойдёт она туда не ранее, чем через трое суток. Они на «Фёдорове» решили делать шестой профиль!

Они сумасшедшие?

Без запчастей, при постоянном расходе немногого оставшегося, с поломанным компрессором! Думаю, судьба шестого профиля решится очень быстро, как первого и четвертого…

Это — от «лёгкого» уныния… Остаётся только наблюдать и делать дальнейшие выводы. Из «Фёдорова» я остался один на ледоколе. Ну что же, можно будет при случае сходить в спортзал и попробовать провести какое-нибудь «спортивное и оздоровительное мероприятие».

А пока опять лечь спать?

Да уж…..

На улице снег.

Легкий июльский снежок, на фоне летнего моря, покрытого тонкой корочкой льда… А кое-где и толстой «корочкой», двух- и многолетним льдом.

Видели впереди по курсу тюленя. Он, правда, быстро нырнул, не желая особо общаться с нами. Где-то должны бродить и медведи, чтоб тюлень не дремал…

И куда меня занесло?

Продолжение следует