Продолжение. Начало здесь.
II
— Что подразумевается под словом «интеллигенция»? Это неясное выражение, содержание которого трудно обобщить, потому что оно прилагается к разнообразным категориям лиц, не подходящих под одно определение. В действительности, под этим выражением подразумевают всех людей, сколько-нибудь культурно развитых, получивших, например, среднее или высшее образование, а прежде всего тех, которые занимаются свободными профессиями: адвокатов, судей, врачей, инженеров, профессоров, чиновников, журналистов, писателей и т. д. Сюда же причисляют служащих в конторах, наставников, воспитателей и т. д. — одним словом, всех тех, практическая деятельность которых исключительно мозгового характера; в этом именно смысле выражение умственный противопоставляется выражению физический.
Всякий хорошо знает, насколько эта разница между умственным трудом и физическим не обоснована ни формально, ни по существу. В физическом труде умственное напряжение вовсе не исключается, и, в свою очередь, многие так называемые интеллигентные профессии совсем не требуют умственного напряжения. Но это различие нам дано исторически, благодаря развитию современного производства. Маркс отметил этот процесс, говоря: «Обширное механическое производство ускоряет разделение ручного труда и интеллектуальной силы производства, причём оно превращает последнюю во власть капитала над трудом». Это разделение работников на умственных и физических является основой современной социальной иерархии: оно поддерживает подразделение на высших и низших, управляющих и управляемых.* (*“Поэзия, философия, литература не были в прекрасные времена древности исключительными профессиями, как в нашем современном обществе. Можно было быть философом или поэтом, как теперь честным человеком, занимая какое угодно житейское положение. Не представлялось необходимости ни в материальном побуждении, ни в официальных институтах, чтобы возбудить усердие в исследовании или вызвать поэтическое произведение. Непосредственной любознательности и инстинкта прекрасного было достаточно для этого. Аммониус Сакас, основатель одной из самых абстрактных школ древности, был носильщиком”. Ренан: L’ etat d’ esprits en 1849 (Questions contemporaines, p.319)).
Из всего этого следует, что господствующей характерной чертою интеллигентов является разнородность групп, между которыми они распределяются. Адвокат и инженер, врач и профессор, химик и журналист имеют интересы профессиональные, а не классовые. В своём очерке о социализме и интеллигентах, появившемся в 1895 году, Каутский совершенно справедливо отметил эту черту. Интеллигенты распределяются по очень разнообразным категориям, представляющим обособленные круги; внутри каждого такого подразделения существует только, так как сказать, корпоративная связь. И даже во всякой категории профессиональные интересы лиц, её составляющих, далеко не одинаковы. Положение бедного журналиста, например, с жалованьем 150-200 франков в месяц, имеет мало общего с положением редактора, получающего 1000-2000 за то же время.
Из этого достаточно явствует, насколько неточно выражение «интеллигентный класс».
Классом называется категория людей, стоящих на одной экономической плоскости и связанных однородными материальными и нравственными интересами. Класс определяется именно тем, что внутренняя солидарность, спаивающая его членов между собой, постоянно и одновременно опирается на экономические и нравственные основы. Можно сказать: класс капиталистов, класс землевладельцев, класс пролетариев, потому что все эти социальные категории опираются на определённые экономические явления и однородные интересы: доход и его возрастание, прибыли и её увеличение, заработок и его повышение. Ничего подобного нет среди интеллигентов: они не образуют одного целого, у них не может быть общей, в строгом смысле этого слова, борьбы. Они не составляют класса для себя; они только существуют для других классов. Не живя однородною жизнью, не имея собственной идеологии, они защищают интересы и идеи тех классов, к которым они себя причисляют. Таким образом, интеллигенты играют роль только пособников: они являются тем, что Маркс называет идеологическими представителями классов, с которыми они слились.* (* “Демократы делаются представителями мелкой буржуазии потому, что мозг их не может перейти границы, которые мелкий буржуа не в состоянии перейти в жизни: первые, таким образом, теоретически приведены к тем же проблемам и тем же выводам, которые выгода и социальное положение навязывает вторым. Такова, впрочем, обыкновенная связь, существующая между политическими и литературными представителями данного класса и классом, который они представляют”. К. Маркс. “XVIII Брюмера Луи Бонапарта III”, стр.242 французского перевода).
Рассеянные по различным социальным слоям, служа им и заимствуя их концепции, разве могут они быть связанными между собою узами действительной солидарности? Вот почему между ними сказывается более ярко, нежели во всякой другой социальной категории, ревнивая конкуренция, лютое соперничество, дух интриги, бешеная погоня за местом. Таким образом, выражение «класс интеллигентов» есть злоупотребление словом. Подкласс подходит больше, а ещё лучше внекласс.
Исторически интеллигенты сыграли преобладающую роль в развитии современного политического общества. Энгельс в своих знаменитых письмах об историческом материализме подчеркнул это совершенно достаточно, чтобы стоило настаивать ещё. Но, допустив влияние идеологии, надо признать также, что мысль отражает жизнь: наш ум может работать только над тем материалом, который доставляет ему действительность. Таким образом, идеологические системы — область интеллигента — могут иметь значение только в том случае, если они передают экономическую действительность и точные стремления данных классов. И только с этой точки зрения влияние идеологии и идеологов сказывается всюду в современной истории. Кто же будет сомневаться во влиянии юридических и нравственных систем, бывших последовательно монахов средневековой церкви, законоведов королевства, юристов французской революции?
С веками только общественное положение интеллигентов изменилось, но не их роль. Аристократическая и привилегированная каста учёных теряла свою независимость по мере того, как развязывался капиталистический способ производства. Эту эволюцию нетрудно проследить.
В то время, как буржуазный класс намеревался разрушить старые социальные рамки и подготовлял себе триумфальный выход на политическую арену, интеллигенция не отправляла в обществе каких-либо специальных функций, но была связана с его общим развитием. Не имея положительных экономических интересов, стоя выше и вне социальных конфликтов, она защищала всеобщие интересы. В борьбе против господствующих сил она представляла собой критический разум. Её главная роль состояла в том, чтобы разрушить власть, лежащую в основе старого режима. Она мыслью уходила за пределы данного исторического момента и этим способствовала победе буржуазии. Она помогла ей эмансипироваться.
Но как только буржуазия завоевала своё положение, возник антагонизм между вновь торжествующим классом и интеллигенцией: историческая эволюция поставила их теперь лицом к лицу. По мере того, как оппозиция между капиталом и трудом усиливается, интеллигенция попадает во всё более и более зависимое от капитала положение. Освободившись от других забот, буржуазия останавливает всё своё внимание на классовых разногласиях и старается разрешить их в свою пользу. Ей нужны люди просвещённые, чтобы упрочить своё владычество, они ей необходимы и для его поддержания. Во всё возрастающих размерах она сваливает заботу мыслить на интеллигенцию и тем самым усиливает её рост. Всевозможные таланты: инженеры, химики, агрономы и т. д. создаются непрерывно, сообразно с умножением требований промышленной эволюции. С другой стороны, государство развивается, общественная и частная администрация увеличивается, организуется обучение, распространяется журналистика: сколько причин для чудовищного развития интеллектуальных сил, которое и приводит вскоре к огромному перепроизводству их.
Но вместе с перепроизводством способностей капиталистический режим опошляет мысль, низводя её до положения простого товара, подчинённого закону спроса-предложения. Буржуазия не хочет знать бескорыстных изысканий, науки, искусства. Она требует от своих лакеев пера фабрикации интеллектуального продукта, соответствующего её вкусу и её умственному развитию. А что это за вкус, что за развитие, известно всем. Низменные «артистические» и «литературные» произведения, которыми переполнен рынок, служат прекрасным доказательством высоты умственного стремления господствующего класса. * (*По поводу этого прислужничества мысли у Ренана есть чудная страница, которую следует вспомнить: “Тот, кто обязан жить интеллектуальным производством, должен прежде всего думать о том, чтобы предугадать запрос богачей и широких масс, и сообразоваться с ним. А между тем, чего хочет богатый, чего спрашивает широкая публика от интеллектуального произведения? Может быть, серьёзной литературы? Или возвышенной философии? А от искусства, может быть, они требуют чистого и строго творчества, чудного нравственного создания? Ничуть. Им нужна развлекающая литература: фельетоны, романы, остроумные пьесы. Так как богачи и толпа регулируют, в большей или меньшей степени, литературные и артистические произведения по своему — хорошо известному — вкусу, и так как их вкус тяготеет по большей части (есть благородные исключения) к легкомысленной литературе и искусству, недостойному этого имени, то неизбежно получается, что подобное положение вещей опошляет литературу, науку и искусство. Действительно, вкус богача и ротозея, обуславливая плату, делает то, что жокей, танцовщица, отвечающие этому вкусу, являются более ценными личностями, чем учёный и философ, произведения которых мало покупаются”. Renan “Questions contemporaines”(p. 317 ct 318). К этому Ренан прибавляет следующую выноску, важность которой не ускользнёт ни от кого: “Я уверен, что, если бы городские рабочие имели более свободного времени, чтобы создать свою литературу, она была бы сильной и здоровой”.
С другой стороны, это перепроизводство интеллигентов понижает содержание или жалованье. Количество людей не у дел, выброшенных за борт своего сословия, неудачников, бедняков всё растёт, конкуренция между ними становится ужасной. И начинает тогда формироваться то, что неточно названо интеллигентным пролетариатом *. (*“Каутский замечает, что их нужно сравнивать со средневековыми подмастерьями. Они также очень похожи на кустарей, которые имеют собственные инструменты, но сидят без дела за недостатком заказчиков. Они льнут к мелкой буржуазии и стараются втянуть социализм на путь, благоприятный их интересам; их социализм одновременно реакционен и утопичен, как социализм мелкой буржуазии”. G. Sorel: L’ Avenir Socialiste des Sindicals, p. 22).
Мы уже напоминали, что признак пролетариата заключается в его роковой связанности, по самим классовым условиям, с его ненадёжным и неизбежно злосчастным положением, без возможности выхода из него посредством внедрения его в буржуазное общество. Чтобы изменить своё положение, он должен уничтожить это самое общество. Для незанятой же или эксплуатируемой интеллигенции нет другого выхода, как внедрение в капиталистическое общество: они должны найти в нём тёплое местечко для себя, а не разрушать его.
Правда, непрерывное возрастание интеллектуальных способностей делает такое решение вопроса невозможным. Уже образовался и растёт с каждым днём контингент интеллигентов, который находится в отчаянном положении и без всякой надежды выйти из него. Положение это с внешней стороны, действительно аналогично пролетарскому, но интеллигенция эта – всё-таки не пролетариат: она просто отбросок современного общества, а не залог будущего.
Но откуда они, эти люди, число которых растёт, не переставая, в силу экономических, политических и административных требований общественной жизни? Увеличиваясь самопополнением, они выходят из мелкой буржуазии и крестьянской среды. Это явление очень ясно указано Каутским в уже цитированной нами статье. Он говорит: «Образуется новый многочисленный класс, беспрерывно увеличивающийся рост которого, при известных условиях, может вознаградить те потери, которые доставляет среднему классу падение мелкой промышленности и торговли». Движение это сделалось всеобщим: нет страны, где бы мелкие буржуа и крестьяне не толкали своих сыновей к интеллигентным занятиям, посредственным, но издали кажущимся обеспеченными и блестящими.
Стало быть, если попробуем вдвинуть интеллигенцию в систему капиталистического производства, мы поймём, что она связана с разделением общества на классы, но именно с самою системою в её целом. Только косвенным образом она старается войти в рамки того или другого класса.
Это положение придало ей особую психологию. И эта-то психология, общая для большинства интеллигентов, в особенности позволяет соединить их в одну категорию. Образованный класс, класс мыслящий (la classe pensante), по одному тому, что получает привилегированное воспитание и высшее образование, легко воображает себя независимым от социальных конфликтов; он думает, что он один является представителем всеобщих интересов, образуя интеллектуальную аристократию. Большинство интеллигентов более или менее презирают рабочего и без труда допускают, что они одни способны всё понять, всем управлять, всему давать тон и направление. «Работа рабочим, власть образованным людям!» — вот их формула социальной иерархии. В самом деле, не французский ли публицист Генрих Беранже в своей столько же знаменательной, сколько высокомерной книге «Интеллектуальная аристократия» поставил кандидатуру интеллигенции на мировое диктаторство?
Впрочем, традиции служат оправданием подобным претензиям. Государство с давних пор находится в руках профессиональных политиков. Господствующие классы, совершенно поглощённые производством и обменом, платят им, чтобы те управляли в их пользу. Сорель очень справедливо определил государство как «группу лиц, эксплуатирующую привилегированные классы в дающую последним в обмен силу эксплуатировать трудящиеся классы»* (*“Настоящее призвание интеллигентов состоит в эксплуатации политики; роль политиков совершенно аналогична с ролью придворных, и она не требует промышленных способностей. Не нужно говорить им об уничтожении традиционных форм государства; в этом именно их идеал, каким бы реакционным он ни казался революционным добрым людям. Они хотят убедить рабочих, что интерес последних состоит в том, чтобы вручить им власть и согласиться принять иерархию способностей, которая подчиняет рабочих власти политиков». G. Sorel: L’ action Socialiste des Syndicats. p. 23)
В этом смысле интеллигенция, действительно, образует обособленную касту, которая выделяет себя из общества, чтобы лучше грабить его. Нужды нет, что партии борются между собой: они все походят друг на друга. Интеллигенты, одновременно образуя и их генеральный штаб и их клиентуру, направляют их к завоеванию Государства, чтобы эксплуатировать его в свою пользу. Правительство живёт управляемыми.
Продолжение следует
Печатается по: ЛЯГАРДЕЛЬ Юбер. Революционный синдикализм. СПб.: Шиповник. 1906.
