Волю убили начальники

Дмитрий ЖВАНИЯ

Централизм или регионализм, империя или федерация, государство или свободная ассоциация граждан — во всём мире наблюдается противостояние этих принципов организации общества. В Испании живо обсуждается каталонский вопрос, во Франции — корсиканский, в Великобритании — ирландский. В Мексике индейцы штата Чьяпас хотят жить по своим законам — законам Лакандонской сельвы, заявляя при этом устами своего «пиар-менеджера», субкоманданте Маркоса о готовности вступить в диалог со всеми общественными силами страны.

В России Кремль взял под контроль все ресурсы страны. Граждане отстранены от процесса принятия решений, жители регионов лишены даже права выбирать себе начальство — губернаторов, а если им и позволяют выбирать, то только из кандидатов, которых пропустили через «президентский фильтр». Чем закончится эта борьба? Попробуем найти ответ у Петра Алексеевича Кропоткина.

Кропоткинская основа

Вклад Петра Алексеевича Кропоткина в развитие географии и естествознания не оспаривается. Когда же речь заходит о социальной доктрине, то есть об анархическом коммунизме, то она как бы по умолчанию признаётся утопией, оптимистической фантазией великого гуманиста. В годы перестройки некоторые авторы пытались, правда, обсуждать идеи Кропоткина о кооперации.

Но когда мода на кооперацию прошла, замолчали и об этой стороне кропоткинской концепции. Причём, что поразительно, от Кропоткина предлагают отказаться даже некоторые нынешние анархисты. Чтобы понять современный капитализм, «нужно вместо Кропоткина и Бакунина изучать сводки с фондовых рынков. Вместо никому не нужных, выдуманных программ — данные Госкомстата», —  предлагает своим товарищам один из авторов сайта анархистов-коммунистов «Автоном.орг».

Звучит бодро. Но вместе с водой анархист начала XXI века выплескивает ребёнка, рискуя превратиться в банального биржевого аналитика. В основе кропоткинской концепции анархического коммунизма лежат его исторические взгляды на государство и появление чиновничества, которые, на наш взгляд, весьма актуальны.

Гражданин или подданный?

Историю человеческого общества Пётр Алексеевич рассматривал как циклическое и прерывистое развитие. В этом его отличие от подхода другого «отца анархии» — Михаила Бакунина, который был диалектиком и, признавая, естественно, революционные скачки в истории, не склонен был разбивать историю на циклы. Каждый цикл исторического развития человеческой цивилизации, учил Кропоткин, полностью исчерпывает себя, пройдя через все общественные формы. Затем наступает кризис данной цивилизации, и она сходит с исторической сцены, чтобы уступить место новой нарождающейся цивилизации.

«История, — писал Кропоткин, — не представляет одной, непрерывной линии развития. По временам развитие останавливалось в одной части света, а затем возобновлялось в другой. Египет, Азия, берега Средиземного моря, Центральная Европа поочерёдно пребывали очагами исторического развития. И каждый раз развитие начиналось с первобытного племени; затем оно переходило к сельской общине; затем наступал период вольных городов и, наконец, период государства, во время которого развитие продолжалось некоторое время, но затем вскоре замирало» (Кропоткин П. А. «Государство, его роль в истории //Анархия, её философия, её идеал»).

По мнению Кропоткина, «через всю историю нашей цивилизации проходят два течения, две враждебные традиции: римская и народная; императорская и федералистская; традиция власти и традиция свободы». Кропоткин исходит из того, что власть над обществом и государство — не одно и тоже. С его точки зрения, государство – это «сосредоточение управления местною жизнью в одном центре».

Государством «в точном смысле слова» была Римская империя, поэтому не удивительно, что «до сих пор она остаётся идеалом всех законников»: «Её органы сетью покрывали её обширные владения. Всё сосредоточилось в Риме: экономическая жизнь, военное управление, юридические отношения, богатства, образованность и даже религия. Из Рима шли законы, судьи, легионы для защиты территории, губернаторы для управления провинциями, боги… Единый закон, закон, установленный Римом, управлял империей; и эта империя была не союзом граждан, а сборищем подданных». Гражданин — это свободный человек, который осознаёт свои права, а подданный — раб государства.

Община вместо рабства

Кропоткин доказывает, что современные государства сформировались лишь в XVI веке. До этого европейцы, наследники варваров – германцев, кельтов, славян — жили сельскими общинами, а потом создали вольные города.

«Основанная на общем владении землёй, а нередко и на общей её обработке, обладающая верховной властью, и судебною, и законодательною на основании обычного права, сельская община удовлетворяла большей части общественных потребностей», — полагает анархист.

На рубеже тысячелетий начались крестовые походы, которые способствовали «пробуждению и развитию» в европейцах «варварского духа свободного почина и свободного соглашения»: «И вот в двенадцатом столетии по всей Европе вспыхивает с замечательным единодушием восстание городских общин, задолго до этого подготовленное этим федеративным духом и выросшее на почве соединения ремесленных гильдий с сельскими общинами».

И «этой революцией началась новая полоса жизни — полоса свободных городских общин». Таким образом, «средневековая община составилась, с одной стороны, из сельской общины, а с другой — из множества союзов и гильдий, существовавших вне территориальных границ. Она образовывалась из федерации этих родов союзов, под защитой городских стен и башен».

Революция вольных городов приобрела интернациональный характер: «В течение одного столетия это движение распространилось (нужно заметить, путём подражания) с замечательным единодушием по всей Европе. Оно охватило Шотландию, Францию, Нидерланды, Скандинавию, Германию, Италию, Испанию, Польшу и Россию». Чтобы доказать, что вся Русь пережила расцвет именно в период удельно-вечевой демократии, то есть тогда, когда была покрыта сетью вольных городов, Кропоткин ссылается на труды историка Николая Ивановича Костомарова (а сейчас он мог сослаться ещё на исследования профессора Игоря Фроянова).

Что касается западной истории, то тут нет недостатка в источниках, которые доказывают, что именно в период вольных городов Европа переживала социальный, экономический, научный и культурный подъём. «Благодаря свободе организаций от простого к сложному, тому, что производство и внутренний обмен велись ремесленными союзами (гильдиями), а внешний обмен и закупка главных предметов потребления производилась самим городом, — средневековые города в течение первых двух столетий своего существования сделались центрами благосостояния для всего своего населения, центрами богатства, высокого развития и образованности», — отмечает Пётр Алексеевич.

Во всём, что делалось в средневековых городах, Кропоткин видит «отпечаток духа изобретательности и искания нового, дух свободы, вдохновлявший весь труд, чувство братской солидарности, которая развивалась в гильдиях, где люди объединялись не только ради практических нужд своего ремесла, но и связаны были узами братства и общественности».

Он особо подчеркивает, что ремесленные союзы налаживали и поддерживали свои торговые связи «совершенно независимо от городов», вступая в договоры «помимо всяких национальных делений». «И когда мы теперь гордимся международными конгрессами рабочих, мы в своём невежестве совершенно забываем, что международные съезды ремесленников и даже подмастерьев собирались уже в пятнадцатом столетии», — наверное, это замечание Кропоткин как бы посылает в адрес марксистов. Для Кропоткина важно и то, что «в случае неумения решить какой-нибудь запутанный спор, город обращался за решением к соседнему городу». «Дух того времени — стремление обращаться скорее к третейскому суду, чем к власти, – беспрестанно проявлялся в таком обращении двух спорящих общин к третьей», – подчёркивает анархист.

Что касается внутренней борьбы в средневековых городах, например, между «молодыми ремёслами» и «старыми», то Кропоткин видит в этом «залог вольной жизни этих городов». «Я вижу, как после каждого из таких столкновений жизнь города делала новый и новый шаг вперёд», – восклицает он. «Дело в том, — объясняет Пётр Алексеевич, — что в вольных городах борьба шла для завоевания и сохранения свободы личности, за принцип федерации, за право свободного союза и совместного действия. <…> Есть борьба, есть столкновения, которые убивают, и есть такие, которые двигают человечество вперёд».

Новые варвары

Но вот в XVI веке явились «новые варвары» и разрушили цивилизацию средневековья, федерацию вольных городов. «“Новые варвары” — это никто кто иной, как государство», то есть «вновь возникший тройственный союз между военным вождём, судьёй (наследником римских традиций) и священником, тремя силами, соединившимися ради взаимного обеспечения своего господства и образовавшими единую власть, которая стала повелевать обществом и в конце концов раздавила его». То есть «новые варвары» — это начальники, светские и духовные.

В борьбе с вольными городами «новые варвары» опирались на деревню. «Как древнегреческие города не сумели освободить рабов, так и средневековые города, освобождая граждан, не сумели в то же время освободить от крепостного рабства крестьян», — сожалеет Кропоткин. Для него не секрет, что горожане «начали подражать дворянам: они сделались, в свою очередь, господами и стали обогащаться за счёт труда крепостных, вне городских стен». Поэтому не удивительно, что «короли, императоры, цари и папы нашли поддержку в крестьянстве, когда они начали собирать свои царства и подчинять себе города».

Римский юрист и поп — вот под чьим тлетворным влиянием «старый федералистский дух свободного почина и свободного соглашения вымирал и уступал место духу дисциплины, духу правительственной и пирамидальной организации». На Руси царство сложилось под покровительством монгольских ханов, а в центре Европы сильные государства возникли ещё и для того, чтобы дать в XV веке отпор завоевателям-туркам, которые в 1453-м подошли к стенам Вены.

Государство, уничтожая вольные города, преследовало как политический, так и экономический, финансовый интерес. Когда оно почувствовало себя полным хозяином, «оно решилось наложить руку на все без исключения народные учреждения (гильдии, братства и т. д.), которые связывали между собой ремесленников и крестьян. Оно прямо уничтожало их и конфисковало их имущество». Государство не может допустить, «чтобы граждане образовали в своей среде союз, которому были бы присвоены некоторые обязанности государства».

Город над вольной Невой?

В России выстроена «вертикаль власти», в результате чего «дух дисциплины, дух правительственной и пирамидальной организации» убил «дух свободного почина». Мы получили стабильность, только это — стабильность кладбища. Поэтому нечего удивляться, что провинция продолжает вымирать. А ведь всё могло быть иначе, если бы города и регионы России добились воли и сами, без оглядки на Кремль, решали, с кем поддерживать отношения, какие отрасли и профессии развивать. Тогда бы Россия стала настоящей федерацией – федерацией вольных городов и свободных регионов, а не империей, где хорошо живёт только начальство, высасывая соки из всей страны. Остаётся надеяться только на прогноз старика Кропоткина — империи рано или поздно разлагаются. И, может быть, на месте районного центра на берегах Невы появится вольная социальная  республика Санкт-Петербург.