Валерия СТРЕЛЬНИКОВА
Опальный депутат, беспартийный коммунист, несломленный лидер… Пройдя через тернии и звёзды, Владимир ФЁДОРОВ много потерял и немало обрёл. Сегодня, накануне выборов, в которых он принципиально не участвует, руководитель левого движения «Аврора» поделился с «Новым смыслом» своими воспоминаниями о былом и недавнем. Он поимённо назвал предателей, объяснил разницу меду аппаратчиком и политиком, признал, что у Лаврентия Берии были свои положительные черты, и раскрыл самые неприглядные секреты выборной кухни КПРФ.
— Владимир Игоревич, расскажите, как вы пришли в коммунистическое движение? Насколько это было осознанный выбор?
— Я тогда был студентом после службы армии, учился в ЛИТМО. Шёл 1974 год, для меня знаменательный, в том же году у меня родилась дочь. Хотя, по большому счёту, выбор для себя я сделал, наверное, ещё в школе. Мне повезло с соседями. Они были коммунистами, и с них можно было брать пример. В них был какой-то стержень, что-то такое было, обращающее на себя внимание. Позиция, сила духа. То есть мужики, которым хотелось где-то подражать… Отец мой тоже был коммунистом. Мальчишкой добровольцем в семнадцать лет пошёл на войну, вступил в партию. Они с мамой развелись, но я с ним поддерживал очень тёплые отношения до последнего дня. Дед не был коммунистом, но был ярым сторонником коммунизма. «Депутат сельсовета второго созыва» — имел такое удостоверение, до сих пор храним… Видимо, всё это вместе сказалось. В те времена нужно было «на одного инженера» принять в партию «несколько рабочих». Что, кстати, я думаю, в дальнейшем тоже явилось причиной крушения КПСС.
— Но тогда до краха было ещё далеко. Вас всё-таки приняли?
— После школы я был рабочим на фабрике «Светоч», потом — срочная служба в ГДР. В институте начинал с комсорга, потом – секретарь курса, секретарь факультета и так далее. Ну и сочли возможным дать мне рекомендацию. Давали тоже люди военные, с кафедры военной подготовки. Я был старшиной, так как учился после армии, нас было немного таких, и соответственно, нам поручения давали – мы понимали, что от нас требуется.
— Перепрыгнем вперёд, в начало девяностых… Как вообще это было – Союз разваливался, горкомы и райкомы закрывались, а вы что делали?
— Это я уже потом узнал, что я – последний человек в Союзе, кто ушёл из райкома партии и закрыл за собой двери. Я ушёл, не поверите, в апреле 1992 года. А до этого ходил на работу. Я на тот момент был заведующим идеологическим отделом Петроградского райкома. Когда отменили 6-ю статью конституции, убрали вторых секретарей, которые отвечали за промышленность, и меня поставили ещё на одну должность — по взаимодействию с администрацией и общественными организациями… А в августе 1991-го нам выплатили деньги до октября – и расходитесь. Но у нас были люди, которые не могли сразу устроиться на работу: кто-то в декретном отпуске, кому-то два года до пенсии… И потом я для себя считал, что всё это настолько незаконно и неправомерно произошло, что продолжал ходить на работу. Сталкивался с сотрудниками администрации, они двери закрывали, я — открывал… Сейчас смешно вспоминать.
— Насколько я понимаю, как раз тогда создавалась КПРФ? Как развивались события?
— КПРФ мы создавали параллельно, фактически с первого дня и должны были проводить учредительную конференцию в Петроградском райкоме. Но были сложные взаимоотношения с РКРП в лице Виктора Аркадьевича Тюлькина (сейчас – экс-депутата Госдумы, одного из лидеров незарегистрированной партии «РОТ-фронт». – Н.С.) и других, которые считали, что только их партия имеет право на существование; они хотели блокировать наших товарищей на входе. Тогда мы всё переиграли за одну ночь, провели конференцию в Пушкине и выбрали делегатов на съезд.
Восстановили во многом старую структуру, но появились и новые люди. Неожиданная вещь: оказалось, что наиболее ярые защитники судьбы Советского Союза, компартии – это новички из беспартийных. Они активно включились в борьбу… Для меня это стало открытием.
— Много партия потеряла людей?
— В городе и области было шестьсот с лишним тысяч коммунистов. А когда стали смотреть, кто готов восстановить статус, оказалось – порядка семи тысяч. Всего один процент… Это число сократилось ещё тысячи на полторы после того, как Ельцина избрали президентом. Люди, которые пришли под влиянием эмоций, надеялись на лучшее — у них руки опустились: «Всё погибло. Ни страны, ничего…»
— А как вы политизировались? Стали не просто каким-то функционером, аппаратчиком, а политиком?
— Это, наверное, постепенно происходит. Жизнь заставляет. Занимая те или иные должности ещё во времена КПСС, я видел, что круг вопросов расширяется… Скажем, работая на закрытом предприятии, нельзя было встречаться с иностранцами. А на гражданское предприятие, куда я попал после, иностранные делегации приезжали, хотя там тоже производили военную технику для наших частей. Раза два в месяц, а то и чаще. Чтобы понимать уровень: приезжал, например, сын Николае Чаушеску. Приезжали из школы ЦК, люди, которые были в масках, им нельзя было лица показывать. Они прошли через три-четыре границы, чтобы понять, что такое Советский Союз, что такое социализм, подучиться здесь, — а потом опять, через три границы, нелегально проникнуть на родину и продолжать революционную борьбу. Это были товарищи с Африканского континента, из Латинской Америки. Про них просили ничего не говорить, не фотографировать – для них это был вопрос жизни и смерти.
Новые встречи ставили перед тобой новые задачи. Во-первых, ты должен соблюдать интересы государства. Ведь приезжали делегации и из капиталистических стран. И с одной стороны, мы должны были вести диалог с тем, чтобы быть открытыми друг другу. Но и открываться – тоже всегда думаешь: в какой части, в какой степени? Чтобы не нанести вред. Это же была моя страна, моя родина. Советуешься со старшими, более опытными товарищами, смотришь, как ведут себя дипломаты… А когда остаёшься один – и такое бывало — уже сам несёшь ответственность.
— Понимаю, что болезненный вопрос, но не могу его не задать. Прошло без малого три года с того момента, как вас исключили из партии, потом сняли с поста лидера фракции в ЗакСе… За это время, по-видимому, многое пришлось переосмыслить. Как вам сегодня видятся те события, что воспринимается иначе? Может быть, легче?
— Вы знаете, острота никуда не ушла. С собой всё время сам ведёшь диалог. Всегда себе задаёшь вопрос: «Во всём ли ты прав?» Смотришь, что происходит. Сопоставляешь с тем, что говорили они – та сторона, что заявлял ты, что делал, — и к чему это привело. Плюс я смотрю на тех товарищей, с которыми работал вместе, и кто не отвернулся от меня. Что они думают, как себя ведут. И когда к тебе обращаются, продолжают видеть в тебе лидера, организатора, советчика…
Вот сейчас, в предвыборную кампанию, я опять получил массу обращений, звонков – от ветеранов, Героев социалистического труда, с которыми у меня очень хорошие отношения, это просто замечательные люди. Возрастных рамок не чувствуется. Мы действительно товарищи, друзья. К сожалению, им мало уделяется внимания… Спрашивают: «Почему не баллотируешься? Тебе обязательно надо идти! От любой партии! Ты нужен городу». Таких обращений очень много, даже коллективами обращаются: «Мы считаем, что вы должны….». И я всё острее и острее ощущаю, что потеряны годы.
За эти пять лет можно было сделать очень много. Ведь мы ставили задачу взять город, в хорошем смысле. Взять большинство мандатов в Ленинграде/ Петербурге – это имело бы огромное значение для всей страны. Это все мы прекрасно понимали, и всю работу я на это нацеливал. И чем дальше шло время после 2008 года, тем с большей уверенностью я осознавал, что именно это, может быть, в основе своей стало причиной моей опалы, испугало руководство. Потому что оно (федеральное руководство КПРФ. – Н.С.) ставило для себя уже совсем другие задачи — и, видно, в этом дало уже обещание власти: выпускать пар, не более того.
А то, что может такая ситуация случиться, и придётся взять на себя ответственность (взять власть – это мало) — этого, мне кажется, наши деятели просто боятся. Им нравится тот образ жизни, который они ведут: пресс-конференции, поездки, загранкомандировки, фуршеты. Поэтому очень много говорят об «омоложении кадров» – но все идут и четвёртый, и пятый раз (в Госдуму. – Н.С.), и десятый пойдут, если такая возможность представится. Это повторение того отрицательного, что было в КПСС: «Кручусь до тех пор, пока не уйду под Кремлёвскую стену».
— Кто вас в этом смысле особенно удивляет?
— Почётный первый секретарь горкома, член ЦК Юрий Павлович Белов, который в своё время очень правильно сказал, и мы его всей организацией поддержали, что «нельзя плодить партийную бюрократию». Я так понимаю, у него здесь роль «смотрящего от Зюганова». Он выполняет всю грязную работу и творит безобразные дела. В ключевом, кадровом вопросе, заявив совершенно правильно «а», он до буквы «б» даже не дошёл. Сегодня его коллеги, с которыми он был в Госдуме, (бог знает когда), продолжают участвовать в каждой кампании – без них не обойдётся Дума (а толку никакого), и Белов делает вид, что ничего не происходит. Более того, поддерживает эту нездоровую политику.
Или Святослав Сокол. Сидишь ты здесь, первым секретарём горкома, ну что ты там, в Думе, завязался? Ты же там не работаешь! Что, у тебя пенсия маленькая? Уступи место молодым – кто будет работать. Ты же видишь, что происходит здесь в организации. Просто проводить волю Зюганова, чтобы была тишь-благодать, ничего не развивалось и не раскручивалось, никакого протестного движения? А ты за это будешь получать деньги, и за тобой будет кресло депутата?! Это же нечестно, бессовестно.
— А те ваши бывшие товарищи, которые – давайте будем называть вещи своими именами – продали вас ни за понюшку табака, — вы их простили?
— Вы не правы. Они предавали и продавали не «за так» — а за места в Законодательном собрании, за деньги. Тот же Владимир Дмитриев (бывший зам и «преемник» Фёдорова на посту лидера фракции КПРФ ЗакСа. – Н.С.) – ведь он сегодня в первой тройке списка… Нашлось около 30% коммунистов, которые «не поддерживали Фёдорова». Да ради бога, хорошо, что 30% имеют своё мнение! На конференции все признали нашу работу удовлетворительной – все, не было ни одного против. Даже из тех, кто критиковал меня постоянно. Те же Белов, Сокол и все оппоненты проголосовали «за»: работа Фёдоровым сделана положительная. За четыре года (на посту руководителя горкома КПРФ. – Н. С.) создали фракцию в ЗакСе, прорвались в информационное поле и прочее…
И когда Дмитриев всё это «засыпал» — это было не просто так. Хорошая зарплата, в «троечку» попал… И никто сегодня ему не говорит: «Слушай, а тебя ведь не 30% критикуют – тебя половина не поддерживает!». Он провалился — не хватило голоса, чтобы стать членом горкома. С перевесом ровно в один голос (!) прошёл в список кандидатов. В таком случае вообще в отставку подают. Человек «колет» организацию! Он в «тройке», за него сейчас будут бегать. Вынуждена будет бегать и та вторая половина, которая против. Это насилие над людьми. Что вы делаете, господа?! Товарищами я их назвать уже не могу.
— И всё-таки вы их простили?
— А разве предательство можно прощать? Более того, если бы это касалось только меня, то ещё как-то можно было бы подумать о прощении. Но они же продали и предали всех! И не только коммунистов — честных, порядочных, тех, кто уже ушёл, кто создавал организацию… Ведь Дмитриев не создавал здесь ничего. Он приехал из Риги, мне его порекомендовали. Взял на оргработу, думал, будет преемственность… Правда, я стал по ходу разочаровываться: было много шума, пыли, а дела конкретного – увы, нет. Но такого поворота, конечно, не ожидал.
То, что он пропихивает всюду своих сыновей (Дмитрия Дмитриева и Эдвина Дмитриева. — Н. С.)… На мой взгляд, мужчины должны сами себе пробивать дорогу, и подобное поведение отцов – не поддержать, не подсказать, не посоветовать, а именно пропихивать, проталкивать – только их портит. Кстати, не один Дмитриев. Алексей Воронцов (возглавляющий список кандидатов от КПРФ в ЗакС. – Н. С.) аналогично сына везде толкал. Сейчас они в две корзины положили яйца: отец в КПРФ, а сын в «Единой России», я так понимаю, путь пробивает. Хотя, слава богу, подавляющее большинство товарищей, имея своих детей, никогда о них не заикались (в смысле продвижения. – Н.С.), считали просто, что это очень некрасиво.
— Раньше вы отказывались об этом говорить, но теперь уже, наверное, скрывать нечего, да и бессмысленно. Любовь Егорова, до недавнего времени была членом фракции КПРФ, ныне она — кандидат в депутаты от «Единой России». Правда, что на предыдущих выборах вам её навязали из Москвы и буквально впихнули в питерскую первую тройку? Кто был в ней так заинтересован?
— Да, это было настоятельное предложение Зюганова. Когда я приехал представлять наш список, меня спросили: «А почему нет Егоровой?» А я, честно говоря, лыжным спортом шибко не интересовался. Я борьбой занимался, и меня как-то больше боксёры, борцы интересовали. Вернулся в Петербург, мы познакомились, разговор был скомканный. Началось с вопроса: «А почему вы меня не хотите брать в список?» Я говорю: «Любовь Ивановна, я вас не знаю, первый раз вижу. Чтобы брать или не брать – у меня нет оснований. Мне вашу кандидатуру предложили. А я имею привычку сам мнение составлять»… Потом мне раза четыре звонили, я говорю: «Что-то не получился разговор, не пойму». Ну как я выйду на пленум, на конференцию и буду предлагать человека, сам не имея представления? И на любой вопрос, который мне зададут: на каком основании, почему, зачем – что я буду отвечать? Идиотское положение!..
Я трижды отказывал. А Юрий Павлович Белов, который все четыре года, пока я был первым секретарём, откровенно против меня работал, он всё время сливал совершенно противоположную информацию. Он следом встречался, разговаривал с теми же самыми людьми, что и я – с ректором академии Лесгафта, с Егоровой. И докладывал наверх противоположную картину. В очередной раз я ему просто задал вопрос: «Вы с ней встречались?» — «Да» – «И чём вы говорили?» — «Ну, о спорте…». Я спрашиваю: «Мы вообще её куда берём-то? Сборную команду делаем по лыжам или чем-то другим будем заниматься?» Ему сказать было нечего.
-Но, в конце концов, вы согласились?
— Потом мне один товарищ из ЦК подсказал. «Володя, у тебя деньги на выборы есть?» — спрашивает. Я говорю: «Нет». Ну, чего там – триста тысяч накопил. Понятно, что на эти деньги выборы не проведёшь. Он мне: «Вот будешь отказывать – а на тебя уже зуб имеют – ни копейки не получишь. Кто будет виноват в случае проигрыша выборов?» Я прекрасно понял, что всё свалят на меня: я не добился, не нашёл. Не будут же говорить: «Зюганов не дал»! И когда стали обсуждать этот вопрос на бюро, я часть товарищей уговаривал: «Давайте включим Егорову». Все детали объяснять не мог. Голоса разделились пополам. И я своим голосом это решение провёл.
Члены бюро были люди ответственные, понимали, что я не просто так, наверное, поднял руку, — поскольку знали о моих больших сомнениях в правильности этого решения. Исключённая тоже потом вместе со мной из партии Марина Семёновна Молодцова, изумительный товарищ, которая, кроме всего прочего, участвовала в написании программы КПРФ, тогда сказала: «Давайте так: идём на пленум с единым мнением, разнобой заканчиваем»… На пленуме было много несогласных (с выдвижением Егоровой. – Н.С.), которые потом постоянно кололи мне глаза: «Ты её предложил — видишь, что получилось!» И они имели на то основания.
— Зато средства вы получили, и кампания прошла успешно?
— Да, но, я думаю, благодаря другим людям и другим обстоятельствам… Мы добавили в сумме почти 400 тысяч голосов по сравнению с предыдущими выборами в ЗакС и в Госдуму. Например, в том же Выборгском районе, где всегда очень плохо голосовали за КПРФ, организация отлично поработала. Там замечательный секретарь Валерий Шабаров, и они дали самую большую динамику прибавки среди всех районов. В Приморском районе очень хорошо работала организация — хотя там были как раз одни из основных критиков, но там была и сильная первичка под руководством Александра Осипова, который у нас был начальником штаба в предвыборную кампанию. Полковник, штабист, очень грамотный человек. Его тоже, кстати, исключили из партии – грамотных людей не любят! Он профессионал, всё чётко, всё по полочкам. И, что самое обидное, в абсолюте он взял самое большое число голосов избирателей – более 5 тысяч, а в депутаты не прошёл, хотя прошли те, кто набрал менее 4 тысяч. Но общую прибавку он дал очень большую, и, благодаря его стараниям, список пополнился. Образовалась первая фракция коммунистов в ЗакСе.
— Как вы объясняете, почему, несмотря на все обращения и просьбы, вы всё же не стали баллотироваться в этот раз?
— Во-первых, не хочу рекламировать КПРФ. В списках есть достойные, уважаемые люди, такие как Жорес Алфёров, Светлана Савицкая, у меня с ними очень добрые отношения. Но, к сожалению, таких людей мало, и они там погоды не сделают. Я знаю, что в основе, голосуя и агитируя сегодня за КПРФ, я буду агитировать за то, чтобы продолжали свою разрушительную деятельность и обман избирателя такие личности, как Геннадий Зюганов, Валерий Рашкин (депутат ГД, член ЦК КПРФ. – Н.С.). Рашкин вообще выполняет роль Берии, причём исключительно в негативном плане – Берия ведь был ещё и замечательный организатор. А этот ничего не решает. Самые низкие показатели – в его вотчине, в Саратовской области, где он был первым секретарём обкома… Таких людей, которые могут писать липовые справки, лживые доносы, заниматься разрушением кампании, лишь бы убрать, вырубить всё ближайшее окружение, которое может тебе перейти дорогу и стать конкурентом, — я их не поддерживаю и помогать им омандачиваться не хочу. Это что – в интересах партии, в интересах избирателя, народа? Я не хотел бы, чтобы эти люди продолжали свою деятельность.
А другие партии – для меня это просто неприемлемо. Хотя предложения, не скрою, были, к ним возвращались до последнего, даже после того, как уж все конференции прошли: «Слушай, ну почему? Давай как-то решим вопрос!»… Но даже многие из тех, кто предлагал, относились с пониманием: «Наверное, ты правильно делаешь». Нельзя, как Ельцин, как Шеварднадзе, менять убеждения на противоположные: вчера он коммунист, а сегодня, оказывается, «работал на разрушение партии». По-моему, это значит, признаваться, что ты — подлец. Я очень уважаю своих товарищей, которые в меня верят, и тоже не хотел бы их разочаровывать.
— Владимир Игоревич, что вы будете делать после 4 декабря? Какие планы, перспективы, надежды?
— Я хочу посмотреть, что будет с КПРФ. Избавились от двух тысяч коммунистов в Москве, здесь оскорбили, унизили людей, распихали локтями — и что получат в результате? Может, и впрямь возьмут 50% голосов на выборах?.. Тогда я признаю, что был неправ. Ну, а если говорить о реальных делах, мы, в свою очередь, активизируем деятельность движения «Аврора». Планов много.
— Ваши жена и дочь – по-прежнему члены КПРФ. Это не вносит разногласий в вашу семейную жизнь?
— Никоим образом. Мы единая ячейка. В КПРФ остаётся и целый ряд моих товарищей, но никаких противоречий не возникает. Просто я прекрасно знаю, и они прекрасно знают, что можно быть членом КПРФ и не быть коммунистом, а можно быть коммунистом и не быть членом КПРФ.
