Виктор Цой мог бы сегодня праздновать своё шестидесятилетие – даже не верится. Без всякого сомнения, Цой был выдающимся человеком, если он прожил всего 28 лет, а его помнят и через 30 с лишним лет после его трагической кончины, причём не узкий круг коллег и друзей, а вся страна, даже те, кто родился после его смерти.
Я прекрасно его помню. Придя из армии, я часто посещал концерты команд ленинградского рок-клуба, или, как тогда говорили, – сейшны. На один из концертов Цоя, который проходил во Дворце молодёжи на Петроградской, я пробирался без билета, меня поймала охрана, но всё же, забыл – как, я попал в зал. Мне не довелось пообщаться с Виктором Цоем лично. Я видел его только на сцене. По моим наблюдениям, он был скромным парнем. Помню, когда на его акустическом концерте, который проходил во всё том же ЛДМ, фанаты, возбуждённые песней про алюминиевые огурцы на брезентовом поле, окружили его на сцене и начали подпевать, а точнее, орать про эти самые огурцы, он прекратил выступление. «Я не буду петь в такой остановке», – сказал он и ушёл со сцены. И больше не вышел, сколько его не звали, не выкрикивали. Другой бы рок-музыкант упивался «идолопоклонничеством» толпы.
Что касается творчества Цоя, то оно неоднородно. В ранней молодости он много пел о взаимоотношениях полов. Вспоминается лирическая песенка о восьмикласснице, а также пронизанная мужским цинизмом песня, которая начинается строчками – «Уходи, но оставь мне свой номер. Я, может быть, позвоню. А вообще я не знаю, зачем мне нужны эти цифры. Я даже точно не помню, как там тебя зовут…». А баллада о пачке сигарет грела бедняка-маргинала.
Потом неожиданно Цой превратился в голос перестройки благодаря песне «Мы ждём перемен», которой заканчивается фильм «Асса» режиссёра Сергея Соловьёва. Впервые Цой исполнил её на фестивале рок-клуба 31 мая 1986 года, но я не был на том концерте – служил в армии. Сейчас эта композиция часто звучит на митингах оппозиции. Заезжена донельзя. Некоторые оппозиционные организации песню «Перемен» сделали даже своим гимном. Однако, несмотря на призывный революционный ритм, эта песня не о политических переменах.
Начнём с того, что революционеры не ждут перемен, они пытаются творить их. Ждать – это пассивная позиция. Скорее Цой обращался к поколению «дворников и сторожей», к своим товарищам и коллегам, к тем, кто, сидя на кухнях по ночам, пили чай, спиртное из зелёного стекла, курили сигареты, и им было страшно что-то менять. Наверное, доживя до 25 лет, Цой пресытился квартирниками, попойками, бесконечным курением и диссидентской трепотнёй на кухнях. Строчка про пылающий город – это про закат в погожий питерский день.
Но я не согласен с утверждением музыкального критика Артемия Троицкого, что Цой «был в чистом виде богемным человеком, который на мир политики смотрел если не с ужасом, то уж во всяком случае без интереса».
Возьмём альбом «Группа крови».
Разве мог аполитичный человек написать песню «Дальше действовать будем мы»? Что это, если не гимн молодого поколения, бунтующего против «отцов»? Поколения, которое пришло «заявить о своих правах». Так в песне и поётся: «И вот мы пришли заявить о своих правах, да. Слышишь шелест плащей – это мы. Дальше действовать будем мы!» В этом же альбоме есть композиция «Спокойная ночь», в которой Цой вновь сообщает: «Я ждал это время, и вот это время пришло. Те, кто молчал, перестали молчать». Не приближал, но всё же – ждал. А говорили в то время действительно очень много, не молчали: накипело, наболело.
Заглавная песня альбома, «Группа крови» – конечно, не о наших бойцах в Афганистане. Это – баллада о мужчине в поиске смысла своего предназначения. Но образы текста песни родились как рефлексия на боевые действия в Афганистане. Это очевидно. Каким бы ни был аполитичным Цой, он не мог не знать о них. Шевроны с группой крови солдаты советской армии на рукава не нашивали, и не могли нашивать, ибо таких шевронов не было – это правда. Да и татуировки с группой крови не наносятся на те части тела, которые можно потерять в бою. Но это неважно. Цой в армии не служил и не знал ничего о шевронах. Однако, живя в позднем Советском Союзе, не мог не заинтересоваться войной. Именно тогда мы узнали, что это такое – груз-200.
Кстати, как показывает социологический опрос, сейчас, на фоне специальной военной операции на Украине, самая популярная песня Цоя – «Группа крови». Её назвали 60 процентов опрошенных. Это – военная песня.
Цоем овладела стихия войны. Но, будучи художником, Цой размышлял не о конкретной войне, а самой глобальной – метафизической. Война везде. Всё – война. Всё надо брать боем: «Между землей и небом – война. И где бы ты ни был, что б ты ни делал: между землей и небом – война». А главное – «кто-то станет стеной, а кто-то – плечом, под которым дрогнет стена». И под обломками стены, под руинами мира, погибнем все мы: «Покажи мне того, кто выжил один из полка».
Не мог Цой не реагировать на то, что происходило в обществе. Просто реагировал он иносказательно, не прямо, не плакатно, как, например, Михаил Борзыкин, лидер группы «Телевизор». Цой осмыслял. Он перерабатывал общественные, в том числе политические сигналы в метафизические смыслы. Когда он из исполнителя подростковых шлягеров превратился в поэта и философа? На какой базе это превращение произошло? Вот это для меня загадка.
Дмитрий Жвания
Текст опубликован на сайте «Родина на Неве» 21 июня 2022 года
