Виктор ЧЕРНОВ. Конечный идеал социализма и повседневная борьба. Издание Ревельского комитета ПСР. 1917
— Для старого утопизма «конечная цель» революционного социализма вырисовывалось с абсолютной определённостью и яркостью. Она представлялась непосредственно осуществимой и — как в качестве таковой — прямою целью усилий. Яркий светоч идеала затмевал в их глазах вопрос о переходных ступенях. Непосредственное творчество высшей социальной жизни — вот прямая практическая задача, которую утописты себе ставили. При этом одни из них просто игнорировали окружающую обстановку, полагая, что при всяких политических, общественных и культурных формах страны безразлично можно основывать фаланстеры и коммуны.
Другие, наученные опытом, столкнувшись с враждебным давлением «старого мира», спешили уйти из него, искать свободной, не засоренной почвы для воздвижения нового социального здания в общественных пространствах Нового Света или безлюдных островах Тихого Океана.
Наконец, третьи пришли к выводу о необходимости заняться разрушением современного порядка, чтобы предварительно очистить место для нового мира, который таким образом, и по этой концепции, должен будет не вырасти из старого мира, а лишь заново создаваться на его развалинах.
Так называемый «научный социализм» Маркса и Энгельса определился в своей основной сущности чисто отрицательным путём, путём противоположения этим своим духовным предшественникам. Противополагаясь им, он нашёл себя (С.5).
Русские революционеры нуждаются «в живом синтезе революционного идеализма и трезвой оценки действительности».
… «идеал» [в марксизме] отодвигается перед «неудержимым ходом развития общества» (С.6)
Русских революционеров не удовлетворяет ни ортодоксальный марксизм с его недоверием ко всяким субъективным «идеалам» и «идеологии», ни марксизм критический с его принижением идеала перед ближайшей, повседневной практической работой, граничащей с пресловутыми «малыми делами».
Русские революционеры нуждаются «в живом синтезе революционного идеализма и трезвой оценки действительности» (С.9).
Отсюда и тяготение русских революционеров к социологическому субъективизму, к динамической социологии — к социологии, которая была бы прежде всего философией революционного действия» (С.10)
Программа всякой политической партии естественно распространяется на две составные части. Одна служит выражением социально-политического идеала партии, идеала, являющегося конечной целью всех её усилий. Это — путеводная звезда, маяк, освещающий путь, не дающий ей затеряться среди извилин лабиринта всех многочисленных сложных и запутанных вопросов настоящего. Из туманной дали отдалённого будущего этот идеал светит партии, зовёт её вперёд, всё вперёд; в нём — залог её вечной неудовлетворённости настоящим, неспособности успокоиться на каком-нибудь компромиссе и почить на лаврах, разменять благородный металл чистого идеального принципа на медные потёртые гроши мелких приобретений и завоеваний у серенькой действительности.
Революционер сознательно отказался от мишурного торжества в близком настоящем. Он сознательно избрал служение далёкому будущему, роль его живого воплощения, носителя и предтечи. Его не может смутить то, что в настоящем, по-видимому, торжествуют жалкие межумки, люди вершка и золотой середины.
Для философского революционного миросозерцания история есть вечная борьба, вечное движение. Революционные партии — это живое воплощение динамического момента в истории. Для них дело обстоит вовсе не в том, чтобы перенести «точку» прогресса с данного места на известное, аккуратно вымеренное расстояние вперёд. Нет, за каждой осуществлённой реформой, за каждой разрешённой социальной проблемой они видят уже другую, новую, и так без конца, без перерыва, без остановки… (С.10)
Революционер сознательно отказался от мишурного торжества в близком настоящем. Он сознательно избрал служение далёкому будущему, роль его живого воплощения, носителя и предтечи. Его не может смутить то, что в настоящем, по-видимому, торжествуют жалкие межумки, люди вершка и золотой середины (С.13).
… из рабов, бившихся под знаменем Спартака, мы последовательно превращаемся в участников жакерий и крестьянских войн, в якобинцев и монтаньяров, в чартистов и коммунаров, в современных социалистов и революционеров.
И вот именно поэтому-то не смущает даже и то обстоятельство, что никакие, даже самые обдуманные и научно обставленные идеалы общественного строя, не вечны; что бесконечно, не знающее ни предела, ни остановки поступательное движение колесницы истории вечно обгоняет даже самые смелые предположения и мечты прошедших поколений. Что с того! Пусть даже те конкретные формы, в которых рисуется нам лучший социальный строй, через многие десятки веков окажутся отсталыми; пусть те, кто тогда их будет защищать, окажутся консерваторами или даже реакционерами. От этого наша правда не становится ложью.
Наша конечная цель — не абсолют, дальше которого нет ничего, а просто общий принцип, в котором суммируются все наши частные цели (С.15).
…различные «положительные люди» и «постепеновцы» совершенно напрасно полагают, будто их от нас разделяет их трезвенность и наша склонность фантазировать о неосуществимом совершенстве, молочных реках и кисельных берегах. Нас разделяет нечто совершенно другое. Мы, исходя из своего понимания сущности исторического процесса, не боимся ни над чем заносить нож смелой критики.
Наша конечная цель — не абсолют, дальше которого нет ничего, а просто общий принцип, в котором суммируются все наши частные цели.
Для нас, социалистов-революцинеров, нет ни одной области, которая была бы закрыта для непрерывного и бесконечного воздействия в коренных основах. Типичные же «постепеновцы» и «реформисты», если и признают необходимость постоянных изменений, то лишь в частностях существующего порядка, при незыблемой его основе, или лишь в той или другой стороне этого порядка, например, в политическом строе, — тогда как они не могут подобным же образом постигнуть возможность и необходимость такого же бесконечного прогресса в области семьи, собственности, национальных отношений и т.п.
В связи с этим стоит и различие в положительном содержании идеалов реформиста и революционера. На идеале первого всегда лежит печать непосредственной осуществимости, конкретности, умеренности и аккуратности; идеал второго, напротив, носит чисто принципиальный характер и ясен лишь в своих основах, а не в деталях.
Идеал первых чуть не завтра же может целиком уместиться в канцелярском проекте за печатью такого-то министерства; идеал второго, напротив, служит ему лишь верховным руководящим началом для оценки тех злободневных проектов «врачевания» социальных язв, которые в качестве панацей постоянно выдвигаются знахарями ублюдочного социал-реформаторства (С.15-16).
Борьба, подобная нашей, держится целиком на самоотвержении, на способности единичных личностей отдавать свою жизнь, свободу за счастье своей родины» (С.17).
Никто не отдаст себя на заклание ради, скажем, расширения местного самоуправления или иной, хотя бы и наиполезнейшей частной реформы. Но тысяча людей шли на вольную смерть, когда в их душе вспыхивала вера, что счастье человечества будет куплено этой ценою (С.18).
Конечные требования революционного социализма международны; они общи для всех современных национальностей и государств для отсталых не менее, чем для передовых (С.18).
…революция — не противоположность эволюции, а её момент или даже совокупность многих моментов (С. 19).
Никто не отдаст себя на заклание ради, скажем, расширения местного самоуправления или иной, хотя бы и наиполезнейшей частной реформы. Но тысяча людей шли на вольную смерть, когда в их душе вспыхивала вера, что счастье человечества будет куплено этой ценою.
Наконец приближается момент, когда силы реакции настолько ослабляются, что из её дрожащих рук начинает выпадать государственный руль. Но и противоположная, революционная, сила после множества кровопусканий в отчаянной борьбе, ещё не настолько сильна, чтобы занять место ослабленного врага. Равнодействующая сил, тянущих вперёд и удерживающих общество на месте колеблется посередине… Тут-то обычно вновь воскресают и поднимают голову «умеренные»… Неопределённость итога борьбы даёт место у власти неопределённым, промежуточным партиям (С.24).
Без практической, насущной программы социализм был бы утопией кабинетного мыслителя, мечтой фантазёра-идеалиста, верованием фанатика-сектанта. Без определённой и ясной конечной цели, без общественного идеала революционное движение было бы телом без животворящего духа, кораблём без кормчего, блужданием по лабиринту дорог без компаса, без путеводной звезды, без маршрута (С.26).
В каждый данный момент перед партией должна стоять какая-нибудь крупная очередная задача, на которой она может смело сосредоточить свои силы, направляя все свои удары в одну точку.
Революционной партии, безусловно, необходим в каждый данный момент какой-нибудь один основной боевой лозунг, прямо отвечающий на самую чувствительную струну современности (С.26).
…в каждый данный момент перед партией должна стоять какая-нибудь крупная очередная задача, на которой она может смело сосредоточить свои силы, направляя все свои удары в одну точку (С.27).
Это не значит откладывать выставление других требований до выполнения этого, первого и очередного; нет, это значит только данным требованием связывать воедино и своеобразно освещать все остальные membra disjecta (части — прим. ред. «Н.С.») минимальной программы (С.27).
Наш современный государственный порядок слишком тесно и неразрывно связан как раз с наиболее паразитическими элементами господствующих классов, чтобы можно было оторвать борьбу за политическое освобождение от борьбы за освобождение экономическое (С.31).
Читайте также:
Виктор ЧЕРНОВ: «Профсоюзу нет дела до партийной принадлежности или беспартийности своих членов»
Виктор ЧЕРНОВ. О капитализме и крестьянстве
