Михаэль ДОРФМАН
Капитализм – необыкновенно эффективная система для производства. Когда же речь идёт о системе распределения, капитализм слабоват, и результаты капиталистического распределения способствуют потрясениям и социальной нестабильности. Старый и открытый для всех капитализм становится уже не рыночным, а корпоративным, пострыночным. А порой, он становится монополистическим, антирыночным, закрытым, контролируемым контрактами, и доступным лишь небольшой группе привилегированных. А возможен ли вообще «капитализм с человеческим лицом»?
Базар против рынка
Книга Раджини Бакши «Базары – Общение и свобода» замечательна и по стилю, и по содержанию. Бакши ищет экономику, не потерявшую чуткости к живым людям. Бакши называет её «неаутистской экономикой». Более того, она убедительно доказывает, что такие экономические модели выживают в мире бездушного корпоративного капитализма, и за ними — будущее. Красота человеческого выживания оборачивается творческими возможностями на различных уровнях нашей жизни.
Книга построена не только на противопоставлении человеческого базара капиталистическому рынку. Однако начинается именно с этой контрадикции, с философских, антропологических и исторических вопросов, помогающих определить разницу. Базары – это, по Бакши, пространство для собраний и предлог для общения. Торговля по поводу цены была частью общения. В искусстве базарной торговли проявлялся целый спектр человечности. Торговля на базаре – это встреча людей, поиск релевантного «другого», взаимовыгодная сделка, это человеческое лицо для операций по обмену, покупке и продаже. Базар был культурой задолго до того, как философы, например, Юрген Хабермас, задумались об общественном пространстве и коммуникативном действии. Базар и агора (рыночная площадь в древнегреческих полисах) были средством возникновения цивилизации.
Так начинается увлекательное кругосветное путешествие сквозь антропологию, историю, социологию и этнографию рынков и базаров. Книга ведёт читателя от маленькой азиатской организации женщин-кустарей до Уолл-Стрит. Бакши определяет базар, как общение, открытое и свободное коммуникативное действие. И сама автор – замечательный рассказчик и, вероятно, замечательный слушатель.
Вначале, как известно, было слово. Великие учения, изменившие мир, всегда начинались с хорошего рассказа. Карл Маркс был не только мыслителем и экономистом, но и замечательным рассказчиком, неутомимым пропагандистом своих взглядов. «Капитал» читается как увлекательный роман. Свободно-рыночная экономическая теория завоевала популярность и оттеснила все альтернативные возможности в большой степени благодаря неустанной деятельности и незаурядным литературным и артистическим способностям её отца — Мильтона Фридмана. Писательский талант Зигмунда Фрейда во многом помог популяризации его теорий. А вот Альберт Эйнштейн (говоривший, что учёный — шарлатан, если не умеет доступно объяснить школьнику, чем он занимается) был лишен дара рассказчика. Его теории стали доступны школьникам как раз благодаря замечательным рассказчикам и интерпретаторам. Один из рецензентов заметил, что для того, чтобы экономическая наука перестала быть аутистом, унылой наукой, ей нужны такие рассказчики, как Раджини Бакши.
Корпоративная патология
Книга исследует капиталистический рынок от его основ до его обвала. («Обвал свободно-рыночного капитализма» — так назвал свою книгу нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц.) Если глобальный рынок рухнул, то переосмысление рынка должно быть куда более глубоким, чем переосмысление Америки после терактов 11 сентября или России после краха СССР. Это только в современных экономических учебниках рынок действует сам по себе, управляя общественным развитием. Новые идеи – национализм, национальная безопасность – делают рынок ещё более закрытым и тесным, чем он был в пору глобализации. Другие идеи открывают простор для поисков новых путей мышления и жизни, новых форм, которые смогут стать прообразом нового рынка, а не для демонизации существующего. Бакши пытается разглядеть приметы будущего, расшифровать и понять их, потому что «это может оказаться жизненно важным для будущего всей цивилизации». Вопросы эти сложные и комплексные, их сложность зачастую превышает сложность их составляющих.
Метод Бакши прост. Она обращается к критике классической экономики от Стиглица до Дали, от Сена до Сороса, обобщает каждый нарратив, а затем выводит практические возможности. Это позволяет понять смысл интеллектуальный критики рынка и антропологию альтернативных возможностей. Книга, прежде всего, опровергает идею, что нет альтернативы свободно-рыночному капитализму американского образца.
Вначале Бакши исследует судьбу идей тех, чьи мечты о свободе оборачиваются несвободой – Сорос, Хайек, Поланьи. Фридрих фон Хайек первым определил ограничения «саморегуляции» рынка, а Карл Поланьи определил идею саморегуляции рынка как утопию и предсказал последствия дегуманизации экономической деятельности. Бакши обращается к аргументам тех, кто боролся с конвенциональной капиталистической экономикой изнутри – Альберта Хиршмана, Пола Икинса и Стивена Марглина. Интересно, что те, кто показал экономическую модель корпоративного капитализма как патологию рынка – Джозеф Стиглиц, Херман Дали и Рагурам Раджан — вышли из Международного банка — главного святилища свободно-рыночной идеологии. И это одно уже даёт надежду на то, что аутизм не является обязательным симптомом современного экономиста. Труды Стиглица, Марглина и Амартии Сена показывают, что можно быть диссидентом. И что диссидентство – это не занудная риторика или бросание обвинений, а процесс радостного творчества.
Замечателен в книге подбор критиков корпоративного капитализма – Фриц Шумахер, Хейзел Хендерсон и Пол Икинс. Шумахер был экономическим консультантом и одним из авторов «буддийской экономической модели» в получившей независимость Бирме. Хендерсон систематически пыталась создать новые способы оценки экономической деятельности, помимо обязательных кумиров экономического роста и валового национального продукта. Её идеи были частично реализованы в попытке создания понятия «валовое национальное благополучие» в Бутане. Сегодня этот термин используется для различных индексов, пытающихся оценить реальное благосостояние людей, а не только уровень потребления. Такие модели были почти сметены глобализацией. Однако после того, как корпоративный капитализм скомпрометировал себя, пришло время присмотреться к альтернативным вариантам.
Рассуждения Бакши о локальных валютах и монетаризме на первый взгляд выглядят утопией. Однако они имеют глубокий практический смысл в мире, где деньги сами превратились в товар, и маркетинг последовательно уничтожает связь между ценой и стоимостью. Современный глобальный кредитный кризис практически неразрешим в терминах конвенциональной капиталистической экономики. Здесь из денег делают деньги, оторвав процесс зарабатывания денег от процесса творчества и производства. Сервис и производство в зашедшей в тупик экономической модели корпоративного капитализма – лишь побочный продукт деланья денег. Создается парадоксальная ситуация, которая исключает из рынка всё больше и больше людей. Капиталистическому рынку не нужны люди. Ему нужны деньги.
Парадокс, как обычно, разрешается разрушением аксиом и расширением рамок обсуждения. Следует обратиться к идеям экономистов, пытавшихся вернуть эту связь между деньгами и творчеством: Майкла Линтона (локальные общинные деньги), Ирвинга Фишера (дефляция долгов) и Эдгара Кана (оценка времени вместо денег). Каждый из них был оригинальным изобретателем, показавшим, как деньги порабощают творческое воображение. Впрочем, ещё Томас Джефферсон считал банки более опасными для общества, чем грозящие молодой Американской республике вражеские армии.
Ирвинг Фишер изучал экономические возможности создания комплиментарных денег, общинной валюты. Он показал, что это может поднять на ноги почти уничтоженный в США средний класс. В Америке всех убедили, что они — средний класс, а ведь средний класс, как и буржуазия, определяется не уровнем доходов, а степенью экономической независимости от государства и корпораций. Фишер обратился со своей программой в Министерство финансов США. Оттуда в свою очередь запросили мнения верхушки экономической науки из Гарварда. Светила ответили, что внедрение идей Фишера изменит Америку и приведёт к драматической децентрализации в процессе принятия экономических решений. Минфин испугался, и возможность была упущена. Бакши разбирает две модели введения локальных денег LETS (Local Exchange Trading System) и Times money, развившиеся из бартера. Эти идеи опять вернулись, когда оказалось, что американская финансовая система, занятая денежными спекуляциями, не справляется со своей первичной, но весьма скучной ролью по предоставлению кредитных услуг людям и различным видам бизнеса.
Увлекательны и монетарные идеи Хейзел Хендерсон о диапазоне денег. Смысл идеи в том, что если диапазон широк, то деньги растут в стоимости, способствуют инновациям и трансакциям. Так происходило с деньгами наших дедов и прадедов. В ХХ веке диапазон денег сузился, и они теряют свою роль в поощрении человеческой изобретательности и прогресса. Доказательство тому – злокачественный рост непроизводительных спекулятивных сфер. В США финансовый и страховой бизнес вкупе с торговлей недвижимостью составляют непропорционально большую долю корпоративной деятельности — свыше 40%. Современная экономическая модель требует постоянного экономического роста. В живой природе, отмечает Бакши, единственная аналогия такому процессу – это рост раковых клеток. Другой вопрос, может ли конкуренция сочетаться с состраданием к ближнему и общим благом. Целый ряд мыслителей от Далай Ламы и до создателя Linux Линоса Торвальдса дают положительный ответ. Только конкуренция в сочетании с сотрудничеством может сохранить человеческий фактор в бизнесе, не вступая в противоречие с извлечением прибыли.
Возвращение опеки
Далее Бакши рассматривает конфликт между глобальной и локальной экономикой, заостряя наше внимание на экономике питания: что есть настоящая еда, и как она должна выращиваться. Есть в книге рассуждения о хаопорядоченной экономике (chaordic от chaos + order), т.е. экономике, которая имитирует мудрость и сложность вещей и процессов в живой природе. Она рассказывает о Ди Хоке, чье видение хаопорядоченной экономики привело его к созданию идеи кредитной карточки и создании первой из них — VISA.
Здесь идёт речь о минимизации экологических последствий деятельности в природе, коммодизации (превращение ранее уникальных продуктов и технологий в рядовые), общедоступности чистой воды, а также о пересмотре роли взаимной опеки. Понятие взаимной опеки было введено Махатмой Ганди. Это была одна из основ, на которой он хотел построить новую и освобождённую Индию. Казалось, взаимная опека почти исчезла из обихода после его смерти, поскольку противоречила принципам максимизации доходов. Сейчас оно возвращается, уже в виде индексов социального доверия, которые стоят очень низко в мультикультурных капиталистических обществах, состоящих из отчужденных людей-одиночек, а также в виде микробанковского кредитования Мухаммеда Юнуса, созданного для Третьего мира. В результате кризиса микрокредитование стало доступным и на давно переделённом финансовом рынке США. Бакши задаётся и другим вопросом – соответствует ли сила человеческой эксцентричности и изобретательности масштабам нынешнего кризиса. Она верит, что эра антитезы, дуализма, эра противопоставления и борьбы прошла, что подходит время преодоления дуализма, достижения синтеза, выбора среднего пути, совмещения бизнеса с социальным активизмом, создания новых, творческих деловых моделей.
Перед читателем книга, состоящая из замечательных моральных притч о современной экономике, и ещё шире — о жизни. Для Раджини Бакши естественно пользоваться примерами и моделями родной ей Индии, взывать к наследию Рама Манухара Лохия с его идеями «всеохватывающего экономического роста». Европейский рецензент книги сожалеет, что в поле внимания не попал Николас Георгеску-Роген, вводивший в экономические модели процесс энтропии. Мне не хватало в книге Ивана Иллича, открывшего мне глаза на истинную природу многих феноменов современной цивилизации. Российский читатель найдет, что в книге нет о самобытных российских мыслителях, о российских альтернативных моделях, наработанных до революции, и рациональных формах хозяйства, рождавшихся во время Советской власти. И это верный признак хорошо рассказанной истории: она вызывает у слушателя желание рассказать свою.
