Себастьян РАЙНФЕЛЬДТ (перевод Андрея ТУТАЕВА)
Предлагаем ознакомиться со статьёй известного немецкого блогера Себастьяна Райнфельдта (известного как Wienerblut), в которой он анализирует феномен современного правого популизма в Европе. В России «национальный вопрос» стал картой, разыгрываемой практически всеми партиями, и поэтому тем интересней сравнить европейский правый популизм с его российскими аналогами.
Редакция сайта «Новый смысл»
***
Ещё совсем недавно партии и движения, строившие свою агитацию на исламофобской и антииммигрантской риторике, стабильно набирали очки на выборах. Но после произошедшей трагедии в Норвегии правые популисты потерпели поражение на выборах в Дании и Норвегии. Однако голоса их избирателей просто отошли к более умеренным правым. Это значит, что к следующим выборам, когда бойня, устроенная Андреасом Брейвиком, будет подзабыта, они вполне смогут наверстать упущенное.
Популизм? Против «тех сверху» и «тех снизу»
Что, собственно, означает термин «популизм»? В газетах и комментариях на телевидении он обычно означает нечто-то негативное. Когда о высказывании политика говорят или пишут «Это популистское требование!» — как правило, под этим подразумевается, что само высказанное требование невыполнимо, что человек, высказавший его, не может серьёзно править, что он выдаёт лишь звучные фразы, но не будет воплощать их в жизнь, и он интересуется скорее своей популярностью в еженедельном рейтинге политиков, чем реальным решением вопроса.
Популизм задействует дискурсивную технологию, набор методов и схем коммуникации, которые используют для достижения главнейшей цели — набрать голоса избирателей. Он не привязан к какой-либо идеологии, т. е. возможен как левый, так и правый популизм. В Европе однозначно доминирует правый вариант, отличающийся особенной воинственностью и агрессивностью, так как правый популизм жёстко выступает против иммигрантов и против «видимости» ислама в Европе. Эта враждебность всегда связана с противостоянием правящему сегодня истеблишменту и с требованием «минимального», но строгого государства: меньше бюрократии, но больше полиции.
В следующем ниже обзоре политических партий и организаций, их требований и электоральных успехов рисуется пугающая картина Европы, наполненной расистскими предрассудками и ксенофобией. Это не та либеральная, просвещённая, открытая миру Европа, тот «мыс», который хотел видеть французский философ Жак Деррида, открытый внутрь и вовне — Европа, которая не скрывает своей истории и предоставляет каждому индивиду возможность быть свободным. Нет, тут мы с ужасом узнаём уродливый оскал Европы предрассудков, опасающейся чужаков, которых предпочитают даже не пускать на порог, Европу страха и гнева: Европу, говорящую себе «нет».
Альпийский правый популизм: «Они против него потому, что он за вас»
Свободная партия Австрии (FPÖ) превратилась в правопопулистскую партию с 1986 года – с момента прихода к лидерству в ней недавно погибшего Йорга Хайдера. Возможно, что именно СПА послужила прототипом, который затем скопировали и модифицировали другие правые организации в Европе. Характерной чертой популизма партии Хайдера является её двойственная враждебность. С одной стороны — к иммигрантам, причём за весь период существования к позорному столбу ставились разные национальные группы в зависимости от конъюнктуры: в 90-е – выходцы из Восточной Европы, в основном из Польши и бывшей Югославии. СПА тогда выдвинула лозунг — «Вена не должна стать Чикаго!». Теперь СПА всё больше выступает против иммигрантов из Турции. А с другой стороны – против «социального партнёрства», характерного для правительства Австрии. Всё это позволило партии Йорга Хайдера получить на последних выборах 27% голосов.
Австрийская и швейцарская право-популистские партии обладают множеством сходных черт. Обе возникли в 1980-х годах из уже существующих уважаемых партий под управлением харизматичных лидеров. Обе уже участвовали в кабинетах правительства. Если СПА с 1950-х годов служила пристанищем бывших нацистов, составлявших так называемый «третий лагерь», то буржуазная Швейцарская народная партия (SVP) развилась из центристской Крестьянской партии под предводительством Кристофа Блохера в право-популистскую партию. На последних выборах в 2007-м она набрала 28,9 процента и пережила в 2008-м процесс раскола. Для неё типичны отчётливый национализм, борьба против «политического класса» (classe politique) и левых, а также жёсткая позиция против любой формы иммиграции. И в Швейцарии враждебность к исламу и отрицание его «видимости» стоят на переднем плане популистской пропаганды.
Северная Европа: против иммиграции и ислама
Правый популизм на севере Европы — в Дании, Норвегии и Швеции — сформировался гораздо позже, чем в Австрии. Например, Датская народная партия (DFP) возникла в результате партийного раскола лишь в 1995 году. Она совмещает крайний евроскептицизм, исламофобию и борьбу за интересы пенсионеров. В 2007-м ДНП набрала 13,9% голосов избирателей. Расистские и националистические принципы ДНП, исходя из которых она выступает с жёстких антииммигрантских позиций, прекрасно вписываются в политический консенсус, существующий в Дании по вопросу об ограничении потока миграции. Нет ничего удивительного в том, что эта крайне правая, социально-ориентированная протестная партия в данный момент поддерживает либерально-консервативное правительство Дании.
Возникшая в Швеции в 1988-м партия «Шведская демократия» (SD) происходит от откровенно неофашистской и расистской группировки “Bevara Sverige Svenskt” («Швеция — для шведов!»), чей бывший председатель открыто назвал себя расистом в одном из интервью в 1983 году. Нет ничего удивительного в том, что, имея такие исторические корни, «Шведская демократия» отвергает иммиграцию и выступает за этнически однородное общество. В 2010-м эта партия впервые попала в парламент, получив 5,7% голосов.
Бойня, устроенная Андерсом Брейвиком в летнем лагере Норвежской рабочей партии, обратила внимание широкой европейской общественности на феномен правого популизма в Норвегии. И действительно, на Севере Европы самая мощная право-популистская партия образовалась именно в Норвегии – в стране, которая долго не сталкивалась с проблемой иммиграции. Но начиная с 1960-х годов, количество иммигрантов, приехавших в эту страну, существенно увеличивалось. Государственное министерство статистики объявило, что уже 24% населения Осло имеют иммигрантские корни. Позиционирующая себя как либеральная Прогрессивная партия Норвегии (FrP) всегда выступала против социал-демократического социального государства. Очевидно, что её идеология изменилась под воздействием иммиграционного вопроса, и сама она преобразилась в 1970-е годы в право-популистскую протестную партию. Неприкосновенной осталась лишь её неолиберальная экономическая программа. Так, ППН выступает за приватизацию государственных предприятий. В сфере внешней политики Прогрессивная партия мнит себя частью единого антиисламского блока вместе со США и Израилем и требует усиления сотрудничества с этими странами. Она выступает за ограничение иммиграции и выдворение иммигрантов, уличённых в преступлениях. В 2009 году после выборов в парламент Прогрессивная партия Норвегии стала второй по значимости партией в норвежском парламенте, набрав 22,9% голосов.
Сепаратизм и защита демократии в Бельгии и Нидерландах
Фламандский популизм занимает совершенно особое место среди право-популистских партий Европы. Бельгийская партия «Фламандский интерес» (ранее она называлась «Фламандский блок») добилась успехов на выборах, во многом благодаря своим явно расистским аргументам в пользу «движения за независимость». Чтобы обосновать требование отделения фламандской части страны от Бельгии, она предлагает выстроить «этническую иерархию» с фламандцами на её вершине, затем следуют нидерландцы и буры в Южной Африке, так как эти группы якобы обладают общими культурой и языком. В самом низу иерархии стоят люди, которые происходят не из Европы и не обладают ни языком, ни культурой, ни происхождением от рас европейских господ. Посему интеграция неевропейских иностранцев считается недостижимой и нежелательной – и их следует не интегрировать, а отправлять обратно. Поэтому «Фламандский интерес» требует ограничения их фундаментальных человеческих прав и их права на участие в общественной жизни.
Долгое время «Фламандский интерес» успешно выступал на выборах, получая до 14% голосов. Но в 2010 году «Фламандский интерес» получил лишь 7,8%, то есть в сравнении с предыдущими выборами потерял 4,3%. Дело фламандской независимости отстаивает и более умеренная популистская националистическая группировка – «Новый фламандский альянс» (“Nieuw-Vlaamse Alliantie” – N-VA). Она ориентирована на экономический либерализм, экологию и отстаивает независимость Фландрии.
В Нидерландах правый популизм носит отпечаток исламофобии с начала 2000-х. Различные политические формации выставляют его на передний план. На выборах в 2002 году «Список Пима Фортина» (“Lijst Pim Fortuyn” – LPF) стал второй по значимости силой, набрав 17% голосов, хотя ранее эта организация никогда в выборах не участвовала, так как была только что основана. Её основатель и главный кандидат Пим Фортин вёл яркую антиисламскую предвыборную кампанию, причём он заходил так далеко, что требовал отказать мусульманам в правах человека. Его аргументация была преимущественно либеральной, а не биологически-расистской, как, к примеру, у «Фламандского интереса», так как он одновременно выступал за права гомосексуалистов и женщин, а также за демократию, угрозу которой он видел со стороны ислама.
Эта политическая амальгама распалась вскоре после убийства Пима Фортина в 2002-м, незадолго до выборов, так как ей недоставало фигуры харизматичного лидера, а кроме антисламизма у неё не было никакой программы. Но избирательный потенциал был снова успешно активирован и объединён Партией за свободу (“Volkspartij voor Vrijheid en Democratie”- VVD) под руководством Герта Вильдерса. Бывший праволиберальный политик инициировал кампанию против Европейской конституции и добился отказа от неё по итогам народного референдума. В 2006-м он основал ПЗС, которая тут же попала в парламент с 5,9% голосов. Там он заставил о себе говорить, в первую очередь, благодаря тому, что требовал введения «kopvoddentaks» – налога на ношение паранджи.
Видимое отличие голландского варианта правого популизма от расистского дискурса во фламандской части Бельгии заключается в своеобразии аргументации: правый радикализм без биологической подкладки. Против ислама выступают как против угрозы для демократии, а не для расы или христианско-европейской культуры. Во имя (национальной) демократии критикуется и Европейский Союз в его нынешнем виде: Партия за свободу требует, к примеру, упразднения Европарламента и Европейской Комиссии и хочет одновременно расширить прямую демократию в Нидерландах. Поэтому на выборах в 2010 году за неё проголосовали 15,4% избирателей. ПЗС стала третьей по величине партией в стране. И это несмотря на то, что она была основана лишь в 2006-м!
Берлусконизм и регионализация в Италии
Нельзя рассматривать правый популизм в Европе, не обращаясь к примеру Италии. Тут правый популизм правил на протяжении десятилетий в совершенно странной форме – в форме «берлусконизма». Сильвио Берлускони долгое время являлся председателем партии и правительства, владельцем СМИ, предпринимателем, одним из самых богатых людей Италии и политическим шоуменом в одном лице. «Берлусконизм, как он сегодня себя представляет, состоит из таких элементов, как заносчивость, невежество, наглость, надменность, противоречивость, агрессивность, равнодушие, деловая заинтересованность и непредсказуемость; Сильвио Берлускони […] установил в итальянской политике культуру конфронтации» – так характеризует Йенс Урбат стиль правления и дискурсивное присутствие Берлускони (Jens Urbat, Rechtspopulisten an der Macht, 2007).
Но помимо личных интересов, которые он совершенно открыто преследует при помощи политики, Берлускони использовал популистские средства, чтобы добиться успехов на выборах. При этом он воспроизводил простые схемы «друг/враг», замещая политическую дискуссию клеветой и унижением политического противника. Он понял, что популизм нуждается в ежедневной подпитке, особенно посредством электронных СМИ, которые он поэтому большей частью и контролирует. Когда больной темой стала иммиграция, то Берлускони сразу же прореагировал ужесточением законов. В ноябре 2010 года правительство Берлускони приняло новые правила, облегчающие выдворение людей без стабильного заработка или постоянного места проживания. Эта кампания была нацелена, в первую очередь, на живущих в Италии румын.
Но в тени берлусконизма в Италии существует ещё одна право-популистская партия – «Лига Севера» (LN), которая, как и сепаратистские партии Фландрии, требует отделения богатой северной Италии от остальной части страны и строгого контроля над иммиграцией. На выборах 2008 года руководимая Берлускони партия «Народ свободы» (Il Popolo della Libertà – PdL) набрала 37,4% голосов, Лига Севера набрала по Италии 8,3% и вошла в парламент, а в регионе Венеции, являющемся её центром, она набрала 26,5%.
«Лига Севера» обладает своим собственным политическим лицом и активистским составом. Идеологически она была сформирована интеллектуалами «новых правых», а требуемое ею отделение северной Италии и основание «Падании» основывается на том, что на севере живёт наиболее биологически и культурно развитая раса. Так объясняется типичное для Италии экономическое разделение на Юг и Север. Со временем партия развилась программно и хочет, чтобы Италия стала более федералистской, то есть, чтобы компетенции центрального правительства были перенесены в регионы («регионализация»). Конкретно,это должно произойти в сфере здравоохранения, в организации школ и в региональной полиции. Она сочетает либеральную экономическую политику с региональным контролем. В своей позиции касательно иммиграции ЛС различает иммигрантов по происхождению: людям с севера всегда рады, с юга — нет, ибо «Лига Севера» относится критически и к миграции внутри самой Италии: из Сицилии на север.
Восточно-европейский правый популизм: зловещая тень антикоммунизма
На востоке Европы правый популизм представляет не меньшую угрозу, чем на западе Старого континента. Он возникает, развивается и укрепляется на базе радикального антикоммунизма. Правопопулистские партии в этих странах обосновывают свою политическую линию тем, что нужно, как и раньше, бороться с коммунизмом, который якобы всё ещё жив в этих странах в изменённой форме. Право-популистские дискурсы в этих обществах часто пользуются теориями заговора, чтобы укрепить этот тезис. Согласно им, коммунисты либо замаскировались и всё ещё преследуют цель коммунистической революции, либо же они оказывают давление на какую-либо нацию через другие страны.
На данный момент этим воодушевляется венгерское общество. Неофашистская партия «Движение за лучшую Венгрию» (“Jobbik Magyarországért Mozgalom” – JMM), которая в своей риторике, символике и пропаганде ссылается на нацистов из «Скрещённых стрел», объединила на последних выборах в 2010-м более 12% избирателей и стала третьей по величине партией в Венгрии. Она хочет восстановить «Великую Венгрию» в границах «до договора, заключённого в Трианоне в 1919 году», что означало бы разрушение существующих сегодня государств. Показательным для «Движения за лучшую Венгрию» являются, кроме того, его антисемитские нападки. Так, её главный кандидат Крисцтина Морвай говорила: «Я бы приветствовала, если бы те, кто называет себя “гордыми венгерскими евреями”, играли в свободное время со своими обрезанными петушками, вместо того, чтобы клеветать на меня» (цитируется по “Jungle World”, 11.03.2010)
Движение всё ещё связано с другой национал-популистской партией – партией «Фидес» (Fidesz – “Magyar Polgári Szövetség” – Венгерский гражданский союз) нового венгерского президента Виктора Орбана. ДЛВ начиналось как молодёжное крыло при «Фидес». Открытый антисемитизм объединяет обе эти партии. Например, правящая сейчас «Фидес» всерьёз опасается того, что Израиль намерен завоевать Венгрию. Кстати, «Фидес» набрала на выборах 2010 года 53% голосов.
В Польше правопопулистской риторикой пользуется бывшая правящая партия «Право и справедливость» ( “Prawo i Sprawiedliwość” – PiS). На выборах в Сейм 2007 года она получила 32,16% голосов. Для этой группировки, которая вышла из одного из многочисленных отколов от профсоюзного движения «Солидарность», всё ещё является важным борьба с коммунизмом. Имя «Право и справедливость» указывает на всё ещё длящийся конфликт. Партия глубоко католическая и поддерживается правыми кругами в Польше. К примеру, популярной радиостанцией «Радио Мария». Политики «ПиС» повсюду видят заговоры и пост-коммунистические сети, которые всё ещё тайно правят страной. Популистские элементы также ссылаются на отношения со странами-соседями – с Германией и Россией. Тут постоянно инициируются совершенно недипломатические и безумные нападки для того, чтобы скрыть внутренние противоречия и проблемы. Также «ПиС» активно выступает против гомосексуалистов и выпустила что-то вроде внутренней резолюции против них. Касательно Европейского гей-парада в 2010 году в Варшаве депутат от «ПиС» София Ромашевская заявила, «что эти люди делают свою сексуальность центром их жизни» и терпеть это невозможно (цитируется по “Jungle World”, июль 2010).
В балтийских государствах Латвии и Литве пользуются спросом две крайне право-популистские партии. В Латвии – «За Отечество и свободу»/«Латвийское национальное независимое движение», получившие 7% на выборах 2006 года, а в Литве – «Порядок и закон» (бывшие либеральные демократы), набравшие 13%. Здесь выделяются бывшие литовские либерал-демократы, которые отреагировали на социальные конфликты в стране либеральной экономической программой и агитацией против чужаков и этнических меньшинств. Успехи партии сильно зависят от харизматичной личности Роланда Пакаса, который дважды был президентом страны и который дважды терял этот пост из-за того, что его обвиняли в нелегальном бизнесе и сомнительном правлении на посту.
Исламофобия как единственная связь
Этот далеко не полный обзор движений и партий, составляющих право-популистскую Европу, можно анализировать по различным критериям. Так, можно отметить, что в маленьких и относительно благополучных европейских странах правый популизм обозначает воображаемую линию обороны: чтобы не допустить передачи в руки бедных части относительного богатства, причём эта позиция маскируется расистскими и культуралистскими аргументами. К тому же правый популизм всегда выступает критически в отношении ЕС, но ни одна из вышеперечисленных партий не стала бы всерьёз пытаться выйти из ЕС, поскольку богатые страны и регионы получают (среди прочего) экономическую выгоду от участия в Евросоюзе. Это касается, к примеру, Австрии и северной Италии, а также и Швейцарии, которая институционально и экономически тесно связана с ЕС.
Правый популизм во многом зависит от харизматичной фигуры лидера. Может быть, это звучит банально, но политика всегда нуждается в «передаче содержания», как это технически называется в политологии, то есть в медиальных фигурах, общающихся с электоратом. Однако в случае с популизмом этот вопрос сущностен, так как лидеры придают партиям и движениям авторитарный и недемократический образ. Часто они являются инициаторами различных скандалов и стоят в их центре. Стоит вспомнить лишь секс-аферы Берлускони или же последнюю поездку австрийского политика Йорга Хейдера. Он погиб в автокатастрофе, в которой сам был виноват, и это до сих пор даёт повод для спекуляций, в том числе и о его возможной гомосексуальности, ибо на заднем сиденье его автомобиля, видимо, разыгралась любовная драма.
Если проанализировать результаты выборов правых популистов, то в глаза бросается их относительная сила. Они оказывают влияние на внутреннюю политику своих стран, участвуя в правительствах или поддерживая их. Но они также формируют общественный дискурс двумя или тремя темами, которые постоянно педалируют. Не трудно заметить, что мы имеем дело отнюдь не с эфемерным или маргинальным политическим феноменом.
С другой стороны, эти итоги выборов являются своего рода моментальными снимками, так как право-популистские партии по причине их харизматических форм власти могут организовать себе лишь довольно нестабильную поддержку в населении. В глаза бросается следующий факт. Если мы рассмотрим итоги выборов за последние десять лет, то их результаты подчинены колебаниям конъюнктуры. Так, количество процентов, меняющееся от выборов к выборам, указывает на то, что правый популизм привязан к политическим настроениям масс. И сами право-популистские партии возникают и исчезают, то есть не являются устойчивыми величинами.
Право-популистские партии Европы идеологически довольно неоднородны, поэтому они и не объединились в европейском масштабе, к примеру, в Европарламенте. Существуют чисто неолиберальные партии, критикующие социальное государство и его социальное страхование и стремящиеся его уничтожить, а также и социальные патриотические партии, которые требуют ещё больше страхования, но только для своих сограждан. Правый популизм в целом направлен против иностранцев и иммигрантов, выступает за политику «закона и порядка», яростно критикует истеблишмент (частью которого он одновременно и является). Он живёт за счёт поисков врага внутри (левые и меньшинства) и снаружи (объявляемые злом государства и учреждения). Он зачастую является сепаратистским и всегда националистским, так как выступает за отделение или автономию части страны или целой страны, при этом всегда скептично относится к ЕС или, иногда, даже настроен против ЕС. На данный момент враждебность к исламу опирается на сильную конъюнктуру, и это — нечто вроде идеологической связи практически всех представленных партий. Правый популизм иногда бывает откровенно антисемитским, но иногда и открыто произраильским.
Ситуация с правыми популистами в некоторых странах Европы осталась за рамками этой статьи, так как там право-популистские группы хотя и существуют, но являются относительно незначительными. К их числу относятся такие страны, как Германия (где некоторые неонацистские группировки представлены или были представлены в региональных парламентах) и Чехия. Глядя на эти страны, можно выдвинуть тезис о том, что правый популизм не имеет шансов там, где есть значительная популистская сила слева (как «Левая партия» в Германии или посткоммунисты в Чехии). Относительная сила правого популизма всегда является относительной слабостью левых, так как правый популизм артикулирует (высказывает и объединяет) социальные конфликты и противоречия на свой лад.
Откуда эта право-популистская конъюнктура?
Первое, что бросается в глаза, — это то, что правый популизм необычайно агрессивен, воспринимая политику как манихейский конфликт, в котором есть «друзья» и «враги», противостояния и альянсы. Этот род политики контрастирует с общепринятой политикой, которая скорее делается технократически и бесшумно, где политики принимают меры, которые должны лишь комментироваться заинтересованной публикой. Популистская партия, напротив, всегда обостряет конфликт и вводит в общественное сознание ещё одно, кроме технократического, значение политики — спор и конфликт.
Возникновение правого популизма может быть понято и как симптом кризиса либеральной модели политики, как она проявляется, например, в учреждениях Европейского Союза. Для легитимации мер, предписаний и законов необходимо хотя бы предположить соответствующую волю избирателей. Это может происходить только символически — или в воображении. Очевидно, однако, что правые популисты кажутся пригодными для коалиции. Они поддерживают консервативно-либеральные правительства или даже являются их частью. Посредством интеграции право-популистских группировок в технократические аппараты возникает нечто вроде «купленной» легитимации: «Посмотрите, у нас есть и популисты на борту, и мы действительно являемся народным правительством!»
Ценой этого компромисса является миграционная политика, не являющаяся ни либеральной, ни современной, хотя в Европе свобода передвижения – не только фундаментальное человеческое право, но и демографическая необходимость, и простой социальный факт, который нельзя упразднить ни декретом, ни дискурсом. К тому же открытость границ – это конституционная характеристика Европейского Союза и всех его предшественников.
Правый популизм – это не переходный феномен. История, к примеру, уже устоявшихся право-популистских партий в Австрии и в Швейцарии показывает, что правый популизм функционирует в относительно стабильных социальных и экономических контекстах. Однако можно наблюдать «сдвиг и концентрацию», которые типичны для политической идеологии: очевидно, что ни мусульманское население Европы, ни другие иммигранты или меньшинства не виноваты в экономическом кризисе, царящем в ЕС на протяжении последних лет. Это – явный финансовый и банковский кризис, а ответственность за него лежит на председателях финансовых институтов и на экономической политике, которая безучастно наблюдала за происходящим и, к тому же, создала юридические рамки, согласно которым ничего не надо регулировать.
Эти факты известны и дают достаточный повод, чтобы поставить капитализм под вопрос. В этой ситуации правые популисты создают абсолютно иной фронт — против иммигрантов и чуждых культур, чья интеграция в повседневную жизнь проходит куда проще, чем это принято думать с подачи правых популистов. Конечно же, нельзя быть уверенным, дойдёт ли дело до общеевропейских социальных бунтов против современной капиталистической формации, но это кажется вполне возможным, стоит лишь подумать о нарастающих социальных протестах в Греции, Румынии или Франции. Возможно, что сумма этих ответов сможет объяснить конъюнктуру правого популизма. В любом случае, левые Европы обязаны противопоставить этой Европе разочарованных иной проект и бороться за него.
От редакции «Нового смысла». В статье Себастьяна Райнфельдта почему-то нет информации об успехе партии «Истинные финны», а также не проанализирован успех французского «Национального фронта» во главе с Марин Лё Пен (правда, статья «Уродливый оскал Европы» была написана до выборов президента Франции, на которых Марин Лё Пен, получив 17,90% голосов, заняла третье место). Редакция сайта «Новый смысл» готовит аналитический материал о небывалом успехе французских националистов.
