Теология свободного рынка

Михаэль ДОРФМАН

Будете ли вы доверять медицинской профессии, если преподаватели в медицинских вузах не будут иметь опыта практического лечения больных, но зато будут испытывать неуважение к практикующим врачам? Возрастёт ли ваше доверие к этой профессии, если медицинские исследования будут иметь мало общего с вопросами, которые важны для врачей, пытающихся лечить пациентов? Этими вопросами начал свою нашумевшую недавно статью об экономике и экономистах Марк Тома. Современная свободно-рыночная экономика, или как её еще называют, «неоклассическая экономика» – общественно-политический культ, сродни «научному коммунизму», призванный обслуживать модель глобального корпоративного капитализма «по-американски».

Научна ли свободно-рыночная экономика?

Об этом написаны столько книг, что все не уместить библиотеки. Поэтому коротко ограничимся рассмотрением ключевых постулатов свободно-рыночной экономики. «Теория рациональных ожиданий» (ТРО), лежащая в основе современной свободно-рыночной экономики — доктрина довольно мутная. Если коротко, то эта теория утверждает, что люди ведут себя на рынке согласно ожиданиям неоклассической экономики, тем ожиданиям, которые сама теория считает рациональными и ожидает их от субъектов рынка. Такое определение через тавтологию – общее правило для свободных рыночников, и его можно найти уже у отца современной экономики Адама Смита. Ниже ещё скажем о его «незримой руке рынка».

Многие науки стоят на тавтологии. Все математические уравнения, в конце концов, сводятся к тавтологии, к тому, что ноль равен нулю. Однако математические аксиомы выведены из эмпирических наблюдений, чего не скажешь об аксиомах экономических. Теория рациональных ожиданий… ожидает от людей рационального поведения. Человеческое поведение всегда направлено на «максимизацию собственной пользы», и такое «оптимальное» поведение обеспечивает рациональность рынка, не даёт ему стать мошенническим, не допускает сверхприбылей.

Тем самым рациональное человеческое поведение создаёт на рынке совершенное уравнение баланса между спросом и предложением, которое, в свою очередь, и определяет цены. Цены становятся изначальным и совершенным индексом для определения человеческих желаний, и их (в рамках ТРО) не принято подвергать сомнению. Раз столько дают на рынке, значит, товар столько и стоит. Вопросов больше не должно быть. Из этого следует, что цены на рынке всегда идеально показывают «чего люди хотят» и «как должно быть».

Подобно научному коммунизму, свободно-рыночная экономика исходит из аксиомы, что экономическое поведение людей рационально. В советских источниках пользовались словом «сознательность». Максимизация пользы, лежащая в основе ТРО – сама по себе довольно странная доктрина. Она предполагает, что человеческое удовлетворение имеет некую фиксированную величину, производную от количества вещей и услуг, которые человек способен купить. Подразумевается также, что люди способны определять эту величину, и строить своё поведение рационально, согласно своим представлениям об удовлетворении.  Среди теоретиков-экономистов и практиков маркетинга не любят слов «представление» или «мнение». Там предпочитают слово «перцепция». В кругах свободно-рыночных идеологов много говорят о свободе выбора. На практике же всячески стараются эту свободу минимизировать. Там  вообще не верят, что человек имеет свободу выбора. Как и в марксизме-ленинизме, «свобода – это осознанная необходимость» максимизировать свою пользу. Не так давно была такая наука — «научный коммунизм». Вместе с «марксистско-ленинской политэкономией», «научным атеизмом» и ещё несколькими «общественно-политическими дисциплинами» они составляли культовую идеологию советского строя. Современная экономика представляет себя наукой. Экономисты работают в университетах, защищают диссертации, получают научные звания, публикуются в научных журналах. Некоторые даже получают Нобелевские премии (по специальной уже после Нобеля утверждённой номинации «экономика»). Делает ли это экономику наукой?

Место среди наук

Научность разных дисциплин определяется их связями с другими науками, взаимозависимостью и проверяемостью их результатов. Естественно было бы предположить, что экономика, занимающаяся поведением людей и общества, должна быть тесно связана с другими общественными и гуманитарными науками – социологией, психологией, биоэтикой, педагогикой, антропологией. Нельзя сказать, что достижения общественных и гуманитарных наук не используют в практике маркетинга. Используют, да ещё как. Зато, как наука, свободно-рыночная экономика стоит в стороне от других наук.

Мнение социологов о современной неоклассической экономике и её приложениях весьма нелестно. Основополагающий принцип «максимизации пользы» никак не годится для изучения реальных общественных явлений. Максимизация личной пользы и вовсе считается антиобщественным поведением, поскольку противоречит максимизации общественного блага. Да и что такое «максимизация собственной пользы» в медицине или в просвещении? Ключевые отрасли бизнеса (страхование, финансы, медицина и т.д.) даже близко не подпускают к себе основополагающие принципы открытой рыночной конкуренции.

Не пользуется авторитетом экономическая наука и в кругах биоэтиков. Даже антропологи, способные находить взаимопонимание с экзотическими племенами в отдаленных уголках планеты, не принимают всерьёз модели и графики свободно-рыночных экономистов. Последний интересный и плодотворный диалог между экономикой и антропологией состоялся аж в 1941 году между Франком Найтом и Мелвиллом Гершковичем. Два антрополога Крис Ханн и Кейт Харт опубликовали очень интересную книгу «Экономическая антропология» В предисловии авторы пишут: «Мы надеемся убедить экономистов в заботах реального мира, заинтересовать их работой антропологов, в их открытиях в области человеческой экономики, в познании современных теорий антропологии». Авторы понимают, сколь малы их шансы: «Мала надежда на диалог и взаимопонимание с теми, кто определяет экономику исключительно как приложение логики индивидуализма о максимизации собственной пользы ко всем сферам общественной жизни».

Спасать экономику от экономистов

Антропологи Ханн и Харт заключают книгу довольно пессимистично: «Экономическую науку надо спасать от экономистов». Ведь экономика – не идеология, а наука прикладная. Она должна быть применима для решения конкретных проблем. В одних случаях целесообразна приватизация, в других — национализация. Порой надо поощрять спрос и импорт, порой – ограничивать импорт и поощрять производство. Экономические теории модели «Рациональные ожидания» и «Эффективные рынок», о которых мы поговорим ниже, имеют свое ограниченное применение на рынке. Все «измы» имеют свои плюсы и про­бле­мы – со­ци­а­лизм и ка­пи­та­лизм, ли­бе­ра­лизм и мер­кан­ти­лизм, кейн­си­ан­ство и марк­сизм. За­да­ча эко­но­ми­ки – ре­шать про­бле­мы по мере по­ступ­ле­ния, брать луч­шее из того, что со­зда­ла че­ло­ве­че­ская мысль и учи­ты­вать про­шлые ошиб­ки. Ведь даже для решения различных задач используются различные теории, не совпадающие между собой, как скажем, квантовая механика и теория относительности.

К сожалению, не только экономика может стать предметом культа. В культ возводились науки об обществе («диалектический материализм – это социология марксизма» или позитивизм конца XIX начала ХХ века). Предметом спекуляций становилась биология (лысенковская генетика или расовая евгеника) и даже физика (арийская физика или борьба с павлингизмом в сталинском СССР[имени Лайнуса Полинга – отца квантовой механики]). Рынок существовал до «рыночной экономики», и будет существовать после, хотя сегодня легче представить конец света, чем конец капитализма. Проблема не с рынком, а со свободным рынком. В природе нет такой вещи, как свободный рынок! Любой рынок имеет строгие законы. Иначе это не рынок. Вопрос всегда в том, в чью пользу эти законы написаны. О свободе рынка в основном пекутся те, кто контролирует рынок  и не хочет никакого контроля над собой.

Идеология свободного рынка во многом базируется на писаниях тех, кто не являлся ни экономистом, ни ученым, как Мюррей Ротбарт или Айн Рэнд. Другие, как Гарри Беккер или Мильтон Фридман, – были серьёзными учеными, не зря получившими свои Нобелевки. Однако подобно другим ученым-идеологам, обещавшим людям коллективное или индивидуальное избавление, как Карл Маркс или Зигмунд Фрейд, они были ещё талантливыми писателями и неутомимыми пропагандистами своих идей. И здесь наука пре­вра­ща­лась в оче­ред­ной «изм». Ведь учё­ные, как че­ло­ве­че­ское мно­же­ство, ничем не от­ли­ча­ют­ся от дру­гих че­ло­ве­че­ских групп. Как и везде, там есть свои пра­вед­ни­ки и греш­ни­ки, свои ду­ра­ки и умные. Про­сто уни­вер­си­тет­ская наука иг­ра­ет в со­вре­мен­ном об­ще­стве те же роли, ко­то­рые иг­ра­ла ка­то­ли­че­ская цер­ковь в сред­не­ве­ко­вом об­ще­стве. Среди этих ролей – опре­де­ле­ние об­ще­ствен­ной идео­ло­гии, раз­ра­бот­ка об­ще­ствен­ных стра­те­гий и по­ли­ти­че­ско­го курса, то есть то, что по-ан­глий­ски на­зы­ва­ет­ся ёмким тер­ми­ном policymaking. В со­вре­мен­ном об­ще­стве пе­ре­ход из уни­вер­си­тет­ской науки в ко­ри­до­ры по­ли­ти­че­ской вла­сти очень лег­кий. Мно­же­ство про­фес­со­ров эко­но­ми­ки, по­ли­то­ло­гии и т. п. ста­но­ви­лось и ста­но­вит­ся по­ли­ти­че­ски­ми стра­те­га­ми и пра­ви­тель­ствен­ны­ми бю­ро­кра­та­ми, а мно­же­ство по­ли­ти­ков и бю­ро­кра­тов прямо пе­ре­хо­дят на ка­фед­ры уни­вер­си­те­тов и ис­сле­до­ва­тель­ских ин­сти­ту­тов. В ос­нов­ном, учё­ные по­мо­га­ют по­ли­ти­кам ре­шать про­бле­мы, од­на­ко за­ча­стую они же ста­но­вят­ся идео­ло­га­ми, а порой и слу­жи­те­ля­ми на­у­ко­об­раз­ных куль­тов. Хо­ро­ший при­мер – груп­па бле­стя­щих эко­но­ми­стов во главе с Егором Гай­да­ром и Ана­то­ли­ем Чу­бай­сом, сыг­рав­ши­ми (вме­сте с «маль­чи­ка­ми Сам­мер­са» – гар­вард­ски­ми аме­ри­кан­ски­ми со­вет­ни­ка­ми «Чи­каг­ской эко­но­ми­че­ской школы») зло­ве­щую роль «ель­цин­ских маль­чи­ков», ре­шив­ших, что власть долж­на об­слу­жи­вать рынок. За ускоренное внедрение их идей народы России заплатили непомерную человеческую цену, сравнимую лишь со сталинской модернизацией. Именно от таких идеологов-экономистов и надо спасать экономическую науку и национальные экономики.

«Корысть – это хорошо»

Рационально ли потребление? Стоят ли мои «фирменные» джинсы реально настолько больше, чем пара джинсов без этикетки? Стоит ли дом в дорогом районе больше, чем в дешёвом? Стоит ли патентованная баночка поливитаминов Centrum реально дороже аналогичной баночки поливитаминов без имени-бренда. Последнее точно нет. Как-то пришлось наблюдать, как одни те же таблетки, полученные оптом от Centrum, паковались в два вида бутылочек – одни с фирменным именем, другие — с именем сети супермаркетов, которые стоили в три раза меньше фирменных. Здесь теоретики-экономисты расходятся со своими единомышленниками, практиками маркетинга. Известно, что потребитель далёко не всегда ведет себя рационально. Зачастую потребительское поведение определяется модой, то есть «групповой перцепцией». Попросту говоря, люди ведут себя согласно тому, что ожидает от них группа, к которой они принадлежат, либо хотели бы принадлежать. Маркетинг и корпорации не просто знают это, но и извлекают из этого немалые барыши, охотно используют для того, чтобы взвинтить цены определённых товаров, «раскрутить бренды».

Экономисты могут возразить, мол, все равно потребитель действует рационально, поскольку платит за «социальную самооценку». Покупая бренды, потребитель якобы приобретает «социальный капитал», и это то, что рынок ему продаёт на самом деле. Такая постановка вопроса выдаёт фундаментальное искажение человеческой психологии. Разумеется, многие из нас идентифицирует себя с группой, и покупают модные и престижные в группе вещи, или, говоря профессиональным языком, «потребляют через групповую идентификацию». Однако это глубоко эмоциональное действие. Трудно себе представить, что при виде дорогой шубки, модная девушка  рассудочно и цинично рассчитывает, насколько приобретение продукта увеличивает её «социальный капитал». Общественные перцепции и моды, которыми торгует современный маркетинг – это иррациональные реакции в ответ на определенные стимулы. Торговцы и маркетологи знают, что это никак не рациональные решения, по меньшей мере, лет сто.

Наглядный пример – это лопнувший «жилищный пузырь», запустивший всемирный финансовый кризис в 2008 году. Людей убедили вкладывать деньги в жильё не только для того, чтобы иметь дом, и даже не для того, чтобы извлечь доход, но потому, что «обязательно надо» иметь свой дом, «теперь и ты тоже можешь», что без дома человек не часть национальной идентификации «американской мечты», не оправдывает ожиданий «общества собственников». Подобный маркетинг применялся повсюду, где росли жилищные пузыри – в Испании, Израиле, Ирландии. Фабрикация подобных ожиданий не только неотъемлемая часть любых спекулятивных пузырей, но и интегральная часть любой «рыночной активности». Примеров можно привести множество, и во всех сферах, где якобы приложима Теория рациональных ожиданий – от решений вкладывать деньги до покупки ценных бумаг – всё это иррациональные импульсы, которыми часто манипулируют учреждения и корпорации в экономических и политических целях. Стоит лишь посмотреть, какое огромное количество деятелей на ниве экономики и политики пытается извлечь барыш из наших так называемых инфляционных ожиданий.

То, что необходимо связать потребителя с брендом не только через групповую моду, но и через обещание сексуального удовлетворения, сегодня уже классика маркетинга. Понятно, почему полуголые красотки теперь рекламируют не только автомобили, мужскую одежду, косметику, но и тракторы, и рабочие инструменты. Сексуальный призыв обеспечивает, что потребитель будет покупать больше и будет нуждаться в товаре чаще. Называть такое поведение рациональным – это издеваться над русским языком. Те, кто эксплуатирует подобные привычки, лучше других знают, насколько они нерациональны. Главное здесь то, что все участники рынка  – потребители, производители, инвесторы и прогнозисты часто действуют совершенно нерационально. Будь их действия рациональны, они бы не поддались бессчетному числу манипуляций, которые знает история экономики. Тезис о стремлении к собственной пользе хорошо поддерживает свободно-рыночную идеологию. Фраза из фильма «Уолл-Стрит» «корысть – это хорошо», к удивлению его создателей, стала неофициальным лозунгом в тех кругах финансовых дельцов, которых фильм критиковал. Бывшие смертные грехи объявлены позитивными ценностями – алчность, корыстолюбие, сребролюбие, лихоимство, любостяжание.

Где же здесь теология?

Свободно-рыночная, неоклассическая экономика исходит из принципа, что люди действуют на рынке, обладая полной и объективной информацией. Экономисты называет это прогнозированием, хотя с тем же успехом могли бы назвать гаданием на кофейной гуще. Невозможно заявлять, что все люди в любое время на рынке прогнозируют правильно. Они лишь полагают, что если случаются ошибки, то это информационные аномалии, которыми можно пренебречь. Вот что пишут в одном американском университетском учебнике по экономике: «Рациональные ожидания означают, что экономические факторы подвергаются воздействию информации и решений, что сводит к минимуму ошибки прогнозирования. Это не означает, что не бывает ошибок прогнозирования, а просто значит, что подобные ошибки не могут быть системными и не имеют сериальной корреляции».

Подразумевается, что все участники рыночного процесса обладают исчерпывающим знанием всех экономических переменных (цены, инфляция и т. д.). Да не только в настоящем времени, но из прошлого и даже будущего. Именно этот смысл, по всей видимости, имеет фраза «подвергаются воздействию информации и решений». Иначе как же они могут не делать ошибок? Если же участники рыночного процесса не обладают всей полнотой информации, то волей-неволей им приходится в какой-то мере полагаться на интуицию, на чувства и эмоции. Это уже противоречит догме Свободного Рынка. Более того, свободно-рыночная экономика полагает, что и потребитель всезнающий и всемогущий. По крайней мере, если он ведёт себя «нормально». Ведь если потребитель не всезнающий, то и ожидания его не основываются на рациональных соображениях. И это опять вопреки догме. Здесь проявляется теологическая природа свободно-рыночной экономики.

Ирландский экономист (и бывший католический теолог) Филипп Пикинтон пишет, что в большинстве теологий лишь бог (или боги) обладают совершенством, всезнанием и всемогуществом. Единственный путь к этим знаниям и качествам для человека – в теологическом, а ещё больше, молитвенном общении с божеством. Свободно-рыночная экономика не может отрицать очевидное, что человек делает ошибки на рынке. Информационной ошибке в теологии соответствует понятие греха. И лишь в теологии грех не может быть системным. Ведь каждый человек может искупить грех и сподобиться спасения. Пока человек действует в рамках теории-догмы (которая предопределена), то грех остаётся индивидуальным актом, минимизируется, а жизнь продолжается в рамках совершенного знания. Иудаизм выражает эту идею, утверждая, что «нет большей свободы, чем следование путём Торы». Научный коммунизм определял ту же самую идею свободы как вынужденную необходимость. Естество, обладающее совершенным знанием – это Бог. В научном коммунизме его называли Общественным Прогрессом. В свободно-рыночной экономике Бога зовут Рынок. Та самая «незримая рука рынка» Адама Смита. Идея Бога почти неразличима от свободно-рыночной концепции Рынка. Оба устанавливаю порядок, в котором протекает наша жизнь. Оба определяют следовать своим законам в жизни, несмотря на всяческие извращения и девиации (грехи). И оба являются совершенными процессорами информации, не только настоящей, но и обладают знанием прошлого и будущего.

Явление божественности рынка

Теория (или гипотеза) эффективного рынка (ЕМН), гласит, что вся существенная информация немедленно и в полной мере отражается на рыночной курсовой стоимости ценных бумаг. Другими словами, в рынок уже встроена вся информация, что и позволяет рынку работать превосходно и в соответствии с тем, что от него ожидает свободно-рыночная экономическая наука (т. е. спрос и предложение определяют функционирование рынка, а цена является совершенным отражением этого феномена). Отношение к рынку и раньше было почти религиозным. Однако именно в ЕМН и наблюдается явление народу божества по имени Свободный Рынок. Теория эффективного рынка толкует о том, что на рынке действуют те же самые рациональные силы, что и в Теории рациональных ожиданий. И эти силы действуют гармонично и предсказуемо, в сумме достигают совершенства в обработке информации. Здесь можно дискутировать, что было первичным – догмат рациональной природы рынка или идея о рациональности участников рынка. В любом случае Рынок, как и всякое современное божество, существует неявно и проявляется перед верующими лишь в результатах своих действий, зато обладает силой, способной управлять поведением отдельных людей и коллективов. Ив Смит, автор замечательной книги ECONned, показывает, как Теория эффективного рынка используется в политических целях — для оправдания разрегулирования финансового рынка. Политика позволила Рынку действовать безо всяких преград. И это, по мнению многих, привело к последнему кризису всемирной финансовой системы, по сути, к началу конца модели свободно-рыночного корпоративного капитализма. Свободный рынок не выполнил обещаний своего собственного культа, а потому Бог Свободного рынка умер. Что происходит со смертью богов – это в следующей статье цикла.