Павел ТУЛАЕВ
Испанская Империя, выбитая пятью буржуазными революциями XIX века из накатанной исторической колеи, разбитая, униженная гигантом США и вынужденная маневрировать в международной политике, чтобы не потерять последние сферы своего влияния, оказалась к началу XX столетия в состоянии глубокого кризиса. Наличие этого кризиса признавали все, но каждая политическая сила предлагала свой собственный выход из тупика.
Истоки фалангизма
Монархическая власть, уступая по частям свои позиции, запуталась в компромиссах и стала терять былой авторитет. Фактически она перестала быть руководящей силой, и молодые буржуазные партии открыто добивались уже «законной» парламентской формы своего фактического господства, следуя примеру революций во Франции, Англии и Америке.
После прихода к власти большевиков в России в 1917 году и основания в Москве Коммунистического Интернационала (Коминтерна) всю Европу охватила новая революционная волна. В Испании, где с конца XIX века заметное влияние имела социалистическая партия и получило распространение анархо-синдикалистское движение, группы рабочих выступили в поддержку «первой в мире республики рабочих и крестьян». В 1919 году часть левых социалистов присоединилась к Коминтерну, а в 1920 году произошло объединение различных коммунистических групп в единую партию. Социалисты и коммунисты Испании стали агитировать рабочих за переход от экономических форм борьбы, то есть профсоюзных стачек, к более радикальным — политическим. Либералы и левые всех направлений призывали свергнуть монархию, чтобы установить в стране демократическую республику.
Во избежание крайних форм революции аристократия пошла на установление в 1923 году умеренной авторитарной диктатуры. Возглавил её генерал Мигель Примо де Ривера (1870-1930), отец выдающегося революционера Хосе Антонио Примо де Риверы. Диктатура выполнила функции так называемого «превентивного» (т.е. «предохранительного») переворота в целях обеспечения государственной безопасности. С этой целью в правительство был введён лидер профсоюзного движения. Король Альфонсо XIII сравнивал своего защитника-диктатора с итальянским дуче Бенито Муссолини, который был известен своими социалистическими убеждениями.
Военно-монархический режим Примо де Риверы продержался до 1930 года, когда под давлением оппозиции была восстановлена конституционная монархия, открывшая путь к демократическим выборам и победе республиканского партийного блока. 14 апреля 1931 года монархия была свергнута, и в прошлое ушла целая историческая эпоха, с её патриархальными отношениями, и феодальными пережитками.
В 1931 году в Испании на парламентских выборах победили республиканцы во главе с Мануэлем Асанья (1880-1940). Бывший адвокат, журналист и писатель, заслуживший благодаря своему авторитету среди интеллектуалов пост секретаря Атенеума в Мадриде (либерального литературного, научного и художественного общества), он стал сначала военным министром, а затем — главой правительства. Подобно Керенскому в России, Асанья был ставленником либеральных масонов. Они получили ключевые посты в новом правительстве, государственном аппарате и даже в профсоюзах. Керенский получил поддержку Англии и США, а Асанья — ориентировался на масонские круги Франции.
В условиях политической свободы стали активно действовать левые силы всех направлений, включая анархо-синдикалистов и троцкистов. Революционной ситуацией в стране управляли из-за рубежа социалисты и коммунисты. В марте 1931 года генеральный секретарь Коминтерна Дмитрий Мануильский заявил на заседании Исполнительного Комитета: «Коммунистическая партия Испании должна немедленно мобилизовать массы трудящихся на борьбу за установление правительства рабочих и крестьян советской ориентации». В 1932 году было решено, что в революционных целях следует конфисковывать собственность крупных землевладельцев, монастырей, «буржуазного государства» и организовывать вооружённые отряды повстанцев.
Это воззвание было не только услышано, но и вскоре реализовано на практике. В 1934 году в Астурии, где десять лет назад уже была предпринята попытка пролетарского восстания, разразился ещё один бунт, более мощный, в ходе которого 1372 человека были убиты, а 2921 — тяжело ранены. Астурийское восстание не привело к установлению диктатуры пролетариата и было подавлены властями, но образованное в ходе бунта «рабоче-крестьянское правительство» просуществовало 15 дней. Победа республиканцев, в свою очередь, стимулировала рост контрреволюции и правого движения. Испанцы, прежде уповавшие на демократию и конституцию, как спасение от всех бед надеялись, что публичные свободы приведут страну к процветанию. Однако они увидели нечто противоположное. Временное масонское правительство, сформированное буржуазными радикалами и социалистами, оказалось бессильным перед хаосом революции, а по сути своей — антинациональным.
Внутреннюю пустоту, беспочвенность либеральной демократии глубоко осознали уже мыслители «поколения 1898 года», ставшего свидетелем краха испанской Империи. Они поняли, что стихийные восстания, хотя экономически и обоснованы, в конечном счёте ведут к превращению народа в толпу. Они не хотели, чтобы победа демократического (количественного) большинства над аристократическим (качественным) меньшинством привела к господству примитивных массовых мифов, отчасти рождённых стихией современности, а в большей мере сознательно навязываемых политиканами и демагогами. Этой теме философ Хосе Ортега и Гассет (1883-1955), ставший в критическую эпоху советником генерала Примо де Риверы, посвятил одно из своих известных произведений «Восстание масс» (“Rebelion de las Masas”).
Устрашающей безликости «обыностранивания» (estranjerizacion) и её детища — власти «грядущего хама» патриоты противопоставили свою концепцию национального самосознания и самобытности — испанскость (Hispanidad). Каждый из идеологов «испанскости» делал собственные акценты: исторические, религиозные, расовые, этнические, но все сходились в одном: Испания будет либо национальной по духу и форме правления, либо погибнет.
Наиболее обоснованно и ясно сформулировал своё отношение к этой проблеме глава журнала «Испанское действие» (“Action Espanola”) философ Рамиро де Маэсту (1874-1936). Он прошёл характерную для своего поколения эволюцию: от национального романтизма к традиционализму католического толка. Для Рамиро де Маэсту Испания — не только единственная в своём роде, самобытная страна, но ещё более — священная земля, где люди живут подвигом Христа, как на Святой Руси, где высшая ценность не обыденная, а божественная реальность, полная сакрального смысла. «Испанец верит либо в абсолютные ценности, либо перестаёт верить совершенно, — замечает Маэсту. — Для нас поставлена дилемма Достоевского: или абсолютные ценности, или ничто». Вульгарному скептицизму, антирелигиозному либерализму и гуманизму Рамиро де Маэсту противопоставляет средневековый идеал «рыцарского служения» Церкви, Нации и Государю. Разрабатывая, подобно нашему Ивану Ильину, идеологию духовно-национального сопротивления современному апостасийному (те есть падшему) миру, испанский мыслитель ставит в центр своей философии действия понятие «защиты» (defensa). «Чтобы быть, надо уметь защищаться», — утверждает Рамиро де Маэсту.
С начала 1930-х годов правое движение начало приобретать всё более чётко выраженные политические формы. Появились соответствующие партии и союзы. Наиболее популярной была Испанская конфедерация автономных правых (“Confederation Espanola de Derechas Autonomas”), выросшая на основе католических союзов «Национальное действие» и «Народное движение» во главе с университетским профессором и депутатом испанского парламента Хилем Роблесом (1898-1980). Объединяя широкие слои населения, от мелких и крупных землевладельцев до церковных служителей и аристократов, Конфедерация выступала в защиту Церкви, Отечества, семьи, частной собственности и монархии. Не отрицая самого принципа легальной парламентской борьбы, она призывала как можно скорее покончить с господством социалистов и масонов в республиканском правительстве.
Одновременно с Испанской конфедерацией автономных правых набирали силу и более радикальные организации того же направления: «Объединение традиционалистов» (“Comunion Tradicionalista”), противопоставлявшее республиканскому строю обновлённую католическую монархию; «Испанское действие» (“Accion Espanola”), выступавшее за установление авторитарно-монархического режима; «Испанское обновление» (“Renovacion Espanola”), тоже право-монархического типа, которому удалось сформировать влиятельный политический блок национальных сил.
Лидером правой оппозиции стал Хосе Кальво Сотело (1893-1936), входивший в правительство генерала Примо де Риверы. Ему удалось разработать и ясно сформулировать общую программу неоконсерваторов авторитарно-монархического толка. Путь к радикальной монархии, по мнению сторонников Кальво Сотело, лежал через военную диктатуру. Для её победы необходимо было установить прямые связи с руководством вооружённых сил.
Наиболее расположен к организации военного переворота в Испании был генерал Хосе Санхуро из Севильи. Он пытался найти поддержку и у генерала Франко, возглавлявшего в те годы Военную академию в Сарагосе. Но будущий диктатор отнёсся тогда к заговорщикам весьма осторожно. Фактически Франко не поддержал путчистов. Таким образом мятеж, поднятый в 1932 году по приказу генерала Санхуро, был сорван и подавлен силой.
Впрочем, разделение политических сил на «правых» и «левых» в этот исторический период было весьма условным. В Европе, разбуженной коммунистической революцией, складывался новый тип авторитаризма. И Муссолини, и Гитлер, и Сталин, будучи выходцами из социалистического движения, сплошь и рядом оперировали левой терминологией и тактикой, опирались на трудящихся людей, но оставались при этом сторонниками диктаторской власти и национального (в случае Сталина — многонационального) корпоративного государства. Этот тип государства принято называть «фашистским».
Основание Испанской Фаланги
В Испании первым фашистским деятелем стал Рамиро Ледесма Рамос (1905-1936), молодой философ, которому удалось объединить вокруг периодических изданий «Нация» (“La Nacion”) и «Завоевание государства» (“La Conquista del Estado”) радикально-националистически настроенных политиков и публицистов, интересовавшихся событиями в Италии и Германии. Один из них, Эрнесто Хименес Кабальеро, прозванный «испанским д’Аннунцио», публично объявил о своих фашистских взглядах ещё в 1929 году, но это был скорее эффектный жест, не претендовавший на политические последствия. Рамиро Ледесма Рамос, напротив, сразу же заявил о себе как о политическом лидере. Объединившись с последователями Ортеги Онесимо Редондо (1905-1936), ревностного католика, основавшего после поездки в Германию «Хунту испанского действия» (“Junta de Accion Espanola”), он объявил о создании в 1931 году созвучной ей по названию, по форме и духу «Хунты национал-синдикалистского наступления» (“Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista”). В своей программе национал-синдикалисты выступали как ярые противники интернациональной, марксистской революции и противопоставляли коммунистическому государству диктатуру, защищающую принципы иерархии, корпоративизма и национализма. На практике они настаивали на применении силовых мер «прямого действия» (accion directa) против отживших и неэффективных форм старой государственности.
Организационно Хунта (Junta — значит на испанском союз, совет) подразделялась на два типа структур: партийные ячейки — по 10 членов в каждой, и профсоюзные группы — числом до 100 человек. Это было связано с принципиально важным для движения тезисом о необходимости передачи средств производства в руки самих трудящихся.
Непривычное сочетание революционно-синдикалистских и консервативно-националистических идей выражалось и в символике нового движения: в трёхполосном, красно-чёрно-красном флаге с крестообразным знаком, соединяющим стрелы и ярмо (заимствованными из герба католических королей Изабеллы и Фердинанда), в партийном девизе «Испания — единая, великая и свободная», а также приветствия: “¡Arriba España!” («Воспрянь, Испания!»).
Ещё более необычно выглядела пропаганда Хунты, допускавшая в одном ряду соседство следующих лозунгов:
«Да здравствует новый мир!»
«Да здравствует фашистская Италия!»
«Да здравствует Советская Россия!»
«Да здравствует гитлеровская Германия!»
«Да здравствует наша будущая Испания!»
«Долой парламентскую и буржуазную демократию!»
Несмотря на энергичную деятельность Хунты национал-синдикалистского наступления, ей не удалось привлечь на свою сторону народные массы. Одной из причин был крайний антиклерикализм Ледесмы Рамоса, который отталкивал от движения христиан-традиционалистов. Этот существенный для католической Испании недостаток удалось преодолеть другому лидеру испанских патриотов — Хосе Антонио Примо де Ривере.
Сын генерала-диктатора, Хосе Антонио Примо де Ривера (1903-1936), получив аристократическое воспитание и юридическое образование, начал свою профессиональную карьеру как журналист и адвокат. Элитарное происхождение (он имел титул маркиза) позволило ему, ещё будучи никому неизвестным деятелем, занять высокий пост вице-секретаря Национального союза монархистов (Union Monarquica Nacional). Однако очень скоро молодой маркиз разочаровался в монархии и обратил своё внимание на фашистскую Италию.
Хосе Антонио привлекала не только личность Муссолини, энергичного и яркого вождя, основавшего новое по содержанию и по форме политическое движение, но сама возможность сочетания Традиции и Революции. В 1933 году Хосе Антонио начинает выпускать совместно с Ледесмой Рамосом газету «Фасция» (“El Fascio”), где открыто проповедует идеи консервативной революции. Он обличает либерализм с его республиканским строем и марксизм с его классовой борьбой, противопоставляя им путь насильственного установления тоталитарной диктатуры, способной проводить в жизнь положительную программу, сочетающую верность национальной идее и соблюдение социальной справедливости. По требованию демократических организаций фашистская газета в Испании была запрещена, а её издатель арестован. Репрессии республиканских властей, однако, нисколько не поколебали духа Хосе Антонио. В октябре 1933 года он лично встретился с Муссолини, имел с ним беседу, а по возвращении домой написал предисловие к испанскому изданию его книги «Доктрина фашизма» и приступил к созданию национал-синдикалистской партии.
Хосе Антонио так и хотел назвать свою организацию «Испанский фашизм», но по ряду тактических соображений его предложение не было принято. Новое формирование стало называться «Испанская Фаланга» (“Falange Espanola”). На учредительном собрании в Мадриде 29 октября 1933, где присутствовало около двух тысяч человек, Хосе Антонио подчеркнул, что речь идёт не о формировании очередной политической партии, а о качественно новом движении, внепартийном и даже антипартийном по духу.
Основатель Фаланги считал, что в стране, раздираемой классовой и социальной борьбой, абсурдно говорить о партийности, делиться на «правых» и «левых». Примо де Ривера хотел создать не партию, а религиозно-политический Орден, «армию нового строя», целью которого было воссоздание Великой Испанской Империи. Он призывал испанцев вернуться к традиционному жертвенному служению Отечеству, к соединению аскетического и военного подвига, наиболее ярко проявившегося в эпоху Реконкисты: «Отечество — это полное (total) единство, которое соединяет все личности и все классы. Отечество не может быть подчинено ни самому сильному классу, ни самой организованной партии, ибо является трансцендентной, органичной реальностью, имеющей собственный смысл».
Призвание Испании — быть «имперским орлом, а не попугаем в парламентской клетке», утверждал Хосе Антонио. Он жаждал увидеть свою Родину сильным государством, Империей, которая сможет «снова заявить претензии на роль страны, правящей миром». И он верил, что национальная революция, где роль авангарда будут играть военные и воины духа, в итоге приведёт к построению качественно нового общественного строя, а тем самым «покажет пример Европе и всему миру». «Мы призываем нынешние поколения, нынешнюю молодёжь, посмотреть открытыми глазами на жизнь в создавшейся ситуации: старый мир, старый общественный строй рушится, а Родина, некогда великая и могучая, лежит в развалинах», — обращался де Ривера к молодым соотечественникам.
Флаг национал-синдикалистского наступления был поднят. И он не остался незамеченным. Среди испанских патриотов нашлось немало энтузиастов и союзников Фаланги: начиная от крайне правых монархистов и кончая радикальными профсоюзными организациями. В феврале 1934 года произошло объединение Фаланги и «Хунты национал-синдикалистского наступления». Новая организация, соединившая два названия в одно, переняла символику, изобретённую Ледесмой Рамосом, а ему самому был вручен членский билет № 1. Главные лозунги движения остались прежними: «Единение Отечества. Прямое действие. Антимарксизм. Антипарламентаризм».
Первые же попытки реальных действий «Испанской Фаланги и Хунты национал-синдикалистского наступления» (“Falange Espanola de las Juntas de Ofensiva Nacional-Sindicalista”) вызвали яростное противодействие со стороны коммунистов и левых социалистов, возглавлявших антифашистское движение. После ряда кровавых столкновений несколько десятков фалангистов во главе с Хосе Антонио были арестованы по распоряжению правительства, а часть местных отделений организации была закрыта.
В условиях обострившейся политической борьбы Хосе Антонио Примо де Ривера, отпущенный на волю в силу своих депутатских полномочий, приступил к редактированию знаменитой фалангистской программы из 27 пунктов. Ледесма Рамос, принимавший участие в составлении документа, в своей книге «Фашизм ли в Испании?» замечает, что главная роль в написании текста принадлежит ему, а не Хосе Антонио, хотя программа имеет характер общепартийного документа.
Основополагающим принципом программы Фаланги был тезис о «высшей ценности Испании» (la suprema realidad dc Espana). Отказ от свободного служения традициям великой Испанской Империи, объединившей по воле cудьбы народы Пиренейского полуострова в единую нацию, считался национальным предательством. Восстановить былое могущество Испании призвано было национал-синдикалистское государство, с помощью механизмов тоталитарной власти и корпоративных институтов. Испанцы должны были отказаться oт принципа мозаичной многопартийной системы и участвовать в управлении страной через муниципальные органы власти, профсоюзы и семью. Вся страна виделась фалангистам как огромный производственный организм. Движение признавало религиозные католические ценности, но подчиняло их задачам национальной революции.
В экономической части программа носила подчёркнуто антикапиталистический характер. Но обосновывалось это не по-марксистски. Фалангисты критиковали капитализм, не слева, а справа. Они отрицали капиталистическую систему за то, что она игнорирует интересы народа и дегуманизирует частную собственность. «Когда мы говорим о капитализме, — писал Хосе Антонио, — мы не имеем в виду частную собственность; частная собственность — это прямое продолжение личности на её вещи, она — один из основных её атрибутов. Капитализм же подменяет эту личную собственность собственностью капитала, инструмента экономического господства». С точки зрения экономической доктрины фалангистов, материалистический капитализм обезличивает человека, лишает его индивидуальности, семьи, хозяйственных навыков, превращает народ в «массы». Более того, капитализм, преследуя свои цели, с помощью рыночных и финансовых механизмов сознательно развращает личность, делает её мягкотелой, податливой, механистичной.
Материалистический рай пассивных потребителей был ненавистен основателю Фаланги. Он предпочитал иной, «трудный рай», где люди уподобляются ангелам, «что денно и нощно стоят у небесных врат, препоясавшись мечами». «Ряса священника и военная форма! Религиозный и воинский дух! Вера и рыцарское служение! — вот две вечные и истинные формы нашего бытия», — писал Хосе Антонио.
Мистический и мессианский пафос Хосе Антонио заметно отличался от революционно-синдикалистского стиля Ледесмы Рамоса. Это различие отражало глубинные религиозные и идеологические разногласия между двумя лидерами национального движения. И когда основатель Фаланги почувствовал себя победителем в скрытой борьбе за лидерство, он, опираясь на волю Хунты, единолично возглавил руководство организацией.
По тактическим соображениям Хосе Антонио отказался от фашистской терминологии, всё более обращаясь к католическим ценностям. На страницах монархической газеты «А.В.С.» он заявил, что «Испанская Фаланга и Х.О.Н.С. не является фашистским движением, хотя и имеет с ним некоторые точки соприкосновения». К этому времени в основном сформировалась и структура Фаланги. Она делилась на две «шеренги»: активных членов движения, состоявших на учёте и принимавших участие во всех его мероприятиях, и сочувствующих, которые, по тем или иным причинам, предпочитали не афишировать свои симпатии к фашизму. В 1935 году Фаланга насчитывала уже более 5 тысяч активистов и десятки тысяч сочувствующих из самых разных слоёв населения. Крупнейшие центры движения находились в Мадриде, Севилье, Вальядолиде.
Несмотря на сравнительную немногочисленность, по сравнению с левыми партиями, фалангисты принципиально не шли ни на какие коалиции и политические компромиссы, что было особо оговорено в 27 пункте программы. Однако они были не против сотрудничества с единомышленниками на правом фланге и с патриотически настроенными военными.
Почувствовав опасность реакции и объединения боевых отрядов националистов, левые развернули кампанию по созданию антифашистского «Народного фронта». Его стратегию разработал VII Конгресс Коминтерна, срочно созванный в Москве в 1935 году. Он повернул международное коммунистическое движение от пролетарской линии — к тактике антифашистских, демократических союзов всех классов и групп населения.
Новая тактика Коминтерна по организации Народного фронта в Испании оказалась выигрышной. На выборах 1936 года за демократическую оппозицию проголосовало 4 миллиона 365 тысяч человек (при общей численности коммунистов около 50 тысяч). И победил Народный фронт. Президентом страны стал лидер республиканцев Мануэль Асанья, а премьер-министром старый социалист Ларго Кабальеро, член Коминтерна, до этого неоднократно бывавший в Москве.
Всю страну охватило настроение революционной эйфории. Начавшаяся «культурная революция», несмотря на некоторые достижения в области образования, обернулась примитивной антирелигиозной пропагандой, которая на практике доходила до разрушения храмов и публичных расправ над священниками. За четыре с половиной года торжества демократии в Испании было организовано 348 забастовок, 1287 вооружённых ограблений, 69 разгромов политических центров, совершено 269 политических убийств, не считая военных жертв и раненых на поле боя. От республиканцев и левых сил больше всего пострадала Церковь, что выражало воинственно атеистический характер революции. Тысячи храмов и монастырей были полностью или частично разрушены. Более 10 тысяч священников, монахов и монахинь были убиты и замучены. Многие из них были подвергнуты изощрённым пыткам, что верующие христиане считали проявлением сатанизма. Размах революционной анархии в Испании был сопоставим с красным террором в СССР, если учесть различия в величине их территорий и количестве населения.
От «фалангизма» к «франкизму»
Горькие плоды «свободы, равенства и братства» рассеяли последние иллюзии правых, уповавших на легальные, парламентские методы борьбы за власть. Всё больше испанцев стало прислушиваться к голосам, раздававшимся с трибуны фалангистских газет “Arriba” («Ввысь») и “No Importa” («Вопреки»), призывавших немедленно совершить контрреволюционный переворот и ответить на советское вторжение организованным сопротивлением. Стали формироваться вооружённые отряды фалангистской милиции.
Контрреволюционные силы были взяты под особое покровительство армии, давно планировавшей вооружённый захват власти. Возглавить восстание, по единодушному мнению заговорщиков, мог только военный, обладающий реальной властью и умеющий распоряжаться ею. Хосе Антонио Примо де Ривера не подходил для роли диктатора. Маркиз был слишком аристократичен, слишком идеологизировал свои сложные, недоступные для широких масс публикации. Кроме того, мятежники хотели, чтобы их вождь был выходцем из народа, простым «добрым католиком», не связанным ни с одной из политических партий. Такими качествами обладал молодой и энергичный генерал Франсиско Франко Багамонде (1892-1975), находившийся на службе в испанском Марокко, которому давно уже отводили место министра обороны в будущем правительстве. Он и возглавил вооружённый мятеж, начавшийся 17 июля 1936 года.
Восставшие призвали народ к неподчинению демократической власти, ввергнувшей страну в гражданскую войну. Они предложили ему поддержать армию, которая выступила в защиту единства и возрождения великой Испании. Эта поддержка была оказана со стороны правых сил, Церкви и значительной части консервативно настроенного населения. 1 октября того же года армейская хунта провозгласила главой правительства командующего вооружёнными силами — генерала Франко.
В итоге война была выиграна франкистами, а правительство Народного фронта — низложено. 1-го апреля 1939 года новые власти официально объявили о своей победе и начале действия «Закона о политической ответственности». В стране установилась личная диктатура Верховного главнокомандующего вооружёнными силами Испании — генерала Франко.
Преодоление глубочайшего национального кризиса далось дорогой ценой. В результате гражданской войны страна была разрушена в самом прямом смысле этого слова. Более 250 тысяч людей (по советским данным «около миллиона») погибли на боевых фронтах. Среди них был и основатель Фаланги. 20 ноября 1936 года Хосе Антонио Примо де Ривера был арестован и убит республиканцами.
Чтобы увековечить память национального героя, руководство Фаланги приняло решение перенести 20 ноября 1939 года останки Хосе Антонио из Аликанте, города на побережье Средиземного моря, в пантеон королевского монастыря Эскориал, недалеко от Мадрида. 200 тысяч сподвижников приняли участие в этом торжественном марше длинною 500 км. И днём, и ночью фалангисты шествовали с зажжёнными факелами в руках, передавая эстафету другим соратникам каждые 10 км со словами: “Jose Antonio — ¡Presente!” Спустя двадцать лет останки основателя Фаланги были вновь перезахоронены — в мемориальном комплексе Долина павших, посвященном памяти героев гражданской войны.
После установления диктатуры Франко в стране началась очередная реставрация, призванная восстановить традиционный уклад жизни и разорванные социальные связи. Однако многие из националистов понимали, что о полном возврате к прошлому не может быть и речи. Сподвижники каудильо стали искать новые, современные формы авторитарной, неоконсервативной государственной власти. Программа такого государства имелась у фалангистов.
Для укрепления власти и личного авторитета Франко сам возглавил Фалангу, объединив её с другими националистическими силами и добавив к прежнему названию слово «традиционалистская». Последователи Хосе Антонио вошли в руководство реформированной Фаланги, которую просто стали называть франкистской, по фамилии генерала, а её идеологию — франкизмом. Однако вскоре они оказались в меньшинстве, что не могло не повлиять на стратегию развития этой массовой организации.
Суть различий между фалангизмом и франкизмом сводилась к следующему. Во-первых, фалангисты были радикальной оппозиционной и даже революционной силой, их вождь-мыслитель был сторонником мессианского по духу, консервативно-революционного «третьего пути», а традиционалистская фаланга Франко есть ни что иное как государственная партия реставрации во главе с военным-диктатором. Во-вторых, у фалангистов был сильный крен в языческий по сути культ Отечества, расы, героя и вождя, за которым скрывался антиклерикализм. Франко же, хотя и был не менее харизматическим вождём, нежели Хосе Антонио Примо де Ривера, стоял на стороне Церкви и считал, что Испания может быть только католическим государством. В-третьих, фалангисты с их национал-синдикалистским наследием и всеми его атрибутами, были скорее левым движением, франкизм же, подчинивший профсоюзы корпоративной государственной системе, был типично правым, и по духу и по методу управления.
После окончания войны в 1945 году и разгрома гитлеровской Германии, разделённой между союзниками-победителями на оккупационные зоны, в Испании начался процесс «дефашизации». Франкисты ещё более дистанцировались от прежней национал-революционной Фаланги и стали вытеснять фалангистов с руководящих государственных постов.
В экономике, сохранявшей корпоративный характер, была сделана ставка на технократические модели развития, открывавшие путь к неоконсерватизму. Эти перемены не означали, однако, отказа от франкизма. Генерал Франко оставался всесильным диктатором. Не случайно Генеральная Ассамблея ООН отказалась принять Испанию в свои члены и рекомендовала всем странам разорвать с военной диктатурой Франко дипломатические отношения. В послевоенный период страна оказалась в сложных условиях организованной извне политической, экономической и финансовой блокады.
Испанская Фаланга-ХОНС, которую пытались возродить в условиях диктатуры Франко ближайшие сподвижники и родственники Хосе Антонио, стала терять свою былую привлекательность и энергию. Превратившись в одну из официальных структур военно-политического режима, Фаланга приобрела конформистские черты. Однако внутри фалангистского движения продолжалась интенсивная интеллектуальная и духовная жизнь, порой приобретавшая диссидентские формы. В этом смысле показательна религиозная полемика между фалангистами и деятелями «Опус Деи» (“Opus Dei”), католической организации масонского типа, которую испанцы в шутку называют «Опус Худей» (“Opus Judei”) за её лояльное отношение к иудаизму.
В период национальной реставрации руководители Фаланги преодолели левацкие крайности синдикалисткой идеологии Рамиро Ледесмы Рамоса и его последователей, но тогда место революционеров заняли консерваторы из религиозного ордена «Опус Деи» Эскрива де Балагера. Ответом на его ультракатолический «Путь» стала книга Сигфредо Ильерса де Луке «Фалангистская этика и фалангистский стиль», написанная в 1960-е годы и изданная в виде катехизиса в 1974 году. Она представляет собой сборник авторских афоризмов, как бы продолжающих евангельскую традицию, но уже с учётом опыта испанской революции.
«Мы хотим приобщить большинство народа к великой цели преображения Испании и всего мира, а для этого надо завоевать волю людей. Но волю людей нельзя завоевать ни декретами, ни террором, а только убеждением и силой примера», — заявляет идеолог национальной революции. Для этого «недостаточно быть добрым», «надо быть революционером». И уточняет: «Фалангистский образ жизни уходит своими корнями в истины католической религии… Наша система, отличающаяся глубоким чувством справедливости, не может исключить Бога, начало и конец всех вещей. Было бы преступлением против справедливости лишить Бога того, что Ему принадлежит».
Парадоксальная, на первый взгляд, консервативная революционность фалангистской этики состоит в том, что она противопоставляет «князю мира сего» не только христианскую веру, но также средневековое рыцарство. Вопреки мнению обывателей, которые смеются над современными фалангистами, называя их «донкихотами», «религиозными романтиками» и «старомодными фашистами».
Наследники
После смерти Франко в 1976 году в Испании была восстановлена конституционная монархия. Хуан Карлос де Борбона стал «народным королём», как того и желали идеологи оппозиции. Однако очень скоро всем стало ясно, что королевство это носит не традиционно христианский, а декоративный характер. И подобно тому, как демократия неизбежно вырождается в охлократию (власть толпы), так и конституционная монархия служит не Богу, а большинству, находящемуся в плену своих страстей, заблуждений и интриг.
Ветераны Фаланги изначально выступали против любой монархической реставрации. Через свои каналы они ещё при жизни каудильо посылали ему письма, где разоблачали закулисные переговоры монархистов как проявление «международного заговора против Испании» и предупреждали об опасности компромисса с либералами.
Так и произошло. Либерализм Хуана Карлоса и его преданность демократической конституции были немедленно использованы закулисными деятелями капитала и теневой политики. Они довели неолиберальные реформы до крайности: страна снова, как и в начале XX века, попала в кабалу иностранных компаний. Средства массовой информации — ТВ, радио, кино, видео, журналы и газеты — захватил хищный и беспринципный шоу-бизнес. Началась американизация испанской культуры, а по сути — разрушение нации, её деградация и вырождение. Все усилия Церкви, пытающейся противостоять разлагающему духу современного материализма, скептицизма и гедонизма, превращающих человеческую личность в раба-потребителя, в управляемого робота, в секс-машину, оказались тщетными.
Моральная и интеллектуальная деградация испанского общества, купленного внешними свободами и бытовым комфортом, вновь пробудила радикально-правое политическое движение, в том числе и организацию фалангистов. Причём речь шла не о реставрации франкизма, а именно о революционно-романтическом «Третьем пути».
Смерть Франко привнесла дополнительные противоречия в Фалангу, и она разделилась на ряд соперничающих группировок. В 1976 году была воссоздана Фаланга под своим историческим названием “Falange Espanola de las JONS” с печатным органом “Avril” («Апрель»). Её возглавил Раймундо Фернандес Куэста, адвокат и ветеран движения, который при Франко был министром юстиции и сельского хозяйства. По мнению молодых радикалов, он символизирует ту часть Фаланги, которая изменила идеалам Хосе Антонио и стала прислуживать диктатору. Позже глава восстановленной FE-JONS легко нашёл общий язык с монархистами, а потом поддержал вступление Испании в НАТО. Когда Фернандес Куэста умер в 1992 году в возрасте 95 лет, его на руководящем посту заменил преемник, но в партии принципиально ничего не изменилось. Она осталась малочисленной и в политическом отношении маргинальной.
Давним соперником консервативной Фаланги, находившейся на службе у диктатора, является так называемая Независимая испанская Фаланга (“Falange Espanola Independiente”). Она возникла ещё в 1963 году на базе молодёжной организации «Фронт студентов-синдикалистов». Одним из основателей студенческого фронта был автор «Фалангистской этики» Ильерс де Луке, который претендует на роль хранителя учения Хосе Антонио в его первозданной чистоте и поэтому является для «независимых» большим авторитетом. В 1977 году, когда было распущено франкистское Национальное движение, Независимая испанская Фаланга опубликовала свой программный Манифест, где представила себя как подлинного продолжателя национально-синдикалистской революции. Эта партия выступает против декоративной монархии и стоящего за ней либерального капитализма, против всеобщей коммерциализации жизни, культурной и религиозной деградации, пропаганды гомосексуализма и абортов. В международном плане «независимые» являются противниками «маастрихтской Европы», а также империализма США, разрушающих испано-американской мир и поддерживающих сепаратизм внутри Испании. В 1990 году эта группа восстановила старый печатный орган фалангистов “¡No importa!” («Вопреки»), основанный в начале гражданской войны и выходивший с перебоями до 1984 года.
По идеологии и стилю «независимым» близка организация «Подлинная Испанская Фаланга» (“La Falange Espanola Autentica”), существующая параллельно с конца 1970-х годов. Её лидеры — Педро Конде Соладана и Нарсисо Пералес — также обличают капиталистическую экономику, монархию как форму правления, сепаратизм басков и каталонцев, выступая за синдикалистское, справедливое и гармоничное общество. В начальный период правления короля Хуана Карлоса возникло ещё несколько фалангистских группировок, различных по количеству сторонников и влиянию: Фалангистское движение Испании (MFE) во главе с Антонио Хареньо; «Кружки Хосе Антонио» под руководством Диего Маркеса Оррильо (они присоединились к FE-JONS) и другие, более мелкие.
100-летний юбилей Хосе Антонио Примо де Риверы в 2003 году вновь привлёк внимание широкой общественности к его наследию и придал дополнительный импульс к развитию движения фалангистов. Вышло в свет полное собрание сочинений Хосе Антонио и несколько обстоятельных исследований, посвящённых его личности. Среди них выделим многолетний труд “Jose Antonio, Fascista” профессора Мадридского университета, специалиста по истории Фаланги Хосе Луиса Хереса Риеско. Эта биография основателя «Испанской Фаланги» считается наиболее полной.
Развитие других неоконсервативных, а также новых правых партий в Испании после смерти Франко — это особая тема. Насколько актуально наследие испанских фалангистов для современной Европы и России? Осмысливая особенности и противоречия нашего времени, мы приходим к выводу, что нельзя механически переносить опыт Фаланги Хосе Антонио в современность. Ведь испанская консервативная революция решала проблемы своей страны и своей эпохи.
Европейское движение Новых Правых конца XX — начала XXI веков выступает за то, чтобы не повторять ошибки истории, а разумно двигаться вперёд, опираясь на генетическую память и новейшие технологии.
