Михаэль ДОРФМАН
Навязчивая свободно-рыночная пропаганда довольно успешно внедряет в сознание людей идею, что общественное благосостояние – это неэффективная и расточительная идея, наказывающая трудолюбивых людей ради того, чтобы субсидировать дармоедов и тунеядцев. Бюджетный дефицит ряда западных стран дал повод финансовым биржам и рейтинговым агентствам атаковать систему общественного благосостояния. Социал-демократические правительства Греции, Испании и Португалии следуют неолиберальным образцам, действуют по худшим рецептам свободно-рыночного фундаментализма, и тем самым теряют смысл своего существования.
Социалисты критикуют модель государства общественного благосостояния за то, что оно делает капиталу непомерные уступки и отвлекает трудящихся и средний класс от борьбы за новые прогрессивные формы социальной организации, ставят заплаты на прорехи капитализма вместо того, чтобы обнажать его язвы, лечат симптомы, а не болезнь. Марксисты верят, что осуществление социалистической программы общественного владения средствами производства делает государство общественного благосостояния ненужным. Анархисты считают ненужным, а то и вредным любое государство. Государство общественного благосостояния, снижая зависимость трудящихся от рынка и капитала, делает их более зависимыми от самого государства, и, в конце концов, лишь продлевает существования капитализма. Правые либертарианцы против идеи капитализма ничего не имеют, однако тоже считают государство злом, поскольку оно отнимает у людей часть результатов их труда и покушается на священное право собственности и тем самым порабощает их и мешает естественному функционированию рынка. Людей усиленно заставляют поверить в то, что якобы система общественного благосостояния обречена, и сама в том виновата.
Мечта Линкольна
Остаётся загадкой, как в атмосфере тотального наступления на Европу сил неолиберализма, скандинавкой модели государства всеобщего благосостояния удаётся не только уцелеть, но раз за разом достигать впечатляющих экономических успехов. Как могут эти страны процветать, сохраняя высокий уровень налогов, зарплат и затрат на общественные нужды? Ведь всё это противоречит аксиомам свободно-рыночной экономики, претендующей на научность и универсальность. Одни связывают успех скандинавской модели с пресловутой «протестантской рабочей этикой», другие – с культурной, этнической и религиозной гомогенностью скандинавских обществ, третьи указывают на то, что речь идёт об уникальной ситуации, о маленьких странах с высокой степенью позитивного социального капитала. А многие просто верят в счастливую судьбу Скандинавии.
Ничего из перечисленного не объясняет сути происходящего. Успех Скандинавии объясняется их государственным устройством, успешным поддержанием модели государства общественного благосостояния, высокоэффективной, рациональной и демократической политической системой, которая принадлежат народу, управляется народом и действует для народа. Там выстроена система власти, которой безуспешно желал американскому народу Авраам Линкольн: «of the people, by the people, for the people».
Два вопроса определяют наличие реальной демократии в обществе: «Кто руководит страной?» и «Кто получает выгоду от того, каким образом страна руководится?». Современное государство всеобщего благосостояния – это демократичное общество, стремящееся к полной занятости своих граждан в условиях конкурентной глобализированной экономики. Ключом к успеху такого общества является гармонизация классовых противоречий путём справедливого распределения материальных благ, поощряющим адаптационный потенциал общества. Простыми словами, человеческие возможности, финансовый капитал и естественные ресурсы используются для пользы всего народа, а не только бюрократических и корпоративных элит. Эти цели достигаются с помощью исключительно умелого выстраивания отношений в производственной и политической сфере. Скандинавские национальные или религиозные особенности не играют в этой социальной ткани какой-то исключительной роли, и с небольшими модификациями, скандинавская модель пригодна повсюду. Как раз предположительно универсальная неолиберальная идеология с её слепой верой в саморегулирующийся рынок едва применима после 30 лет внедрения у себя на родине, в США, и вызывает катастрофические последствия повсюду, куда её пытаются экспортировать. Она является причиной экономических катастроф, постигших в последнее время не только южно-европейские страны, которым правят социал-демократы — Испанию, Грецию, Португалию, но образцовые неолиберальные и свободно-рыночные государства, например, Ирландию. Скандинавская модель может явиться для них альтернативой. Да и для цитаделей свободно-рыночной идеологии США и Британии выход из затянувшейся рецессии может лежать в усвоении скандинавских принципов общества всеобщего благосостояния.
Демократии должны иметь возможность не допустить контроля над государством тех, кто контролирует денежные, материальные и медиа-ресурсы. Иначе демократия теряет смысл и становится пустым словом. Достойная жизнь для всех, а не возможность немногим стать очень богатыми – это обществообразующая ценность, кардинальное условие для существования функционального демократического общества. Государственное устройство должно строить на этом принципе. Скандинавская модель капитализма не только предполагает более равномерное распределение доходов, власти и национального богатства, но и куда лучше приспособлена для избежания процессов саморазрушения. Поэтому скандинавские общества лучше подходят для мобилизации массовой поддержки, необходимой для осуществления широкомасштабных решений, в которые все честно вносят свою часть и пользуются их плодами.
Значит ли это, что скандинавские общества – это коллективистские общества, где подавляется индивидуализм и личная свобода? Как раз наоборот, скандинавские общества поощряют исключительный индивидуализм и свободу выбора. Скандинавы куда большие индивидуалисты, чем гордящиеся своим индивидуализмом, но сильно стандартизированные американцы. Скандинавский индивидуализм опирается на прочный фундамент всеобщего общественного благосостояния, на высокие стандарты жизни и развитые системы социальной поддержки, которые и обеспечивают многим возможность, досуг и необходимую гибкость для самовыражения и личной свободы. Скандинавы обладают доступом к возможностям реализовать свой потенциал, невообразимым для так называемого среднего класса в США. Поэтому мощная народная поддержка государства всеобщего благосостояния базируется не на идеологии коллективизма, а на доверии общества к социальной инфраструктуре, обеспечивающей личную свободу и реализацию возможностей.
Скандинавские рецепты
В период 1994-го по 2007 год экономика Финляндии, Швеции и Дании выросла на 85% по сравнению с 75% США. (Норвегия показывает куда более высокие цифры из-за своих нефтяных доходов). Широкие слои населения Скандинавии получают от этого роста пропорционально куда больше благ, чем большинство населения США. Здесь трудно представить американскую ситуацию, когда 0.1% сверхбогатых менеджеров положили в карман 10% всей зарплаты. Накануне финансового краха 78% всех норвежцев в возрасте от 15 до 62 лет были трудоустроены, 77% в Дании, 76% в Швеции и лишь 72% в США. Трудоустройство в различных группах, скажем, женщин, в Скандинавии ещё выше. Иными словами, в странах всеобщего благосостояния больше народу занято продуктивным трудом.
Фискальная дисциплина в Скандинавии куда здоровей США. Разительная разница и между государственными расходами США и скандинавских стран. В относительных цифрах, государственные расходы здесь примерно одинаковы. Однако то, что скандинавы тратят на социальное обеспечение, Америка тратит на армию и поддержание внутренней безопасности. Не удивительно, что в американских тюрьмах в 11 раз больше народу (пропорционально к населению), чем в Скандинавии. США – абсолютный мировой рекордсмен по числу заключенных в тюрьмах. В Америке проживает всего 5% мирового населения, в то время, как в тюрьмах США содержится 25% заключенных всего мира. Это больше, в абсолютных цифрах, чем в коммунистическом Китае, а возможно, и в сталинском СССР. Значительная часть населения США ничего не производит. Да и цена для «поддержания дисциплины» среди маргинализированных слоёв населения и «охрана порядка» для всех остальных зашкаливает все европейские показатели.
Что делает скандинавское общество всеобщего благосостояния работоспособным? Можно выделить шесть основополагающих принципов. Во-первых, это гармонизация отношений между трудом и капиталом. Впервые они были конституированы «Генеральным соглашением между трудом и капиталом» в Дании в 1899 году. После жесточайших классовых битв, аналогичные соглашения были достигнуты в Норвегии (1935) и Швеции (1937). С тех пор установлен четкий и функциональный механизм решения классовых конфликтов путём компромиссов. Важную роль играет то, что решение конфликтов происходит в пользующихся доверием обеих сторон государственных учреждениях. За сто лет накоплен достаточный опыт, чтобы уверенно заявить, что такая система работает.
Второе – это национальное планирование человеческих ресурсов, которое обеспечивает конкурентоспособность в глобальном масштабе, индустриальное новаторство, коллективные договора и общественное благосостояние, а ещё то, что в СССР когда-то называлось социалкой, только куда более качественную и богатую. Скандинавские общества отличаются широкой координацией между государством, организованным капиталом и интересами трудящихся. Дело здесь не столько в законодательных мерах, на которые напрасно полагаются американцы. Куда больше здесь политической воли минимизировать число тех, кто не вписался в производство, то есть находящихся на пособии, и улучшить возможности для заработка для маргинализированной рабочей силы. Практически это означает качественное и бесплатное всеобщее образование, уход за детьми, субсидированные детсады и ясли, государственное пенсионное обеспечение и субсидии на уход за стариками, профилактическая медицина, профилактика преступности. Всё это помогает людям не только выжить, но и стать полезными членами общества.
Третье – это справедливая и разумная система налогообложения. Индивидуальные и деловые налоги в Скандинавии не такие высокие, как принято считать. Самое главное, система налогообложения спланирована для поощрения производительности. Доходы бизнеса и прибыли на капитал облагаются налогом в размере 28-30%. В США – 35%. Однако в отличие от США, где запутанное и политизированное налогообложение оставляет множество лазеек, в Скандинавии фискальная дисциплина на высоком уровне и налоги платятся исправно. Корпорации в отличие от США не субсидируются, но им позволяют эмигрировать. Главное, что требуется от бизнесов, – это платить хорошие зарплаты и 28% налога на приемлемый уровень прибыли.
По мнению нескольких международных аудиторов, которых я опросил для написания материала, скандинавская налоговая система бизнеса весьма благоприятна для инновации и рационализации производства, что позволяет деловому сектору развивать высокий динамизм и передовые технологии. Эксплуатация естественных ресурсов облагается налогом в зависимости от добычи, что диаметрально противоположно регрессивным скидкам на истощение недр, которые принято давать в США нефтедобывающему бизнесу.
Основные доходы от налогов, как и в США, в Скандинавии получают от индивидуального налогообложения, но поскольку уровень доходов населения довольно высок, и нет имущественной пропасти в тысячи процентов, то не надо, как в США, бояться, что немногочисленные миллионеры уедут и оставят свои города и штаты с дыркой в кармане.
Индивидуальное налогообложение в Скандинавии сопоставимо с другими западными странами, однако разница в том, что здесь налоги платят исправно. В этом, кстати, основное отличие Скандинавии от Греции, где уклонение от налогов стало едва ли не национальной доблестью. В отличие от США, где банкир – культурный герой и благодетель, здесь высокими налогами облагают доходы от игры на бирже, а биржевая спекуляция не поощряется и не пользуется популярностью. Основной заработок скандинавов состоит из устойчивой и хорошей зарплаты и бонусов к зарплате. Умеренные налоги на прибыли от капитала объясняются тем, что капитал более подвижен, чем люди. Налогообложение малоимущих куда более гибкое, чем в США или Британии (где 100% подоходным налогом облагаются даже социальные пособия). Высокими налогами облагаются потребление, энергетика, экологическое загрязнение, дорожное движение, сигареты и алкоголь.
Казино лучше биржи
Роль государства в регуляции экономики в Скандинавии не подвергается сомнениям. В отличие от господствующей в США свободно-рыночной вражды к «Большому Правительству» в Скандинавии от государства ожидается регулирование рынков для обеспечения всеобщего блага и национальных интересов, а также для контроля над стратегическими секторами и компаниями. Вместе с тем обширный общественный сектор всячески ограждается от политики. Компании, находящиеся в общественном владении или совладении, поручаются профессиональному менеджменту.
Источник наследства для большинства скандинавов – это их дом, недвижимость, а не как в классической неолиберальной экономике — владение ценными бумагами. Система наследования зависит и поддерживает выверенную структуру рабочих отношений и коллективных договоров. Работающие скандинавы полагаются на свою зарплату и гарантированную пенсию от работы, а не на различные биржевые программы и вклады своего текущего и пенсионного дохода, как принято в США со времен Рональда Рейгана.
Банки и кредитные компании тоже полагаются на зарплату, а на кредитные рейтинги, что защищает интересы трудящихся. Банки и страховые компании в Скандинавии по большей части местные. Биржа, банковское дело и финансовые корпорации тоже в основном находятся в руках местных и межскандинавских компаний, а не транснациональных финансовых конгломератов. Это ориентирует финансы на долговременное сотрудничество с местными бизнесами, а не погоню за скорой прибылью от сомнительного кредитования и краткосрочных спекуляций. Финансовый суверенитет считается необходимым для всей системы общества всеобщего благосостояния.
Мой копенгагенский друг, бухгалтер Тови сказал мне, что если захочет играть деньгами, то пойдет в казино, а не на биржу. Лишь считанные проценты национального достояния скандинавских стран вложены в биржу. В Германии интерес к бирже тоже невелик — 8%, во Франции всего 15% и даже в Британии 10%, в то время как в США 44% сбережений оборачиваются на бирже, и туда же вкладывают деньги пенсионные фонды. «Биржа – это место потерять деньги», — написал мне Тови. В негативном отношении скандинавов, да и других европейцев к бирже нет ничего от этнических качеств или «протестантской этики». Банки и финансовые учреждения в Скандинавии находятся в руках местных банкиров, которые ориентируют своих клиентов на консервативные сберегательные депозиты и программы страхования. В США, банки находятся в руках транснациональных финансовых конгломератов, где, по сути, утрачено разделение между сберегательным и инвестиционным банком. У них прямой интерес ориентировать клиентов на рисковые биржевые инвестиции.
В 1980-е годы, с началом глобального внедрения свободно-рыночной идеологии, скандинавская банковская система пережила глубокий кризис. Убытки по невозвращенным ссудам грозили разрушить всю финансовую систему. Однако, вместо того, чтобы выкупать банкиров, как это неоднократно случается в США, Норвегия, например, национализировала банки, уволила провалившихся банкиров, менеджеров и советы директоров. После рекапитализации государство довело банки до здорового баланса, а затем выгодно продало их на бирже. Вместе с тем, в руках государства остается негативный контроль над некоторыми банками, имеющими стратегическую важность. Швеция и Финляндия справились с кризисом с помощью иных стратегий, не менее эффективных и идущих вопреки догмам свободно-рыночной идеологии.
Аргентинский прорыв
Применима ли скандинавская модель в других странах? Скандинавские страны мало чем отличаются от других европейских стран, особенно стран Северной Европы. Они также пережили шок внедрения свободно-рыночного разрегулирования национальных финансов. Скандинавы пришли к нынешнему состоянию нелегкой дорогой, усвоив по пути важные уроки. Состояние экономики в Швеции и Финляндии в 1991 году было почти таким же, как сейчас в Испании и Ирландии. Страны Латинской Америки и Южной Азии пережили шок свободно-рыночного капитализма во второй половине 1990-х годов и с тех пор тщательно сохраняют положительный торговый и бюджетный баланс. Они усвоили, что обязаны обеспечить конкурентоспособный экспорт и сохранить контроль над ключевыми стратегическими отраслями с тем, чтобы создать и финансировать в той или иной форме модель общественного благосостояния. Государство всеобщего благосостояния позволяет избежать массивных займов у транснациональных финансистов, массивную приватизацию и продажу национального достояния с тем, чтобы финансировать обслуживание долгов, развернуть необузданное потребление в кредит, а затем обложить население тяжёлыми поборами в пользу транснациональной плутократии.
Маленькая Исландия показал пример, как разбить заколдованный круг. Исландия провела дефолт своего национального долга и решила не платить Британии и другим кредиторам лопнушего ICE. Народ дважды проголосовал на референдумах и отменил решение собственного парламента. Португалия, Испания, Ирландия и Греция тоже имеют возможность выйти из еврозоны, вернуть свою национальную валюту, провести реструктуризацию своих долгов и восстановить деловую активность посредством девальвации. Под нажимом МВФ, Европейского центорбанка и Уолл-Стрит у них не останется иной возможности, кроме как дать своим банкам обанкротиться, а затем национализировать их. Долг правительств не в том, чтобы удовлетворять аппетиты транснациональной плутократии, а в том, чтобы наладить финансовую систему для пользы всего населения своих стран. Только суверенные демократические государства способны защитить свои страны от опасности поглощения глобальным МакДональдсом, спасти своих граждан от низведения до уровеня потребителей.
Исландия тоже скандинавская страна. И её опыт не доказывает применимость скандинавской модели за пределами Скандинавии. Поэтому интересен опыт Аргентины. Там тоже отказались обеспечивать долги плутократии за счёт своего народа. В ответ на финансовый кризис, Аргентина провела в 2002 году дефолт. Во время президентства Нестора Киршнера и Кристины Фернандес-Киршнер Аргентина вышла из орбиты «вашингтонского консесуса». Они смогли это сделать, несмотря на отчаянную оппозицию международных кредиторов и внутреннюю оппозицию неолиберальных СМИ и политиков. Успех деятельности Киршнеров налицо – экономический рост в Аргентине после 2002 года в среднем 7% в год, а безработица упала с 25% до 7%, в то время, как производительность труда выросла на 4% в год (в 1990-е она росла на 0.7%). Индекс Джини, свидетельствующий о степени расслоения общества упал с 0.52 в 2001 до 0.41 в 2009, что свидетельствует об уменьшении неравенства, в распределении национального достояния. Разумеется, Аргентине далеко до показателей скандинавской модели. Ей ещё предстоит долгий путь укрепления демократии и гражданского общества. Аргентина показала ещё один урок, который стоит усвоить Греции. При Киршнерах там сумели наладить эффективную систему взимания налогов, как у граждан, так и у бизнесов. Что необходимо Аргентине перенять у Скандинавии, так это создание неагрессивной системы взаимодействия бизнеса и профсоюзов, в рамках учреждений, пользующихся общественным доверием и находящихся под государственным надзором. Это, вероятно, главная задача профсоюзов и объединений промышленников, а также администрации президента Кристины Киршнер. Пример Аргентины показывает, что дефолт вовсе не означает катастрофы, и может быть использован для выхода из кризиса, стабилизации и создания более справедливого общества.
