Продолжение статей:
«Генеральная репетиция Советской власти»;
Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
До возвращения в Россию Владимира Ленина в апреле 1917 года большевики не выдвигали лозунга «Вся власть Советам!», ибо этот лозунг не укладывался в марксистское представление о революции. Но речь Ленина, произнесённая им во дворце Кшесинской сразу по возвращению из эмиграции, взорвала сознание его соратников.
«Примитивный анархизм» Ленина
Свои впечатления от речи Ленина во дворце Кшесинской передаёт социал-демократ Николай Суханов:
– Не надо нам парламентарной республики, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов!..
Почему-то, насколько помню, Ленин не употреблял термина “Учредительное собрание”. Едва ли это была дипломатия. Сейчас Ленин был ещё совершенно свеж, абсолютно свободен и чужд всяких дипломатических соображений: он ещё чувствовал себя за границей, где не было вокруг никакой реальной сферы политической работы, не было никаких объектов воздействия и было естественно – что на уме, то и на языке. Дипломатия с Учредительным собранием началась позже и с сугубой осторожностью проводилась до самого его разгона: ведь в течение ряда месяцев борьба с Керенским и советским мелкобуржуазным большинством велась под флагом защиты Учредительного собрания…
Сейчас Ленин едва ли из дипломатии умолчал об этом демократическом парламенте: скорее для него само собой разумелось, что подобному учреждению нет места в его государственно-правовой системе. За границей – о чём мне доселе не было известно – Ленин уже давно объявил Учредительное собрание либеральной затеей.
Система же Ленина в сфере государственного права была громом среди ясного неба не для одного меня. Ни о чём подобном никто из внимавших учителю в зале Кшесинской доселе и не заикался. И понятно, что всеми слушателями, сколько-нибудь искушенными в общественной теории, формула Ленина, выпаленная без всяких комментариев, была воспринята как чисто анархистская схема.
Ибо, во-первых, Советы рабочих депутатов, классовые боевые органы, исторически образовавшиеся (в 1905 году) просто-напросто из “стачечного комитета”, – как бы ни велика была их реальная сила в государстве, – всё же доселе не мыслились сами по себе, как государственно-правовой институт; они очень легко и естественно могли быть (и уже были) источником государственной власти в революции; но они никому не грезились в качестве органов государственной власти, да ещё единственных и постоянных. Во всяком случае, без предварительного социологического обоснования пролетарской диктатуры в этой схеме ничего понять было нельзя.
Во-вторых, между классовыми боевыми органами, рабочими Советами, не существовало ни сколько-нибудь прочной связи, ни самой примитивной конституции; “правительство Советов” при таких условиях звучало как полнота власти на местах, как отсутствие всякого вообще государства, как схема “свободных” (независимых) рабочих общин… К тому же о крестьянских Советах Ленин ничего не говорил, а никаких батрацких Советов не было, да и развиться не могло – как должно было быть ясно всякому, имевшему какой-либо багаж для полемики по аграрному вопросу» («Записки о революции»).
Когда Суханов «вышел на улицу», у него «ощущение было такое», будто бы его «колотили по голове цепами»: «Ясно было только одно: нет, с Лениным мне, дикому, не по дороге…»
На следующий день Ленин выступал в Таврическом дворце перед Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов со знаменитыми «Апрельскими тезисами», в которых настаивал на передаче всей власти Советам. Речь лидера большевиков прерывал меньшевик Борис Богданов, крича почти в истерике: «Ведь это бред! Это бред сумасшедшего!.. Стыдно аплодировать этой галиматье! Вы позорите себя! Марксисты!». А социал-демократ Иосиф Гольденберг заявил с трибуны Совета: «Ленин ныне выставил свою кандидатуру на один трон в Европе, пустующий вот уже 30 лет: это трон Бакунина! В новых словах Ленина слышится старина: в них слышатся истины изжитого примитивного анархизма». Кстати, после Октябрьской революции Гольденберг присоединился к ленинской партии.
Арена межпартийной борьбы
Меньшевики считали Советы ячейками рабочего самоуправления. А эсеры, призывая к созданию Советов на местах, сами активно участвуя в этом деле, не рассматривали Советы как органы государственной власти. Для них главным органом государственного управления являлось Временное правительство — в нём они видели то орудие, которое дала история «для продолжения переворота и закрепления основных свобод и демократических принципов». Предназначение же Совета — быть «связующим центром народных и социалистических сил», которые были двигателями революции, органом, подталкивающим Временное правительство по пути реформ, контролирующим его деятельность. Таким образом, по эсеровским представлениям, вопроса о двоевластии не существовало. «Властью является в данный момент Временное правительство», — писала в передовой статье в конце марта 1917 года эсеровская газета «Дело народа».
Согласно эсеровской концепции, окончательно государственное устройство России должно было определить Учредительное собрание. Сами эсеры были сторонниками демократической республики. Каковы же должны были быть место и роль Советов в демократической республике? Отвечая на этот вопрос, газета «Дело народа» в передовой статье «Советы и Учредительное собрание» писала 6 октября 1917-го: «В капиталистическом строе, в котором придётся жить, республика Советов может быть лишь классовой организацией трудящихся масс, могущей и долженствующей иметь огромный вес в политической и экономической жизни страны, но не являющейся составным элементом государственной организации». Будучи органами идейно-политического руководства рабочих классов, «часовыми революционных завоеваний народа», Советы в качестве института власти «совершенно не приспособлены к будничной работе». Если же попытаться навязать несвойственные им функции государственного управления страной, то вместо реальной работы они ограничатся принятием митинговых резолюций и будут «совать нос не в своё дело», дестабилизируя обстановку, сея «хаос и неразбериху».
Эсеры считали, что реальной властью на местах должны стать органы местного самоуправления: городские думы, волостные, губернские земства, избранные демократическим путём. Свою задачу эсеры видели, прежде всего, в том, чтобы, завоевав большинство в этих органах, обеспечить себе победу на выборах в Учредительное собрание.
Правда, в ходе революции партия эсеров распадалась на ряд фракций и течений. Правых эсеров возглавлял Абрам Гоц. Лидером центра был Виктор Чернов. Сложилось довольно сильное и боевитое левое крыло, руководителями которого были Борис Камков, Исаак Штейнберг, Мария Спиридонова, Прош Прошьян и старый народник Марк Натансон. В итоге партия раскололась на партию правых социалистов-революционеров и партию левых социалистов-революционеров (интернационалистов). Ленинская план советской власти близок социалистам-революционерам-максималистам, так как весьма сильно напоминал их концепцию Трудовой республики.
Так или иначе, за Советы как органы политической власти шла упорная борьба между партиями. Вначале их возглавляли меньшевики, а затем они перешли под контроль большевиков и левых социалистов-революционеров. В сентябре Петроградский Совет возглавил Лев Троцкий, который, войдя в ЦК большевистской партии, во всём поддерживал Ленина.
Николай Суханов рассказывает о Троцком как о председателе Петроградского Совета: «Отрываясь от работы в революционном штабе, (он) летал с Обуховского на Трубочный, с Путиловского на Балтийский, из манежа в казармы и, казалось, говорил одновременно во всех местах. Его лично знал и слышал каждый петербургский рабочий и солдат. Его влияние – и в массах и в штабе — было подавляющим. Он был центральной фигурой этих дней и главным героем этой замечательной страницы истории.
«Но неизмеримо более действительной являлась в этот последний период перед переворотом та молекулярная агитация, которую вели безымённые рабочие, матросы, солдаты, завоевывая единомышленников поодиночке, разрушая последние сомнения, побеждая последние колебания, — считает сам Троцкий. — Месяцы лихорадочной политической жизни создали многочисленные низовые кадры, воспитали сотни и тысячи самородков, которые привыкли наблюдать политику снизу, а не сверху, и именно поэтому оценивали факты и людей с меткостью, далеко не всегда доступной ораторам академического склада. На первом месте стояли питерские рабочие, потомственные пролетарии, выделившие слой агитаторов и организаторов исключительного революционного закала, высокой политической культуры, самостоятельных в мысли, в слове, в действии. Токари, слесари, кузнецы, воспитатели цехов и заводов имели вокруг себя уже свои школы, своих учеников, будущих строителей республики советов» (История русской революции).
Именно Петроградский Совет создал Военно-революционный комитет, который подготовил и осуществил Октябрьский переворот. Таким образом, рабоче-солдатский Совет превратился из плода народного восстания в орган подготовки новой революции. Без поддержки Совета большевики не смогли бы захватить власть, а если бы и захватили, то это была бы чистой воды авантюра в стиле Огюста Бланки.
Не картинные делегаты
В июне в Петрограде прошёл первый Всероссийский съезд Советов, а в октябре — второй. Второй съезд, собравшийся 25 октября, когда большевики свергали Временное правительство Александра Керенского, принял декреты о мире, о земле, о рабочем контроле. Это был самый демократический форум в истории человечества.
«25 октября в Смольном должен был открыться самый демократический парламент из всех парламентов мировой истории. Кто знает, может быть, и самый значительный. Высвободившись из-под влияния соглашательской интеллигенции, местные советы послали преимущественно рабочих и солдат. Это были в большинстве люди без большого имени, но зато проверенные на деле и завоевавшие прочное доверие у себя на месте.
Многие городские рабочие обзавелись солдатскими шинелями. Окопные делегаты выглядели совсем не картинно: давно не бритые, в старых рваных шинелях, в тяжёлых папахах, нередко с торчащей наружу ватой, на взлохмаченных волосах. Грубые обветренные лица, тяжёлые потрескавшиеся руки, жёлтые пальцы от цыгарок, оборванные пуговицы, свисающие вниз хлястики, корявые рыжие, давно не смазывавшиеся сапоги. Плебейская нация впервые послала честное, не подмалёванное представительство, по образу и подобию своему» (Лев Троцкий. История русской революции).
«Статистика съезда, собиравшегося в часы восстания, крайне неполна. В момент открытия насчитывалось 650 участников с решающими голосами. На долю большевиков приходилось 390 делегатов; далеко не все члены партии, они зато были плотью от плоти масс; а массам не оставалось иных путей, кроме большевистских. Многие из делегатов, привезших с собою сомнения, быстро дозревали в накалённой атмосфере Петрограда…
…К концу его количество делегатов дошло, по некоторым спискам, до 900 человек; но это число, включающее немало совещательных голосов, не охватывает, с другой стороны, всех решающих. Регистрация велась с перерывами, документы утеряны, сведения о партийности не полны. Во всяком случае, господствующее положение большевиков на съезде оставалось неоспоримым.
Проведённая среди делегатов анкета выяснила, что 505 советов стоят за переход всей власти в руки советов; 86 — за власть «демократии»; 55 — за коалицию; 21 — за коалицию, но без кадетов» (Лев Троцкий. История русской революции).
Продолжение следует