Алекс РАБИНОВИЧ
В последнее время историки русской революции как в России, так и за её пределами вновь проявляют внимание к истории левых эсеров. Один из значительных аспектов этого внимания — изучение всего связанного с убийством первого посла Германии в Советской России, графа Вильгельма Мирбаха, в июле 1918 года.
С одной стороны, эта плохо продуманная акция представляет особый интерес, так как имела место в то время, когда народная поддержка левых эсеров стремительно росла, что стало серьёзно угрожать диктатуре Ленина. С другой стороны, важное историческое значение этой акции заключается в том, что она привела к неизбежному подавлению левых эсеров, уничтожила всякую возможность продолжения роста их популярности как альтернативы большевикам, а также лишила шансов опять стать важным союзником большевиков в правительстве.
Существуют различные толкования убийства Мирбаха: от тщательно срежиссированной провокации до заговора левых эсеров, целью которого было или подорвать Брестский мир или свергнуть советскую власть. Во всех этих толкованиях есть доля правды. Однако, по-моему, нельзя рассматривать факт убийства Мирбаха и реакцию на него большевистского правительства в отрыве от общего развития отношений между большевиками и левыми эсерами, начиная с появления левых эсеров как независимой политической силы летом и осенью 1917 года и кончая развязкой в июле 1918 года.
Только широкий взгляд на проблему, учитывающий различия в политических целях, общественных взглядах и идеалах между большевиками и левыми эсерами, даст возможность понять некоторые из особенно трудных для интерпретации аспектов убийства Мирбаха.
К концу сентября 1917 года левые эсеры стали ключевыми партнёрами в левом социалистическом блоке, форсировавшем созыв Второго всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов с тем, чтобы разделаться с правительством Керенского и сформировать «однородное» социалистическое правительство [1]. Новое многопартийное, исключительно социалистическое правительство, которое предлагалось сформировать этим съездом Советов, должно было искать пути к немедленному компромиссному миру, подготовить коренные политические, экономические и социальные реформы и обеспечить быстрый созыв широко представительного учредительного собрания.
В других работах я описал, как этот сценарий был сорван в самую последнюю минуту вмешательством Ленина, практически без ведома ЦК большевиков [2]. В контексте статьи важно подчеркнуть: руководство левых эсеров было серьёзно настроено против одностороннего захвата власти до Второго всероссийского съезда Советов, предвидя, что такой шаг представит угрозу попыткам создания правительства с широким спектром социалистических партий.
Однако после того как умеренные социалисты покинули Второй съезд, левые эсеры, поставленные перед выбором между антибольшевистским лагерем, с одной стороны, и революцией, представленной Вторым съездом под властью большевиков — с другой, решили остаться. Более того, в конце октября левые эсеры присоединились к большевикам в работе по отражению попыток Керенского вернуться к власти.
Одновременно руководство левых эсеров продолжало принимать участие в кампании по созданию однородного, многопартийного, социалистического, коалиционного правительства. Поэтому они отказались от постов в первом Совнаркоме. Во время Викжелевских переговоров [3] они в сотрудничестве с представителями других социалистических партий и умеренными большевиками активно, хотя и безуспешно, боролись за включение своих представителей в правительство.В то же самое время они пытались подчинить исключительно большевистский Совнарком многопартийному ВЦИКу С [овету] Р [абочих] и С [олдастких] Д [епутов].
Первоначальные попытки левых эсеров расширить правительство и сделать его подотчётным ЦИКу свидетельствуют об их фундаментальной вере в социалистическое сотрудничество во имя революционных целей.
Только после провала Викжелевских переговоров левые эсеры согласились на посты в ленинском Совнаркоме. Это было сделано из убеждения, что революционные рабочие следовали за большевиками, что выживание советской власти зависело от судьбы большевиков и что лучший способ умерить большевиков и возглавить революцию среди крестьянства — это стать партнёром большевиков во всех сферах государственного управления.
Первым левым эсером, принявшим участие в Совнаркоме, был Андрей Колегаев, вступивший на пост Наркома земледелия в середине ноября 1917 года. Однако, несмотря на обоюдный сильный интерес к созданию более широкой коалиции, переговоры между представителями большевиков и левых эсеров тянулись почти месяц [4]. В конце концов 9 декабря остававшиеся препятствия были устранены и шесть ведущих левых эсеров присоединились к Колегаеву в Совнаркоме [5].
Как члены правительства левые эсеры достойны похвалы за важные инициативы, особенно за подготовку базы для фундаментальной аграрной реформы. Однако куда менее удачливы они оказались в своих стремлениях ограничить злоупотребления властью большевиками. Например, из документов ясно, что буквально с момента вступления на пост Наркома юстиции Исаак Штейнберг безуспешно пытался ограничить полномочия такого чрезвычайного органа власти, как ЧК, в арестах политических противников и расстрелах подозреваемых контрреволюционеров без повода или без судебной санкции [6].
Впоследствии Штейнберг попробовал другой подход ограничения власти ЧК, он стал настаивать на том, что левые эсеры должны иметь право назначать левых эсеров в руководство ЧК [7]. Большевики, желавшие назначать в ЧК только партийных лоялистов, были вынуждены согласиться [8].
Однако очень скоро стало очевидно, что и эта стратегия контроля ЧК была неэффективна. Поэтому на нескольких собраниях ЦК левых эсеров в мае и июне руководство партии дебатировало вопрос о выводе своих представителей из ЧК. Предложения о выводе не были приняты, наоборот, было решено включить больше членов партии в «комиссию Дзержинского» [9].
Попытки левых эсеров сделать Совнарком подотчётным ЦИКу также не увенчались успехом, хотя начало и было многообещающим. 12 ноября 1917 года на Втором всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов, где у левых эсеров было большинство, они содействовали объединению Центрального Исполкома, избранного съездом, с Центральным Исполкомом Советов рабочих и солдатских депутатов.
17 ноября на одном из первых собраний объединённого комитета Свердлов внёс на рассмотрение «конституционный наказ», составленный по настоянию левых эсеров, по которому было обусловлено, что Совнарком должен быть подотчётным ЦИКу [10]. Левые эсеры торжествовали [11]. Однако практически мало что изменилось. Уступка большевиков была уступкой лишь на словах.
Высшей точкой в сотрудничестве большевиков с левыми эсерами был период с января по февраль 1918 года во время политического кризиса, связанного с созывом и роспуском Учредительного собрания, с Третьим всероссийским съездом Советов и с предполагаемым наступлением немцев на Петроград в результате агрессивного военного ответа Германии на одностороннюю декларацию Троцкого в Бресте — «ни мира, ни войны». Большинство левых эсеров думало (как и Ленин), что Учредительному собранию нельзя позволить подорвать советскую власть и её революционные достижения [12].
Причём левые эсеры надеялись склонить на свою сторону достаточно крестьянских делегатов, чтобы получить большинство для блока большевиков и левых эсеров в Учредительном собрании. В итоге, однако, надо признать, что различие между левыми эсерами и большевиками сводилось лишь к некоторым деталям и к дате роспуска Учредительного собрания [13].
Наградой левым эсерам за поддержку объединения съездов крестьянских депутатов и рабочих и солдатских депутатов на Третьем всероссийском съезде Советов стала предоставленная им возможность провести проект фундаментальной аграрной реформы (или «социализацию земли») [14] и создать автономную Крестьянскую секцию при ЦИКе [15].
Под руководством Марии Спиридоновой Крестьянская секция (причём и количественно в ней преобладали левые эсеры) являлась главной трибуной революционной России по крестьянскому вопросу, а также выступала передовым отрядом в борьбе за «социализацию земли».
Что касается внешней политики, а именно отношения левых эсеров к вопросу войны и мира с Германией, то в середине декабря они не менее открыто, чем большевики, праздновали очевидное принятие Германией условий мира, предложенных революционной Россией [16]. Некоторое время спустя, после того как немецкие войска ответили на дерзкое заявление Троцкого возобновлением наступления, которое быстро стало угрожать Петрограду, именно левые эсеры сыграли ключевую роль в организации защиты Петрограда.
Сотрудничество большевиков с левыми эсерами пошатнулось, когда дело коснулось подписания «похабного» Брестского мира. Как хорошо известно, вопрос об уступках германскому империализму привёл к продолжительному выходу большевистских «левых коммунистов» из Совнаркома и из ЦК партии, а также к длительной и ожесточенной борьбе между ними и блоком большинства партии во главе с Лениным [17].
Не так хорошо известно, что взгляды левых эсеров по вопросу о ленинской внешней политике также расходились. В ночь на 19 февраля, после того как сведения о наступлении немцев были подтверждены, ЦК большевиков уступил требованиям Ленина и согласился принять условия заключения мира, предложенные Германией. В ту же ночь ЦК левых эсеров также проголосовал за немедленный мир. Присутствовало только шесть из пятнадцати членов ЦК, и решение было принято с перевесом в один голос.
Однако если большинство членов ЦК большевиков, с запозданием согласившись принять условия мира, последовательно поддерживали идею мира любой ценой, то ЦК левых эсеров быстро изменил свою позицию, осудив Брестский договор как предательство революции и поклявшись вести смертельную борьбу с германским империализмом. Более того, 18 марта, через два дня после того как Четвёртый съезд Советов, несмотря на возражения левых коммунистов и левых эсеров, ратифицировал Брестский договор, левые эсеры — члены ленинского кабинета — подали в отставку.
Несколько недель спустя ЦК левых эсеров созвал Второй всероссийский съезд левых эсеров с целью обсуждения вопроса о выходе из Совнаркома. После недели ожесточённых дебатов, приведших к расколу основного руководства партии, большинство делегатов поддержали выход из Совнаркома, но попросили членов партии оставаться на своих постах во всех других государственных и местных правительственных органах [18].
Сложные последствия этих обстоятельств в отношениях между большевиками и левыми эсерами очевидны из событий в Петрограде и Москве. В ночь на 11 марта Совнарком выехал из Петрограда в Москву, чтобы избежать возможного захвата немцами и в связи с постоянной опасностью «контрреволюционных заговоров». Однако московский областной комитет партии был цитаделью левых коммунистов. Вплоть до его роспуска в мае 1918 года в автономном московском областном правительстве преобладали левые коммунисты и левые эсеры, которые оказывали твёрдое сопротивление правительству Ленина, порой успешно. В течение этого периода левые эсеры и левые коммунисты в Москве работали вместе, с тем чтобы подорвать Брестский мир, [19] который Ленин ещё считал коренным условием для выживания советской власти.
В Петрограде 11 марта Исполком городского совета взял на себя руководящую роль в формировании «Петроградской трудовой коммуны» [20].
С самого начала были предприняты попытки включить левых эсеров в Совнарком Петроградской трудовой коммуны и впоследствии областной «Северной коммуны»: к весне четыре левых эсера возглавили комиссариаты. Одним из них был Прош Прошьян, который, как Комиссар внутренних дел, по важности своего должностного положения уступал только Зиновьеву.
В Петрограде весна и начало лета 1918 года были периодом продолжающегося кризиса [21]. Эффективное сотрудничество между петроградскими большевиками и левыми эсерами сыграло важную роль в успешном преодолении трудностей. Несмотря на несходство в идеологии, левые эсеры и большевики умерили свою полемику и серьёзно пытались работать вместе, чтобы обеспечить выживание советской власти [22]. Поэтому левые эсеры как бы и не замечали большевистских директив, с которыми были несогласны, опасаясь, что поражение большевиков на июньских выборах в Петросовет может обернуться поражением революции в регионе [23].
В то время как большевики и левые эсеры сотрудничали в Петрограде, в Москве разногласия между высшим руководством большевиков и левых эсеров становились всё более острыми. Верхушку левых эсеров приводили в ярость продолжающиеся уступки Ленина немцам.
Жестокая продовольственная политика Совнаркома также отрицательно влияла на отношения между большевиками и левыми эсерами. Вскоре после начала заготовок весной 1918 года Крестьянская секция была завалена известиями об ужасах репрессий против крестьян [24]. Другие политические инициативы большевиков, направленные на развитие индустриальной и военной промышленности, на централизацию принятия решений и управления делами и на подавление политической оппозиции, также глубоко беспокоили руководство левых эсеров.
Так или иначе, эти политические действия противоречили взглядам большинства высшего руководства левых эсеров на революционную этику, на международный характер общественной революции, на определение понятия класса и классовой борьбы и на саму демократически народную природу советского правительства. К середине июня 1918 года терпимость ведущих левых эсеров по отношению к такому положению дел и к такой политике, особенно к продолжению Брестской «передышки» и к жестоким огульным методам заготовки зерна у крестьян, была на грани истощения.
В то же самое время, по мнению Ленина и ближайшего его окружения, усиливающиеся атаки левых эсеров на политику большевиков и активные попытки подорвать её за счёт роста поддержки левых эсеров в провинции начали представлять угрозу хрупкому миру с Германией и нестойкой власти большевиков.
К концу мая зревшее внутри Крестьянской секции требование созвать народный крестьянский съезд с целью обсуждения политики Совнаркома по заготовке зерна представлялось особенно опасным для большевиков. Всероссийский крестьянский съезд, который, безусловно, контролировался бы левыми эсерами, скорее всего, аннулировал бы объединение советских органов власти, проведённое в январе, и представил новое мощное препятствие большевистскому контролю революционной власти в стране.
К счастью для большевиков, ЦК левых эсеров открыто выразил свою оппозицию исключительно крестьянскому съезду, поддерживая формирование как можно более сильного крестьянского блока на совместном Всероссийском съезде Советов [25].
Несмотря на это, даже угрозы созыва съезда Советов крестьянских депутатов было достаточно для того, чтобы побудить Ленина к действию. А когда 10 июня большинство большевиков в Президиуме ЦИКа в конце концов уступило требованиям левых эсеров и назначило открытие Пятого всероссийского съезда Советов на 26 июня [26], антагонизм Ленина по отношению к левым эсерам ещё больше усилился.
К этому времени расстановка сил во властных структурах заметно изменилась. Завершился болезненный конфликт между ленинистами и левыми коммунистами. Ленину не нужно было больше опасаться возможного союза левых коммунистов с левыми эсерами на съезде Советов или требований левых коммунистов созвать партийный съезд с целью обсуждения спорных вопросов перед съездом Советов.
Напротив, на съезде Советов левые эсеры столкнулись бы с объединённой партией большевиков, полной решимости сохранить за собой власть любой ценой.
После того как время проведения Пятого съезда было утверждено, левые эсеры и большевики уделили самое серьёзное внимание достижению большинства на съезде. Беспокойство Ленина имело основания, он понимал, что хотя по избирательному уставу предпочтение отдавалось рабочим [27], но преимущество это могло быть недостаточным для компенсации преобладания левых эсеров на выборах в деревне.
Лидеры левых эсеров в ЦК партии начали свою кампанию с оптимизмом отчасти потому, что Крестьянская секция, поддерживавшая постоянную связь с деревней, сообщала о глубоком недовольстве крестьянства большевистской продовольственной политикой [28].
Несмотря на это, 24 июня руководство левых эсеров приняло решение провести кампанию террора против высших немецких должностных лиц в России, с тем чтобы спровоцировать возобновление войны с Германией — на случай, если им не удастся получить большинство на съезде Советов [29].
Руководство левых эсеров впервые после Второго съезда левых эсеров в конце апреля поддержало идею индивидуального террора и партизанской войны против немцев на Украине, чтобы подорвать Брестский мир (впоследствии, как известно, левые эсеры были в первых рядах крестьянских волнений на Украине). Но для проведения в жизнь «террористического варианта», кроме определения возможных жертв, мало что было сделано [30].
24 июня, когда ЦК левых эсеров обсуждал этот вопрос, главное внимание уделялось подготовке к Третьему съезду левых эсеров, назначенному одновременно со съездом Советов [31], и тому, как добиться большинства на съезде Советов.
25 июня, когда опубликованный подсчёт делегатов из обеих партий оказался настолько близким, что трудно было предсказать, у кого будет большинство, Пятый съезд Советов был перенесён на 3 июля, а открылся 4 июля. Таким образом, партийный съезд левых эсеров прошёл до Пятого съезда Советов.
Третий съезд левых эсеров начался с докладов делегатов с мест, подтвердивших феноменальный рост партии по всей России, однако из этих же докладов было ясно, что ни партия, ни крестьянство не готовы к вооружённому конфликту [32]. Внимание съезда было сосредоточено на «текущем моменте».
Преобладающее большинство делегатов согласилось со Спиридоновой и Камковым в том, что Брестский мир оказался гибельным как внутри страны, так и за её пределами и что левые эсеры должны взять на себя инициативу на его прекращение, возглавив «восстание» против германского империализма, даже если эти действия приведут к уничтожению партии [33].
В результате, несмотря на недостатки, очевидные из докладов с мест, почти все делегаты проголосовали за резолюцию ЦК, предоставлявшую полную свободу действий в переорганизации политики советского правительства по усмотрению Центрального Комитета. Из конспиративных соображений в резолюции не упоминалось о плане ЦК прибегнуть к террору, если ненасильственные меры, направленные на исправление политики советского правительства, не увенчаются успехом [34].
Из докладов по «текущему моменту», было ясно, что члены ЦК не сомневались в том, что их усилия могут привести к кровопролитию и самоуничтожению партии. Поэтому понять готовность левых эсеров серьёзно думать об избрании пути, который многие в руководстве рассматривали как потенциально самоубийственный, трудно. Несомненно, что лишь отчаяние — чувство, что если порабощение революционной России германским империализмом не будет прекращено немедленно, то революция погибнет, — может послужить частичным объяснением такой позиции.
Однако другим вероятным фактором такой позиции следует назвать «голгофизм» руководства левых эсеров (по выражению Анатолия Разгона), а именно их уверенность в том, что им суждено было стать жертвами революционной борьбы [35].
В промежутке между Третьим съездом партии левых эсеров и Пятым съездом Советов лидеры левых эсеров усилили свои атаки на политику большевиков. Однако ничего не было сделано для того, чтобы подготовить партию в Петрограде, Москве или в других местах к террористическим актам против германских представителей в России, а также к «восстанию» против германского империализма или против советского правительства.
Что касается большевиков, то существует достаточно доказательств того, что к предполагаемому открытию съезда Советов они вели активную работу по обеспечению себе большинства на съезде. К концу июня они интенсифицировали попытки изменить состав съезда в свою пользу [36] cтоль успешно, что к открытию съезда у них было в два раза больше делегатов, чем у левых эсеров.
Фабрикация большевиками твёрдого большинства обернулась кошмаром для левых эсеров на первой сессии Пятого съезда Советов (4 июля). Сначала Троцкий выступил с просьбой санкционировать арест и даже расстрел неизвестных «агентов иностранного империализма», агитирующих Красную армию за наступление на Украине. Так как эта агитация, как и кампания за немедленную отмену Брестского договора, открыто велась левыми эсерами, руководство левых эсеров правильно истолковало эту просьбу как попытку предупредить запланированную левыми эсерами атаку на договор во время съезда и как потенциальную угрозу расправы [37]. После того, как попытка отложить голосование по просьбе Троцкого провалилась, вся делегация левых эсеров с шумом покинула зал. В зале остались только большевики, просьба Троцкого получила единогласную поддержку [38].
Казалось, голосование должно было послужить ясным сигналом для левых эсеров, что они не могут больше надеяться на поддержку левых коммунистов. Но, похоже, левые эсеры не заметили этого сигнала. Наоборот, опасаясь немедленного ареста, вожди левых эсеров решили быстро провести «террористический вариант».
Убийство графа Вильгельма Мирбаха двумя левоэсерскими «чекистами» Яковым Блюмкиным и Николаем Андреевым 6 июля детально описано в соответствующей исторической литературе. За пределами обсуждения остаются, однако, два важных вопроса. Первый имеет отношение ко всё ещё спорной проблеме мотивов этих действий. После детального изучения архивных и опубликованных материалов по этому вопросу я пришёл к выводу, что за исключением действий Прошьяна на Центральном телеграфе [39], не санкционированных ЦК левых эсеров [40], убийство Мирбаха и все другие шаги, предпринятые левыми эсерами сразу же после этой акции, соответствовали цели возобновления войны с Германией и защиты от вооружённого наступления.
Второй важный вопрос — это причины жестокого обращения большевиков с левыми эсерами после убийства Мирбаха. Конечно, частично это можно объяснить необходимостью успокоить германское правительство. Однако более важным фактором в этом деле и судьбе левых эсеров представляется глубокая тревога Ленина по поводу усиливающейся угрозы его гегемонии.
Буквально через несколько часов после убийства Мирбаха Ленин заклеймил эту акцию как прямую попытку со стороны левых эсеров свергнуть советскую власть, подписал указ о немедленной вооружённой атаке на главный штаб левых эсеров в Москве и в других центрах и установил строгий контроль над средствами связи в стране. Лёгкость, с которой осуществилось подавление левых эсеров в Петрограде и других городах, объясняется их полной неподготовленностью к атаке.
Следует подчеркнуть, что Ленин предпринял шаги по уничтожению левых эсеров как политических противников, как только возникла эта возможность. Блюмкину же и Андрееву вместе с одиннадцатью из четырнадцати остальных левых эсеров, осуждённых по делу Мирбаха, как известно, удалось избежать поимки (возможно, благодаря симпатии к ним со стороны ВЧК [41]). Вместе с тем несколько сотен левых эсеров, большинство из которых рядовые члены [42], были арестованы, а некоторые из них расстреляны.
Более двух дней всю делегацию левых эсеров на Пятом всероссийском съезде Советов держали в двух тесных комнатах наверху в Большом театре. Впоследствии тринадцать «главных виновников» отправили в казармы Александровской военной академии, а остальных постепенно отпустили. Левоэсеровские члены Крестьянской секции также были арестованы и заключены в Кремле [43].
Практически Крестьянская секция перестала существовать. Все левые эсеры, не согласившиеся отречься от действий своего ЦК, были официально сняты со своих мест в управлении и лишены членства в Советах на всех уровнях [44], все газеты левых эсеров в стране были закрыты, и многие партийные организации левых эсеров были вынуждены уйти в подполье.
Конечно, левые эсеры оставались на важных постах в разных районах страны ещё несколько месяцев, и остатки их партии активно действовали даже ещё в начале двадцатых годов [45]. Однако, если посмотреть на это дело ретроспективно, то становится ясно, что убийство Мирбаха левыми эсерами сыграло Ленину на руку и что тем самым партия левых эсеров, как мощная всероссийская сила, решилась на жертвенное самоубийство.
Почему же это произошло? Прежде всего лидеры левых эсеров явно переоценили возможную реакцию германского правительства, а также самих народных масс на убийство Мирбаха. Частично это случилось и потому, что левые эсеры не отдавали себе полного отчёта в своих организационных недостатках. И, пожалуй, наиболее важно то, что они не увидели постепенных и серьёзных перемен в целях, взглядах, составе и структуре партии большевиков, произошедших в период лета 1917—июля 1918. Поэтому, несмотря на свойственный левым эсерам «голгофизм», ярость и единодушие большевистской атаки стали для них неожиданностью, от которой они не смогли оправиться.
Каково же историческое значение самосожжения левых эсеров? По-моему, можно сказать, что это была последняя реальная надежда избежать консолидации ультраавторитарной, однопартийной советской системы, которая сгорела вместе с ними.
Примечания:
[1] Кроме левых эсеров, в этот блок входили меньшевики-интернационалисты и большевики, затем сильное влияние на него оказывали умеренные большевики, возглавлявшиеся Львом Каменевым.
[2] См.: Рабинович А. Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде. М., 1989. С. 193—324; Он же. Попытки формирования многопартийного демократического социалистического правительства в 1917 г. в России // История СССР. 1990. № 6. С. 191—207.
[3] Переговоры с Викжелем, начатые под давлением Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профсоюза (сокращённое название — Викжель), продолжались с 29 октября по середину ноября 1917 года и являлись политическими переговорами, в которых участвовало большинство социалистических групп. Их целью было формирование социалистического коалиционного правительства, в котором были бы представлены все социалистические партии и группы, это правительство должно было заменить существовавший тогда большевистский Совнарком. Лучшие источники для изучения этих переговоров см. в архивах: Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (далее — РЦХИДНИ). Ф. 71. Оп. 34. Д. 88 a; Государственный Архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 5498. Оп. 1. Д. 55—58, 67. См. также: Вомпе П. Дни Октябрьской революции и железнодорожники. М., 1924. В 1997 г. в приложении к последней книге документальной публикации «Меньшевики в 1917 г.» впервые полностью приведены протоколы переговоров, хранящиеся в РЦХИДНИ. См.: Меньшевики в 1917 г. В 3-х томах. / Под общей редакцией З. Галили, А. Ненарокова, Л. Хеймсона. Т. 3. Ч. II. От Временного Демократического Совета Российской Республики до конца декабря (первая декада октября—конец декабря). Отв. ред. З.Галили, А.Ненароков. М., 1997. С. 602—628.
[4] Вновь и вновь обострялись столкновения между большевиками и левыми эсерами из-за злоупотребления большевиками властью, что грозило срывом переговоров. Подобного рода стычки усиливали решимость лидеров левых эсеров получить контроль над такими ключевыми комиссариатами, как внутренних дел, юстиции, военных дел в дополнение к сельскому хозяйству. Стычки также побудили левых эсеров искать структурные и процедурные гарантии, которые более чётко определили бы разделение исполнительной и законодательной ветвей власти и их реальное функционирование, усиливая власть Центрального исполнительного комитета за счёт Совнаркома с целью реализации представляемого ими образа демократической, популистской, советской власти.
[5] Эти шесть включали Владимира Алгасова (народный комиссар внутренних дел без портфеля, но с правом решающего голоса), Исаака Штейнберга (юстиция), Владимира Карелина (военное дело и военно-морской флот, а также наркома государственных имуществ), Проша Прошьяна (нарком почт и телеграфов), Валерьяна Трутковского (местное самоуправление), Александру Измайлович (нарком дворцов Республики). Кроме того, в этот период представители левых эсеров входили в правительственные структуры всех народных комиссариатов и в другие учреждения в национальных районах.
[6] См., например, протокол заседания Совнаркома 19 декабря, где Штейнберг столкнулся в лобовой схватке с Дзержинским и получил за это выговор; а также протокол последовавшей непродуктивной дискуссии от 21 декабря (РЦХИДНИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 30. Л. 2, 2 об., 11, 12; Д. 32. Л. 2).
[7] См.: Центральный архив Федеральной Службы Безопасности (далее —
ЦА ФСБ). Ф. 1. Оп. 10. Д. 52. Л. 5—6 (письмо Штейнберга Дзержинскому от 4 января 1918 г.).
[8] Там же. Это объяснение Мартына Ивановича (Мартина Яновича) Лациса записано в секретных протоколах ЧК в 1921 г.
[9] В. А. Александрович-Дмитриевский, член коллегии ВЧК, повторил свой призыв расширить представительство партии в этой комиссии на собрании Центрального комитета левых эсеров от 19 мая, с тем же результатом. См.: РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 11. Л. 5, 12 об.
[10] По мысли Свердлова, высказанной до введения законодательного акта в силу, «все законодательные акты, а также указы политического характера должны были быть направлены в Центральный Исполнительный Комитет» для ревизии и подтверждения. Единственные допустимые исключения делались для воинствующей контрреволюции при условии, что Совнарком будет отчитываться в этой области перед Центральным Исполнительным Комитетом. (Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов II созыва. [М., 1918.] C. 71.)
[11] Например, в речи на Первом съезде партии левых эсеров 22 ноября 1917 г. Борис Камков с энтузиазмом сообщил, что отныне «ни один декрет не может быть опубликован, если он сначала не пройдёт через Центральный Исполнительный Комитет… таким образом, Центральный Исполнительный Комитет является законодательным органом, в то время как Совнарком является исполнительной властью. Это огромная победа для левых эсеров». (Протоколы Первого съезда партии левых социалистов-революционеров (интернационалистов). М., 1918. С. 68.)
[12] Там же. С. 111.
[13] Например, левых эсеров, более чем большевиков, занимал вопрос о том, чтобы дать Учредительному собранию время для своей дискредитации в глазах народа до того, как разогнать его насильственным путём.
[14] Третий всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Пгд., 1918. С. 86. О программе земельной реформы левых эсеров см.: Литвин А.Л., Овруцкий Л.М. Левые эсеры: программа и тактика. Казань, 1992. С. 102—115.
[15] О создании и эволюции Крестьянской секции см.: ЦА ФСБ. № 685. Т. 10.; Сивохина Т. А. Образование и деятельность Крестьянской секции ВЦИК // Вестник Московского Университета. Серия 8. История. 1969. №2. С. 13—26; Пятый всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов: Стенографический отчёт. М., 1918. С. 50—55; Доклад о деятельности крестьянского отдела Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов. М., 1918.
[16] См., например, юбилейную речь Штейнберга на сессии Центрального Исполнительного Комитета 12 декабря. (Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов II созыва. М., 1918. С. 155).
[17] Недавно рассекреченные документы показывают, что внутренняя война между левыми коммунистами и сторонниками линии Ленина была более интенсивной и продолжалась дольше, чем считали раньше. См., например, запись ожесточённых дебатов между обеими сторонами на четвёртой московской большевистской областной конференции в середине мая 1918 г. (РЦХИДНИ. Ф. 60. Оп. 1. Д. 10).
[18] РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 1. Л. 149.
[19] РЦХИДНИ. Ф. 60. Оп. 1. Д. 10. Л. 30. См. также: Пути революции. Берлин: Скифы, 1923. С. 352.
[20] Центральный Государственный архив Санкт-Петербурга. Ф. 143. Оп. 1. Д. 3. Л. 5; Копейка. 1918. 14 марта. С. 3. Интересно, что наиболее влиятельным членом, выдвинутым в новое правительство, был Троцкий. Он стоял во главе военно-революционного комиссариата, наделённого неограниченной властью для поддержания порядка в Петрограде и защиты города от внутренних врагов. Однако после того, как большая часть Исполнительного Комитета наложила ограничения на власть Троцкого, он был переведён в Москву (РЦХИДНИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 1032. Л. 6—7.)
[21] Среди прочего это уже начавшиеся страшные перебои с продовольствием, в большой степени следствие территориальных потерь по Брест-Литовскому мирному договору, которые возрастали в неимоверных размерах. Всё более критическое положение с продовольствием, наряду со стремительно растущими безработицей и инфляцией, а также проводившейся в хаотическом ключе политикой эвакуации, было причиной распространявшихся рабочих волнений.
Некоторые из наиболее крупных заводов Петрограда, включая Путиловский и Обуховский, были в то время на переднем плане рабочего протеста. Одновременно наступательные действия германских войск на Балтике, а также финских «белых» вооружённых сил, поддерживаемых немцами, как видно, давали дурное предчувствие нашествия на Петроград и неизбежной оккупации города. И это ещё не всё: волна стачек, начавшаяся в конце мая, достигла своего апогея в конце июня, вылившись в вооружённое восстание, возглавили которое рабочие Обуховского завода, а поддержали восставшие моряки со значительной по размерам флотилией минных заградителей, стоявшей у Невской набережной.
[22] Деятельность знаменитого левого эсера Проша Прошьяна должна быть в этой связи проанализирована. Будучи с декабря 1917 по март 1918 года народным комиссаром, Прошьян боролся с Лениным и его коллегами яростнее других, но противопоставляя большевистской практике более гуманные принципы левых эсеров. С момента заключения Брестского мира он стал постоянным и резким критиком этого компромисса. Более того, он постоянно поддерживал идею ухода левых эсеров из правительства в качестве ключевого аспекта международной революционной стратегии.
[23] Левый эсер из Петрограда Караспьян и даже Спиридонова признали это на Третьем съезде левых эсеров (РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 4. Л. 165, 201—212). Беспокойство левых эсеров за поддержание советской власти в «Красном Петрограде» было столь велико, что по указанию своего Центрального Комитета такие светила партии, как Спиридонова и Камков, проделали путешествие из Москвы в Петроград, чтобы принять участие в выборной кампании. В своих речах, произнесённых в Петрограде, они мало говорили о разочаровании, вызываемом у них политикой Ленина, а сконцентрировали своё внимание прежде всего на уничтожающих нападках на меньшевиков и эсеров.
[24] В открытом письме в большевистский Центральный Комитет, написанном уже под арестом, в ноябре 1918 года, Спиридонова обильно цитировала щемящие до боли письма, присланные ей крестьянами, страдавшими от бесчинств вооружённых продотрядов (РЦХИДНИ. Ф. 274. Оп. 1. Д. 30. Л. 58—60).
[25] РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 11. Л. 11, 12, 12 об.
[26] Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета 4-го созыва. С. 398.
[27] Согласно этим предписаниям, каждый уезд, вне зависимости от его территориальных размеров, имел право на двух выборщиков, в то время как рабочие имели 1 представителя от 25000 рабочих. В результате, скажем, в уезде с 300-тысячным крестьянским населением 12 крестьян имели такое же представительство, как 1 рабочий.
[28] Позже, на VШ съезде Коммунистической партии в марте 1919 года даже Ленин признал, что большевики сделали «страшные ошибки» в своём отношении к крестьянству в этот период (VIII съезд Российской Коммунистической Партии (большевиков): Стенографический отчет. М., 1919. С. 20).
[29] Протокол этого заседания Центрального Комитета партии левых эсеров был впервые опубликован в: Красная книга ВЧК. М., 1920. Т. 1; напечатан вновь: То же. М., 1989. Т. 1. С. 185—186. Анализ этого протокола, одного из наиболее важных свидетельств, использованных советскими властями в качестве доказательства заговора левых эсеров против советской власти в июле 1918 года, приводит меня к выводу, что он был сфабрикован после свершившегося факта. Однако то, что Центральный Комитет партии левых эсеров принял предварительное решение относительно начала программы террора против высоких германских официальных деятелей 24 июня, подтверждается таким количеством многих прочих источников, что этот факт неоспорим.
[30] Среди потенциальных жертв были генерал Айхорд (командующий германскими войсками на Украине), граф Вильгельм Мирбах (германский посол в России), глава германского консульства в Петрограде, и даже кайзер Вильгельм. В мае Георгий Смолянский, секретарь Центрального Исполнительного Комитета и член боевой организации левых эсеров, действительно отправился в Берлин, чтобы прозондировать германских социал-демократов относительно возможности убийства кайзера. Однако немцев эта идея устрашила и была быстро заброшена. См.: Каховская И.К. Дело Айхорда и Деникина // Пути революции. С. 192—193; Овруцкий Л., Разгон А. Понять дух 6 июля // Отечественная история. 1992. №3. С. 53; Смолянский Г. Обречённые. М., 1927. С. 16—17; Мстиславский С.Д. Воспоминания социал-демократа Мстиславского // Литвин А. Левые эсеры и ВЧК. Сборник документов. Казань, 1996. С. 181.
[31] РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 11. Л. 12, 21.
[32] Там же. Д. 4. Л. 58—178.
[33] Имелись отдельные исключения. Так, некоторые ораторы приуменьшали силу левых эсеров, хвалили достижения большевиков и более всего заботились о том, чтобы впредь не обострять отношения с ними (см., например, речь Г. Д. Закса (РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 4. Л. 282—285). С другой стороны спектра сконцентрировалось небольшое число делегатов, которые рассматривали большевиков как предателей и не хотели иметь с ними никакого дела. (Там же. Д. 4. Л. 280—281).
[34] По этому вопросу см.: Доклад неизвестной // РЦХИДНИ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 19. Л. 1—15; Овруцкий Л., Разгон А. Указ. соч.. С. 56.
[35] Овруцкий Л.М., Разгон А. Указ. соч. С. 57. См. также: Литвин А. Л., Овруцкий Л. М. Указ. соч. С. 55.
[36] Архивные документы, имеющие отношение к Исполкому Советов Могилевской губернии, дают возможность понять, каким образом представительство большевиков было искусственно взвинчено. На пленарном заседании 21 июня, отвечая на первоначальный призыв к делегатам съезда, глава комитета, левый эсер Василий Селиванов, предложил, чтобы были посланы один левый эсер и один большевик. В свою очередь, большевик Вайнштейн убедил комитет ограничиться посылкой лишь одного большевика, поскольку левые эсеры были «ярко выраженными противниками советской власти». 0днако в результате голосования 13 голосами против 12 было решено направить двух делегатов (Селиванова и Вайнштейна).
1 июля большевистская фракция Могилёвского Исполкома получила телеграмму от Вайнштейна из Москвы, в которой предлагалось направить ещё пять кандидатов от Исполнительного Комитета и двух дополнительных от каждого уезда Могилёвской губернии. Не информируя левых эсеров об этом требовании, фракция в срочном порядке выбрала пять дополнительных делегатов, все они были большевиками, и отправила их в Москву. Когда левые эсеры выразили протест против этого шага на заседании Исполнительного Комитета несколькими днями позже, им объявили, «что идёт борьба за выживание советской власти» и что «честь и долг» социалистов обусловили этот шаг. После тяжких встречных обвинений большевики просто покинули зал, после чего левые эсеры послали письмо протеста в Москву (ГАРФ. Ф. 393. Оп. 3. Д. 210. Л. 51, 55—58; Пятый всероссийский съезд. С. 16—17).
[37]. О левоэсеровской интерпретации речи Троцкого см. в возражениях Спиридоновой и Карелина (Пятый всероссийский съезд. С. 27—30, 37).
[38] Там же. С. 37.
[39] После прибытия на телеграф Прошьян оповестил, что Совнарком арестован. Затем он протелеграфировал по всей стране инструкцию о задержке телеграмм, подписанных Лениным, Троцким и Свердловым, ссылаясь на левых эсеров, как «правящую в настоящий момент партию» (ЦА ФСБ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 215. Л. 6 об.; Д. 2. Л. 6—7. Неидентифицированный документ. №8. Т. 1 а. Л. 58).
[40] По мысли Мстиславского, в этот критический момент верхушка левых эсеров была парализована расколом. См.: Мстиславский С. Д. Указ. соч. С. 172. См. также: Смолянский С.Г. Указ. соч. С. 32; Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 272; Литвин А. Л. и Овруцкий Л. М. Указ. соч. С. 57. О неотразимом облике Прошьяна см.: Разгон А.И. Народный комиссар почт и телеграфов П. П.Прошьян // Первое советское правительство. М., 1991. С. 398—420.
[41] Знаменательно, что 12 июля Пётр Стучка подал официальную жалобу в Совнарком о нежелании ЧК сотрудничать в этом расследовании. (ЦА ФСБ. Неидентифицированный документ. №8).
[42] Красная книга ВЧК. Т. 1. С. 247.
[43] ЦА ФСБ. № 685. Т. 6. Л. 46 об.—47. Самый точный и детальный отчёт обо всех этих страданиях см. у Дм. Шляпникова, первоначально опубликованный в: За землю и волю. Казань, 1918 г. 16—19 июля.; новая публикация: Литвин А. Левые эсеры и ВЧК. С. 211—233. Знаменательно, что среди основных обвиняемых были левоэсеровские члены мандатной комиссии Пятого съезда; к тому времени их рассказы уже не считались опасными.
[44] Отчасти из-за нехватки кадров во многих районах это запрещение было невозможно внедрить. Так было в Петрограде.
[45] О периодизации истории партии левых эсеров см.: Литвин А. Л., Овруцкий Л. М. Указ соч. С. 5—17.
Читайте также:
Александр ШУБИН. 1921 год: Третья революция
Мария Спиридонова — эсеровская мученица
Мария СПИРИДОНОВА: «Партийная власть имеет в себе органический порок»
Неонародники до революции 1917 года
