Алексей КАРАМАЗОВ
В 1883 году в Европе среди русских эмигрантов возникает новая революционная группа — «Освобождение труда». В неё группу вошли Георгий Плеханов, Павел Аксельрод, Вера Засулич и другие. Так возник русский марксизм. Русский философ Николай Бердяев, который начинал как марксист, считал Плеханова одним из основных теоретиков марксизма после Маркса и Энгельса. И именно на идеях Плеханова воспитывались первые поколения русских марксистов, среди которых был и Владимир Ильич.
Изначально марксизм в России представлял собой стандартную «западническую» теорию и служил оружием борьбы с консервативными тенденциями в русском революционном движении. Русский марксизм поддерживал индустриализацию России, указывая на то, что капиталистическая индустрия приводит к образованию и развитию революционного рабочего класса, который в понимании классического марксизма и есть класс-освободитель. Народники же были против индустриализации России.*
Первые русские марксисты делали ставку на зарождающийся пролетариат. А народники на революционную интеллигенцию и крестьянство. Бердяев пишет: «Тип русского революционера-народника был эмоциональный, а тип русского революционера-марксиста — интеллектуальный».
Первые русские марксисты нашли в марксизме научное обоснование социализма и с презрением относились к социализму народников. В особенности им была симпатична идея экономического детерминизма Маркса. Марксистская теория выдвигала тезис о том, что социализм возможен при наличии развитой промышленности, многочисленного пролетариата, что в стране сельскохозяйственной и крестьянской социализм не имеет перспектив. В связи с этим первые русские марксисты начали с критики народничества выступавшего против построения в России индустриального общества.
Однако Бердяев пишет об обратной, идеалистической стороне марксизма, которая существенно повлияла на русских марксистов. Суть этой стороны — в наделении пролетариата качествами мессии, когда на пролетариат переносятся религиозные характеристики народа Божьего. Это один из вариантов секуляризации древнееврейского сознания.
Также идеалистическая сторона марксизма заключается во вскрытии Марксом процесса дегуманизации, заключающегося в овеществлении субъекта и фетишизме товаров. В истории и социальном бытии человека всё есть результат и продукт человеческого труда и борьбы. Но индивид в контексте классово-исторических причин обладает иллюзорным сознанием, в силу которого результат его активности становится закабаляющим его экзистенцию фактором. «Чем больше рабочий производит, тем беднее он становится», — утверждал молодой Маркс. Такое положение дел является абсурдным, обманчивым, иллюзорным.
«Kaпитaл нe ecть oбъeктивнaя вeщнaя peaльнocть, нaxoдящaяcя внe чeлoвeкa, кaпитaл ecть лишь oбщecтвeнныe oтнoшeния людeй в пpoизвoдcтвe. Зa экoнoмичecкoй дeйcтвитeльнocтью вceгдa cкpыты живыe люди и coциaльныe гpyппиpoвки людeй», — объясняет Бердяев основной тезис марксистского гуманизма.
За плотной «стеной» экономических реалий всегда находятся живые люди и их общности. Субъект своей активностью может разрушить иллюзорный мир капиталистического экономизма. Суть исторической миссии пролетариата — борьба против овеществления субъекта и дегуманизации экономики.
Вера в активность субъекта — это наследие немецкого идеализма в марксизме, и именно эта вера породила революционный активизм. Этический пафос марксизма кроется в деконструкции эксплуатации как базиса общества. И тут в теории Маркса обнаруживается как экономическая, так и этическая подоплёка.
Концепт о прибавочной стоимости Маркс объяснял с точки зрения экономической науки. Но, по мнению Бердяева, первично этическое учение. Эксплуатация — феномен нравственной категории аморального взаимоотношения индивидов.
В этом противоречие Маркса и марксистов — в сочетании научного аморализма и радикального морализма. Теория классовой борьбы носит ценностный характер. Дихотомия буржуа и пролетариата сводится к борьбе добра и зла. Миф пролетариата и его миссия — это предмет веры.
Бердяев приходит к выводу, что марксизм — не исключительно научно-политическое учение; марксизм — это ещё и вера, религия.
Те, кто настаивал на необходимости развития в России капиталистической промышленности для возникновения рабочего класса, после чего нужно сфокусироваться на воспитании сознания этого класса, вошли в историю как «легальные марксисты». Фабрика создаст нового человека, и только тогда будет возможна социалистическая революция. Об этом говорили Плеханов и «легальный марксист» Пётр Струве. Позже Плеханов (который не был легальным марксистом хотя бы по причине того, что в России его ждал арест) присоединится «меньшевистскому» крылу русской социал-демократической партии, а Струве и вовсе станет правым либералом.
К моменту появления первых марксистов Россия была страной, мягко говоря, со слабым промышленным сектором и неразвитым рабочим классом. С одной стороны, легальные марксисты, а затем — меньшевики выступали против капитализма, но, с другой, приветствовали его развитие. Капитализм предполагает эксплуатацию рабочих, следовательно, легальные марксисты должны были поддержать и это. И в этом заключается парадокс легального марксизма.
Бердяев объяснял эту двойственность, используя тезисы классического марксизма. Маркс разработал линейную теорию исторического развития, когда одна общественно-экономическая формация, изжив себя, уступает место другой. Оценка марксизмом формации зависит от её состояния: прогрессивная она или нет. Маркс высоко оценивал прошлое капитализма и роль буржуазии в борьбе с феодализмом, так как эта борьба способствовала развитию материального могущества человека.
И тут Бердяев задаётся деликатными вопросами. Марксистская идеология — это отражение экономических реалий? Или марксистская идеология — это абсолютная истина, которая не зависит от истории экономики и экономических интересов? Марксизм — это философия прагматизма или абсолютный реализм?
Русские марксисты находились в морально-логическом конфликте. И этот морально-логический конфликт был разрешён Владимиром Ильичом Лениным, который первый сказал о том, что социализм может быть построен без развития в России капитализма до западного уровня. Меньшевики, в частности, Плеханов, который изначально враждебно относился к бакунизму с его восхищением Стенькой Разиным, идеям Фурье, был против «бунтарства», «якобинства» и т.д, унаследовав «экономизм» легальных марксистов, жестоко критиковали это ленинское мнение.
Но классический марксистский подход потребует слишком долгого ожидания, считает Бердяев, а это значит, что революционная потенция будет погашена интеллектуальными рассуждениями.
Ленин соединил революционный мотив марксизма с традицией русского бунта — синтезировал Маркса со Степаном Разиным.
В этом контексте возникает иное понимание революционности, она интерпретируется как тотальность по отношению ко всем аспектам жизни. Революционер не допускает существования в жизни автономных сфер, он располагает интегральным миросозерцанием, в котором едины теория и практика. В этом основное отличие большевизма от легального марксизма, позволяющего быть марксистом в социальном аспекте, превознося идеализм в остальных.
Русские революционеры всегда были тоталитарны. Революция для них была и религией, и философией. Большевизм — это и был русский марксизм, который прежде всего принял пророческую, мифотворческую сторону западного марксизма, воспевающего волю к революции, для которого революция — всё, остальное — ничто. Именно вера в пролетариат и революцию преодолела учение о социальном детерминизме. Русская революция была совершенна во имя Маркса, а не по Марксу. Русский народ был отождествлён с пролетариатом и его всемирной миссией. Произошла русификация марксизма. Как ни парадоксально, либepaльныe идeи в социальном бытии России, как и идеи радикального coциaльнoгo peфopмизмa, oкaзaлиcь yтoпичecкими.
В русском коммунизме революция понимается как нечто тотально целостное и бескомпромиссное, нечто, способное охватить все сферы бытия. Русский коммунизм в своей основе религиозен, проникнут экстазом, в идею революции необходимо верить так же, как необходимо верить в «русский народ» и его мессианское предназначение.
Отголоски «русского коммунизма», соединявшего русское мессианство с «русской правдой», его архетипические черты, можно увидеть в специфической «маргинальной», «уличной» политике в России, а также в том восхищении, с которым русская левая сцена воспринимает появление пророссийских квазигосударственных образований на постсоветском пространстве.
* Автор ошибается. Русские народники разработали план самобытной индустриализации России. См. Дмитрий Жвания. Модернизация при помощи «общинно-артельного духа»
