Признаюсь, в последние несколько лет в разных своих публицистических статьях, в которых доводилось затрагивать феномен современного европейского левого популизма, я выражал надежду на то, что эта тенденция, так искромётно ворвавшаяся в европейское «политическое меню», может дать надежду на возрождение левого движения «Старого Света».
Скорее, я рассуждал в данном смысле по логике «на безрыбье и рак рыба». Глубокий и системный кризис европейской социал-демократии налицо. Многие старые левоцентристские партии, возьмём ли мы тут для примера скандинавских социал-демократов или СДПГ, явно переживают фазу спада. Ещё недавно такие всемогущие игроки, как соцпартия Франция, обладавшая всего-то семь лет назад всеми рычагами власти в Пятой Республике, «раздавлены и прибиты». Глубочайший кризис преследует также и большую часть традиционных коммунистических партий. Когда-то за Французской компартией шла четверть населения, сегодня её электорат, как шагреневая кожа, снизился до трёх процентов, а то и меньше. В Италии коммунисты уже давненько вообще пребывают вне стен парламента.
По большому счёту, не приходится восхищаться и показателями левосоциалистических партий, здесь можно посмотреть на ту же Северную Европу и Германию, чтобы понять, что эти партии не смогли воспользоваться всерьёз отступлением социал-демократии. Эксперимент нахождения у власти же греческой СИРИЗА (даже если пока рано давать ему обстоятельный и итоговый анализ) как-то не вдохновляет тех, кто искренне верил в то, что вот уж радикальные социалисты способны показать путь к альтернативному управлению. Соглашусь со своим другом, профессором Лондонского университетского колледжа Филипп Марльером, когда он утверждает, что «в разной и непропорциональной степени, но все течения европейской левой переживают тяжёлые и кризисные времена».
Ещё недавно такие всемогущие игроки, как соцпартия Франция, обладавшая всего-то семь лет назад всеми рычагами власти в Пятой Республике, «раздавлены и прибиты».
И вот когда на фоне такого «летаргического сна» и иммобилизма на политическую авансцену вышли вначале в Испании «Подемос» («Мы можем»), а пару лет назад анимированное Жан-Люком Меланшоном движение «Непокорённая Франция» надежда, что называется, зажглась. Нет, и до Пабло Иглесиаса и Меланшона в «Старом Свете» действовали радикальные левые партии, по многим параметрам относящиеся к левопопулистской парадигме. Для примера здесь я приведу лишь два случая — ирландскую «Шинн фейн» и голландскую соцпартию. Но «старые» левые популисты, как рыба в воде, действовали в своих национальных рамках, они давно уже стали составной частью национальных политических пейзажей; да и, честно сказать, на большее они и не претендовали…
Наоборот, новая волна левого популизма амбициозно заявили о желании развернуть наступление по всей Европе. «Подемос» и «Непокорённая Франция», сумев договориться с португальским Левым блоком, в прошлом году оформили общее панъевропейское политическое движение «Сейчас — народ». Вскоре оно расширилось, сумев завлечь в свои ряды ряд левосоциалистических партий Северной Европе, в том числе пассионарный датский Красно-Зелёный альянс.
Сотни тысяч человек, преимущественно людей молодого и среднего возраста, вошли в общественно-политическую деятельность — именно благодаря фактору активности левопопулистских движений.
Левый популизм подкупал многим. Своим стремлением реально побороться за гегемонию в левом движении с социал-демократией (во Франции меланшоновское движение на парламентских выборах 2017 года по полученным голосам обошло социалистов, в Испании сформированный вокруг «Подемос» радикальный левый блок уступил социалистам лишь пару пунктов), активностью и харизматичностью лидеров (здесь можно сравнить тех же Ж.-Л. Меланшона и Пабло Иглесиаса с бесцветными руководителями компартий в своих странах), идеологической креативностью (продвижение социальных тем, экосоциализма, «антиэлитарный» дискурс и т. д.). Сотни тысяч человек, преимущественно людей молодого и среднего возраста, вошли в общественно-политическую деятельность — именно благодаря фактору активности левопопулистских движений. Стоит сказать и об их восприимчивости к новейшим информационным технологиям, что во многом способствовало электоральным успехам «Подемос» и «Непокорённой Франции».
Почему же сейчас приходится говорить о некоем «часе Х» для европейского левого популизма, как бы субъективно такая формула не звучала? Напомню, что в очень сильной степени политическая риторика «новых» европейских левых популистов строилась на заимствованных и адаптированных лозунгах, свойственных латиноамериканским радикальным левым режимам. Сейчас, когда «социализм XXI века» в Западном полушарии оказался в состоянии тяжёлой болезни (чем бы не завершилась новейшая фаза политического противостояния в Венесуэле, очень многим в Европе ясно, что социалистический эксперимент в этой южноамериканской стране провалился), западноевропейским левым популистам, что называется, нечего предъявить.
Они очень хорошо научились критиковать пороки капитализма (недаром «Подемос», «Непокорённая Франция» и Левый блок стали ведущими в своих странах силами радикального левого фланга), но большая часть избирателей в реальности не готова представить такие силы у власти. Как отмечает испанский историк Сигфридо Рамирес Перес, «сегодня и “Подемос”, и “Непокорённая Франция”, вероятно, уткнулись в потолок своих возможностей, в барьер, который они электорально не в силах преодолеть».
Левый популизм подкупал многим. Своим стремлением реально побороться за гегемонию в левом движении с социал-демократией, активностью и харизматичностью лидеров, идеологической креативностью.
Проблема ещё и в том, что перед евровыборами-2019 некоторые левопопулистсткие «звёзды» заняли откровенно неконструктивную, конфронтационную позицию. Я достаточно хорошо лично отношусь к Жан-Люку Меланшону, с которым лично познакомился ещё в 2000 года, но не могу не заметить, что своими действиями он разрывает перспективу единства французских антилиберальных левых, позволяя, например, себе высказывания типа «Партия европейских левых Ципраса и Пьера Лорана не играет никакой политической роли». Очень часто на первый план выходят именно персоналистские амбиции европейских левопопулистских лидеров, позаимствованные ими, к слову, у латиноамериканских единомышленников.
Но культура европейских левых иная. И если новые движения не смогут к ней адаптироваться и её дополнить, а будут настроены лишь на её «революционную» ломку, о надежде на возрождение левого движения в «Старом Свете», пожалуй, можно будет забыть. Скорее, в этом случае будет совершён ещё один шажок к его провалу. Популистский шажок…
Читайте также:
Руслан КОСТЮК. «Исторический момент» романских популистов для «гражданской революции»
