О книге французского писателя Роже Мартен дю Гара «Семья Тибо» я узнал давно – когда изучал курс истории иностранной литературы. Но всё никак не решался начать её читать. Два огромных тома. В первом 600 с лишним страниц, а во втором – 800. Не то что бы я «не любитель почитать», но с такие «талмуды» не полистаешь в пассажиропотоке, а времени на спокойное чтение у меня всё меньше и меньше. И вот во фри-маркете книжного магазина «Все свободны» я увидел «Семью Тибо» и решил взять оба тома (взамен оставил несколько копий газеты «Передовая»). За лето я почти одолел произведение. Если читая первый том, я не совсем понимал, зачем я трачу на это время, то второй том дю Гар будто специально написал для активистов. Его герои спорят между собой на те темы, которые до сих пор обсуждаются в левой среде. Вот, например, не утратили актуальности размышления Жака Тибо о патриотизме и интернационализме. Тем более, что в левой среде постоянно появляются кретины типа Фритча, с которым заочно спорит младший Тибо. А писатель, по всей видимости, солидарен с одним из протагонистов своего романа.
Дмитрий ЖВАНИЯ
— Комната Жака, бедная, но чистая, находилась на верхнем этаже. К сожалению, единственное окно выходило на площадку лестницы; шумы и запахи втягивались лестничной клеткой и назойливо врывались в комнату. Чтобы спокойно работать, надо было закрывать окно и зажигать лампочку под потолком. Мебели было достаточно: узкая кровать, платяной шкаф, стол и стул: у стены — умывальник. Стол маленький и всегда загроможденный. Для того чтобы писать, Жак обычно усаживался на кровати, держа на коленях атлас вместо пюпитра.
Он работал уже с полчаса, когда раздался троекратный раздельный стук в дверь. — Входите! — крикнул он.
В приоткрытой двери показалась взъерошенная голова. Это был маленький Ванхеде, альбинос. Он, так же как и Жак, в прошлом году переехал из Лозанны
в Женеву и поселился в «Глобусе».
— Простите… Я помещал вам, Боти? — Он был из тех, кто продолжал называть Жака его прежним литературным псевдонимом, несмотря на то, что Жак после смерти отца подписывал статьи своей настоящей фамилией. — Я видел Монье в кафе «Ландольт». Пилот (прозвище персонажа по фамилии Мейнестрель, неформального лидера интернациональной социалистической общины в Женеве, который до того, как стать социалистом, был лётчиком – Д.Ж.) дал ему два поручения к вам. Первое: Пилоту необходимо вас видеть, и он будет ждать вас у себя до пяти часов. Второе: ваша статья не пойдёт в «Маяке» на этой неделе, и, значит, вам не нужно сдавать ее сегодня вечером.
Жак прижал обеими ладонями разбросанные перед ним листки и прислонился головой к стене.
— Недурно! — сказал он с облегчением. Но тотчас же подумал: «…Значит, на этой неделе я не получу свои двадцать пять франков…» С деньгами у него было туго.
Ванхеде, улыбаясь, подошел к кровати.
— Плохо подвигалось дело? А о чём ваша статья?
— О книге Фритча «Интернационализм».
— Ну и как же?
— В сущности, видишь ли, я не очень-то уяснил себе, что следует думать…
— О книге?
— О книге… да и об интернационализме тоже.
Брови Ванхеде, едва заметные, чуть сдвинулись.
— Фритч — сектант, — сказал Жак. — А кроме того, мне кажется, он смешивает совершенно различные понятия: идею нации, идею государства и идею отечества. Поэтому у меня создаётся впечатление, что его мысль на ложном пути, даже когда он говорит вещи, по-видимому, правильные.
Ванхеде слушал, прищурив глаза. Бесцветные ресницы скрывали его взгляд; уголки губ кривились в гримасе. Он отошёл к столу и сел на него, немного сдвинув в сторону папки с бумагами, предметы туалета и книги.
Жак продолжал неуверенным тоном:
— Для Фритча и ему подобных идеал интернационализма требует прежде всего отказа от идеи отечества. Но необходимо ли это? Разве это неизбежно?.. Я совсем в этом не уверен!
Ванхеде поднял свою кукольную ручку.
— Во всяком случае, необходимо подавление патриотического чувства! Как можно представить себе революцию в узких рамках одной страны? Революция — подлинная, наша революция — это дело интернациональное! И оно должно быть выполнено рабочими всего мира одновременно и повсюду, где они составляют большинство населения!
— Да. Но, видишь ли, ты сам проводишь различие между патриотизмом и идеей отечества.
Ванхеде упрямо покачивал своей маленькой головой, покрытой шапкой курчавых, почти белых волос.
— Это одно и то же, Боти. Посмотрите, что наделал девятнадцатый век. Возбуждая повсюду патриотизм, чувство любви к отечеству, он укрепил принцип национальных государств, посеял вражду между народами и подготовил почву для новых войн!
— Согласен. Однако не патриоты, а националисты девятнадцатого века извратили в каждой стране понятие отечества. Привязанность, идущую от сердца, вполне законную и безобидную, они подменили неким культом, агрессивным фанатизмом. Такой национализм, безусловно, достоин всяческого осуждения! Но разве надо, как делает Фритч, отбрасывать в то же время и чувство родины? Ведь это же реальность, такая очевидная для человека, можно сказать, реальность физическая, плотская!
— Да! Чтобы стать подлинным революционером, надо прежде всего порвать все привязанности, вырвать из себя…
— Берегись, — прервал его Жак. — Ты имеешь в виду революционера, тип революционера, каким ты хочешь быть, и теряешь из виду человека, человека вообще, каким его создаёт природа, действительность, жизнь… А кроме того, разве можно в самом деле уничтожить тот патриотизм сердца, о котором я говорю? Я в этом не уверен. Как бы человек ни старался, он не может вырваться из национального климата, в котором живёт. У него свой врождённый темперамент. И своя этническая конституция. Он привязан к обычаям, к особым формам той цивилизации, которая его обработала. Где бы он ни находился, он сохраняет свой язык. Подожди! Это очень важно: проблема отечества, — в сущности, быть может, не что иное, как проблема языка. Где бы человек ни находился, куда бы ни отправился, он продолжает облекать свою мысль в родные слова и родной строй речи… Оглянись вокруг! Посмотри на наших женевских друзей, на всех этих добровольных изгнанников, которые верят, что отреклись от родной земли и образовали подлинную интернациональную колонию! Посмотри, как они инстинктивно тянутся друг к другу и объединяются в маленькие землячества — итальянские, австрийские, русские. Туземные братские патриотические землячества. Да ты и сам, Ванхеде, со своими бельгийцами!..
Альбинос вздрогнул. Круглые, как у ночной птицы, глаза его, в которых засветился упрёк, остановились на Жаке, затем вновь исчезли под завесой ресниц. Его скромность только подчёркивалась некрасивой наружностью. Но молчание служило ему прежде всего для защиты его веры, более твердой, чем его мысль; внешняя робость каким-то удивительным образом сочеталась у него с убеждённостью в своей правоте. Никто, даже Жак, даже Пилот, не имел подлинного влияния на Ванхеде.
— Нет, нет, — продолжал Жак. — Человек может отказаться от родины, но он не может искоренить её в себе. И в такого рода патриотизме нет, в сущности, ничего несовместимого с нашим идеалом революционеров-интернационалистов!.. И потому я спрашиваю себя — не будет ли неосторожно поступать, как Фритч, объявлять войну тем факторам, которые свойственны человеческой природе и являются её силой? Я готов даже задать вопрос, не повредим ли мы человеку завтрашнего дня, лишив его этой силы? Он помолчал несколько секунд, потом заговорил другим, нерешительным тоном, словно охваченный сомнениями: — Я думаю об этом, но всё-таки не решаюсь это написать. Тем более в рецензии на несколько страниц. Чтобы избежать недоразумений, нужна была бы целая книга. — Он снова замолчал и вдруг добавил: — Впрочем, я и книги такой не напишу… Ибо, в конце концов, я ни в чём твёрдо не уверен! Что мы знаем? Пожалуй, можно представить себе человека без родины. Человек ведь привыкает ко всему. Быть может, он в конце концов приспособится и к такому неполноценному существованию…
Ванхеде отошёл от стола и безотчётно шагнул к Жаку. На его словно бы безглазом лице светилась ангельская радость:
— Он сторицей будет вознаграждён за это!
Жак улыбнулся. Вот за такие порывы он и любил маленького Ванхеде.
Роже Мартен дю Гар. «Семья Тибо». Т.2. Государственное издательство художественной литературы. М., 1957. С. 11-13