П. А. Кропоткин «Великая французская революция 1789-1793 / Глава XII «Взятие Бастилии»
С утра 14 июля внимание восставшего парижского народа стало направляться на Бастилию — мрачную крепость с массивными, высокими башнями, возвышавшуюся среди домов рабочего квартала, в начале предместья Сент-Антуан.
Историки до сих пор доискиваются, кто именно обратил внимание народа в эту сторону, и некоторые из них высказали предположение, что Постоянный комитет, заседавший в ратуше, направил народ против этой эмблемы королевской власти, желая, говорят они, таким образом дать восстанию определённую цель. Это предположение, однако, ничем не подтверждается, и многие факты говорят против него. Вернее, что уже начиная с 12-го и 13-го числа народ инстинктивно понял, что в планах подавления парижского восстания Бастилия должна была играть важную роль, а потому решил овладеть ею.
В самом деле известно, что в западной части Парижа у двора имелось 30 тысяч солдат, расположенных на Марсовом поле под начальством Безанваля; а на востоке точку опоры для нападающего на Париж войска представляла Бастилия, пушки которой были направлены на революционное предместье Сент-Антуан и на его главную улицу, а также на другую большую артерию — улицу Сент-Антуан, ведущую к ратуше, к Пале-Роялю и к дворцу Тюильри. Угрожающее значение Бастилии было поэтому очевидно, и уже с раннего утра 14 июля, рассказывают «Два друга свободы», «слова к Бастилии! переходили из уст в уста от одного конца города до другого» (1).
Правда, гарнизон Бастилии состоял всего из 114 человек, 84 инвалидов и 30 швейцарцев, и известно теперь, что комендант не позаботился о припасах. Но это доказывает только, что самая мысль о возможности серьёзного нападения на грозную крепость считалась нелепой. Между тем народ знал, что заговорщики-роялисты рассчитывают на Бастилию; от жителей окрестных домов узнали, что в ночь с 12-го на 13-е из Арсенала были доставлены в Бастилию запасы пороха.
Известно было также, что с утра 14 июля комендант крепости маркиз де Лонэ поставил пушки так, чтобы они были наготове для стрельбы по народу, если толпа направится к городской ратуше.
Нужно сказать также, что народ всегда ненавидел тюрьмы: Бисертскую тюрьму, Венсеннский замок, Бастилию. Во время волнений 1783 года, когда дворянство протестовало против произвольных арестов, министр Бретейль отменил заключение в Венсенне, после чего знаменитый замок был превращён в хлебный амбар, и Бретейль в угоду общественному мнению даже разрешил публике осматривать страшные каменные мешки этого замка. Об ужасах, виденных там посетителями, много говорили в ту пору, пишет Дроз (2), и нет сомнения, что, говоря о Венсеннском замке, вспоминали и Бастилию, где заключение должно было быть ещё ужаснее.
Как бы то ни было, известно, что уже 13-го вечером отряд вооружённых парижан, проходивший мимо Бастилии, и защитники крепости обменялись несколькими выстрелами и что 14-го, с раннего утра, более или менее вооружённые толпы народа, загромождавшие улицы в течение всей предыдущей ночи, стали собираться на улицах, ведущих к Бастилии. Ещё ночью разнёсся слух, что королевские войска приближаются со стороны Тронной заставы к Сент-Антуанскому предместью, так что толпы народа направились в восточную часть города и баррикадировали улицы к северо-востоку от городской ратуши.
Утром 14 июля удачное нападение на Дом инвалидов дало возможность народу вооружиться и добыть пушки.
Ещё накануне несколько буржуа, уполномоченных своими округами, явились в Дом инвалидов и требовали оружия, говоря, что их домам угрожает нападение разбойников. Барон Безанваль, командовавший королевскими войсками в Париже, находился в это время в Доме инвалидов и обещал испросить у маршала Брольи разрешения на выдачу оружия. Но на другой день, 14-го, разрешения ещё не было получено, когда около семи часов утра, в то время как инвалиды под начальством Сомбрейля стояли у своих пушек, расставленных перед Домом инвалидов, с фитилями в руках, готовые открыть огонь, из трёх соседних улиц вдруг высыпала бегом толпа в 7 или 8 тысяч человек. Моментально, говорят очевидцы, эта толпа перешла, помогая друг другу, через рвы в восемь футов глубиной и двенадцать — шириной, окружавшие площадку перед Домом инвалидов, заполнила эту площадку и захватила 12 пушек (24-, 18-и 10-фунтовых) и одну мортиру (3). Инвалиды, уже затронутые «духом возмущения», не защищались. Затем толпа мало-помалу пробираясь повсюду, добралась до подвалов и до церкви, где было спрятано 32 тысячи ружей и некоторое количество пороха (4). Эти ружья и пушки в тот же день послужили для взятия Бастилии. Что же касается до пороха, то народ ещё накануне задержал 36 бочонков, отсылавшихся в Руан; они были привезены в ратушу, и порох раздавался всю ночь вооружавшемуся народу.
Ружья увозились народом из Дома инвалидов очень медленно, и известно, что к двум часам дня они ещё далеко не все были вывезены. Времени, следовательно, было бы достаточно, чтобы привести войска и разогнать народ, тем более что пехота, кавалерия и даже артиллерия стояли очень близко, в Военной школе и на Марсовом поле. Но офицеры этих полков не рассчитывали на своих солдат, а может быть, и сами колебались ввиду несметной толпы людей всех возрастов и состояний, свыше 300 тысяч человек, наводнявшей улицы за последние два дня.
Все предместья, вооружённые отчасти ружьями, а главное, пиками, молотами, топорами или просто дубинами, тоже высыпали на улицу, и массы народа толпились на площади Людовика XV (теперешняя площадь Согласия), а также вокруг городской ратуши, Бастилии и на улицах между ратушей и Бастилией. Народа было столько, что буржуазия пришла в ужас при виде этой массы вооружённой бедноты.
Узнав, что народ наводнил улицы, прилежащие к Бастилии, Постоянный комитет, заседавший в ратуше, о котором мы говорили выше, послал с утра 14-го парламентеров к коменданту крепости де Лонэ с просьбой убрать пушки, направленные на улицы, и не предпринимать ничего против народа.
Со своей стороны Комитет принимал на себя обязательство, на которое он никем не был уполномочен: он обещал, что и «народ не предпримет против крепости ничего враждебного». Делегаты Комитета были очень хорошо приняты комендантом, который даже оставил их у себя на завтрак, протянувши таким образом дело почти до 12 часов. Де Лонэ, по всей вероятности, старался выиграть время в ожидании определённых распоряжений из Версаля; но они не приходили, потому что ещё утром были перехвачены народом. Как всякий военный начальник, де Лонэ, очевидно, предвидел, что ему трудно будет сопротивляться парижскому народу, толпами высыпавшему на улицу, и он старался затянуть дело переговорами. Пока он приказал отодвинуть назад пушки на четыре фута, а чтобы народ не видел их извне, он велел забрать амбразуры досками.
Около 12 часов округ Сен-Луи-ла-Кюльтюр прислал со своей стороны двух депутатов к коменданту, и один из них, адвокат Тюрио де ла Розьер, получил от коменданта маркиза де Лонэ форменное обещание не стрелять, если на него не будут нападать. Затем около часу и около трёх часов к коменданту были посланы ещё две депутации от Постоянного комитета, но они не были приняты. Обе они просили коменданта передать крепость в руки буржуазной милиции, которая будет охранять её вместе с солдатами и швейцарцами, составлявшими гарнизон Бастилии.
К счастью, все эти сделки были сведены на ничто народом, который отлично понимал, что ему нужно во что бы то ни стало овладеть Бастилией. После того как толпе удалось добыть ружья и пушки в Доме инвалидов, дух народа стал подниматься всё выше и выше.
Толпа наводнила прилежащие к Бастилии улицы и дворы, окружавшие крепость. Скоро между народом и инвалидами, стоявшими на крепостной стене, завязалась перестрелка. Пока Постоянный комитет пытался охладить пыл нападающих и собирался объявить на площади Грэвы, что де Лонэ обещал не стрелять, если на него не будут нападать, толпа с криками: «Мы хотим Бастилию! Спустить мосты!» — двигалась к крепости.
Говорят, что, увидавши с высоты стен, что улица предместья Сент-Антуан и соседние с ней черны от двигающегося к Бастилии народа, комендант, поднявшийся на стену вместе с адвокатом Тюрио, чуть не упал в обморок. Он, по-видимому, даже готов был сейчас же сдать крепость милиции Комитета; но этому воспротивились швейцарцы (5).
Вскоре первые подъёмные мосты той внешней части Бастилии, которая называлась передовой (L’avancee), были спущены, как это всегда бывает в таких случаях, благодаря смелости горсти людей. Восемь или десять человек, среди которых был бакалейный лавочник Паннетье, человек высокого роста и сильный, воспользовались тем, что к внешней стене Передовой части крепости был пристроен какой-то дом. При помощи этого дома они взобрались на стену; затем, подвигаясь по стене верхом, они добрались до кордегардии, стоявшей около маленького подъёмного моста Передовой части, а оттуда спрыгнули в первый двор собственно Бастилии — Губернаторский двор, в котором помещался дом коменданта. Двор этот оказался пустым, так как после ухода Тюрио инвалиды вместе с де Лонэ удалились во внутрь крепости.
Попавши на Губернаторский двор, эти восемь или девять человек спустили прежде всего маленький подъёмный мост Передовой части, выломали его ворота топорами, и затем спустили и большой мост. Тогда больше трехсот человек ворвались в Губернаторский двор и побежали к двум другим подъёмным мостам, малому и большому, служившим для перехода через широкий главный ров в самую крепость. Оба моста были, однако, уже подняты изнутри защитниками крепости.
Здесь произошло то, что сразу довело ярость парижского народа до высшей точки и позднее стоило жизни де Лонэ. Когда толпа наводнила Губернаторский двор, защитники Бастилии стали стрелять по ней; была даже сделана кем-то попытка поднять большой подъёмный мост Передовой части, чтобы помешать толпе уйти из Губернаторского двора и взять её в плен или уничтожить (6). Таким образом, в тот самый момент, когда Тюрио и Корни объявили народу на площади Грэвы, что комендант обещал не стрелять, солдаты с высоты крепостной стены обстреливали Губернаторский двор ружейными залпами, а пушки Бастилии обстреливали ядрами соседние улицы.
После всех переговоров, происходивших утром, этот огонь, открытый по толпе, естественно был понят как измена со стороны де Лонэ, и народ стал обвинять его в том, что он сам спустил первых два подъёмных моста Передовой части с целью заманить толпу под огонь с крепостной стены (7).
Всё это произошло приблизительно в час пополудни.
Известие, что орудия Бастилии стреляют по народу, немедленно разнеслось по всему Парижу и привело к двум последствиям. Постоянный комитет парижской милиции со своей стороны поспешил отправить новую депутацию к коменданту с предложением принять в крепость отряд милиции, который будет защищать её вместе с войсками. Но эта депутация не дошла до коменданта вследствие сильной перестрелки, продолжавшейся всё время между инвалидами и нападающими, которые, стоя под стенами окружающих построек, стреляли в особенности по солдатам, стоявшим на стене у орудий. Народ, кроме того, понимал, что депутации Комитета только мешают осаде. «Они не хотят больше депутаций, они требуют сдачи Бастилии и хотят разрушить эту ужасную тюрьму: они громко требуют смерти коменданта», — рассказывали вернувшиеся депутаты.
Это не помешало, однако, Комитету, заседавшему в ратуше, послать ещё третью депутацию. Королевскому и городскому прокурору Этису де Корни и ещё нескольким гражданам было поручено охладить пыл народа, помешать осаде и войти в соглашение с де Лонэ, с тем чтобы он впустил в крепость комитетскую милицию. Стремление помешать народу овладеть Бастилией обнаружилось здесь очень ясно (8).
Что же касается до парижского народа вообще, то он со своей стороны, как только весть о перестрелке распространилась по городу, стал действовать, не ожидая ничьих приказаний, а руководствуясь одним своим революционным чутьём. Он привёз к ратуше захваченные в Доме инвалидов пушки, и около трёх часов, когда депутация Корни возвращалась с рассказом о своей неудаче, она встретила на пути приблизительно триста солдат французской гвардии и множество вооружённых буржуа под командой бывшего солдата Юлена, направлявшихся к Бастилии с пятью пушками. В это время стрельба продолжалась уже около трех часов. Народ не отступал, несмотря на многих убитых и раненых (9), и продолжал осаду, прибегая к разного рода уловкам: были, например, привезены два воза соломы и навоза, чтобы дым от них составил своего рода завесу и облегчил осаду двух входных ворот (у малого и у большого подъёмного моста). Здания, расположенные на Губернаторском дворе, уже были сожжены.
Пушки явились как раз вовремя. Их ввезли на Губернаторский двор и поставили против подъёмных мостов и ворот всего в 15 саженях от них.
Легко себе представить, какое впечатление должны были произвести на осаждённых эти пушки в руках народа! Ясно было, что висячие мосты скоро упадут и ворота будут выбиты. Толпа всё более и более грозная становилась всё многочисленнее.
Наступил, наконец, момент, когда защитники крепости поняли, что сопротивляться дольше значило бы осудить себя на верную смерть. Де Лонэ решил сдаться. Инвалиды, видевшие, что им не устоять против всего Парижа, ведущего на них осаду, ещё раньше советовали капитуляцию, и около четырёх часов или между четырьмя и пятью комендант выбросил белый флаг и велел бить отбой, т. е. приказ прекратить огонь и сойти с крепостной стены.
Гарнизон сдавался и просил оставить за ним право выйти с оружием. Возможно, что военные Юлен и Эли, находившиеся против большого подъёмного моста, дали своё согласие на такое условие, но народ и слышать о нём не хотел. Раздавались ожесточенные крики: «Спустить мосты!»
Тогда в пять часов комендант передал через одну из бойниц около малого подъёмного моста записку следующего содержания: «У нас есть 20 бочек пороха; если вы не примете капитуляции, мы взорвём весь квартал и гарнизон». Это были одни слова, так как если бы даже комендант думал привести свою угрозу в исполнение, то гарнизон никогда не допустил бы до этого. Как бы то ни было, де Лонэ сам отдал ключ от ворот маленького подъёмного моста.
Ворота отперли изнутри, и народ тотчас же наводнил крепость, обезоруживая швейцарцев и инвалидов, и захватил самого де Лонэ, которого потащили в городскую ратушу. По дороге толпа, разъярённая его изменой, осыпала его всякими оскорблениями. Двадцать раз рисковал он быть убитым, несмотря на героические усилия некоего Шола и ещё одного (10), заслонявших его собой. В нескольких стах шагах от ратуши его, впрочем, вырвали из их рук и отрубили ему голову. Де Гю, начальник швейцарцев, спас свою жизнь тем, что заявил, что сдаётся городу и нации, и выпил за их процветание; но три офицера генерального штаба Бастилии и три инвалида были убиты. Что касается городского головы Флесселя, находившегося в сношениях с Безанвалем и герцогиней Полиньяк, в руках которого, как это выясняется из одного его письма, было ещё много других тайн, сильно компрометировавших королеву, то народ готовился уже казнить его, когда какой-то неизвестный застрелил его из пистолета. Не решил ли этот неизвестный, что «мёртвые лучше всех хранят тайны»?
Как только подъёмные мосты Бастилии были спущены, народ бросился во дворы и стал разыскивать заключённых, заживо погребённых в Бастилии. При виде этих призраков, выходивших из тёмных казематов и совершенно растерявшихся от света и от гула приветствовавших их голосов, растроганная толпа проливала слёзы. Мучеников королевского деспотизма торжественной процессией по вели по улицам Парижа. И скоро при известии, что Бастилия в руках народа, восторг овладел всем городом, причём население сейчас же стало ещё ревностнее заботиться о том, чтобы сохранить за собой своё завоевание. Переворот, задуманный двором, кончился полнейшей неудачей.
Так началась революция. Народ одержал первую свою победу. Такая осязательная победа была необходима. Нужно было, чтобы революция выдержала борьбу и вышла из неё победительницей. Народ должен был показать свою силу, чтобы заставить своих врагов считаться с ним, чтобы повсюду в стране возбудить бодрость и всюду дать толчок к восстаниям, к завоеванию свободы.
Примечания:
1. Уже в некоторых своих наказах избиратели выражали желание, «чтобы Бастилия была разрушена и исчезла» (см Наказ квартала Рынка, а также кварталов Матюренов, Кордельеров, Сепюлькр и другие, приведённые в кн.: Les elections et les cahiers de Paris en 1789. Doc. recueil. et annot. par Ch. — L. Chassin, v. 1–4. Paris, 1888–1889, v. 2, p. 449 et suiv.). Избиратели были правы, потому что уже во время дела Ревельона было отдано распоряжение о вооружении Бастилии. Вот почему уже в ночь на 30 июня поговаривали о том, что необходимо овладеть этой крепостью (Recit de I’elargissement… des gardes francaises. Цит. по Les elections et les cahiers de Paris, v. 2, p. 452, note).
2. Droz J. — F. — X. Histoire du regne de Louis XVI pendant les annees ou 1’on pouvait prevenir ou diriger la Revolution francaise. Paris, 1858, v. 1, p. 417.
3. Пушки так называются по весу своих ядер.
4. Я руковожусь здесь письмом графа Сальмура, а также свидетельством Mathieu Dumas, приведёнными у Фламмермона. (La Journee du 14 juillet 1789. Fragments de memoires ined. de L. — G. Pitra. Publ. avec une introd. et des notes par J. Flammermont. Paris, 1892).
5. Так по крайней мере говорит письмо швейцарца Де Гю (De Hue) к его братьям, приведённое в немецком подлиннике у Фламмермона (La Journee du 14 juillet 1789, p. CXCVIII, note).
6. Теперь есть историки, старающиеся доказать, что эта попытка была сделана не по приказанию де Лонэ, а по собственной инициативе нескольких инвалидов, которые выходили за провизией и теперь возвращались в крепость. Мне кажется, что такой образ действий совершенно невероятен со стороны трёх или четырёх солдат, затерянных в громадной толпе. Кроме того, зачем было запирать толпу во дворе, если не имелось в виду сделать из неё заложников против народа или перебить её?
7. Этой внезапно начатой стрельбе были даны разные объяснения. По мнению некоторых, защитники Бастилии открыли огонь, потому что толпа, наводнившая дворы Орм и Губернаторский, стала грабить дом коменданта и дома, где жили инвалиды. Между тем в глазах всякого военного само взятие приступом Передовой части, которое давало народу доступ к подъёмным мостам крепости и к её воротам, было уже достаточной причиной для открытия стрельбы по осаждавшим. Возможно и даже вероятно, что в это самое время де Лонэ получил ожидаемый им приказ защищать Бастилию до последней крайности. Известно, что один такой приказ был перехвачен; но, возможно, что тот же приказ, посланный другим путём, дошёл по назначению. Существует даже предположение, что такой приказ действительно был передан коменданту.
8. «Им было поручено уговаривать всех тех, кто находился в окрестностях Бастилии, возвратиться в свои округа и там немедленно записываться в парижскую милицию и напомнить г-ну де Лонэ обещание, данное им господам Тюрио де ла Розьер и Беллону»… (La Journee du 14 juillet 1789, p CLVIII). Явившись во двор Передовой части, полный людей, вооружённых ружьями, топорами и т. д, депутация обратилась к инвалидам. Последние, очевидно, потребовали, чтобы народ прежде всего удалился с Губернаторского двора. Тогда депутация стала уговаривать народ удалиться (Ibid., p. CCXIV, note). К счастью, народ и не думал последовать их совету, а продолжал осаду Он понял, что время переговоров прошло, и обошеёлся с господами депутатами очень дурно; слышались даже разговоры о том, чтобы убить их как изменников (Ibid., p. CCXVI, note, Proces-verbal des electeurs).
9. 83 человека было убито на месте, 15 — умерло от ран, 13 — было изувечено, 60 — ранено.
10. Не был ли это Мальяр (Maillard)? Известно, что им был арестован де Лонэ.
Читайте также:
