Пётр КРОПОТКИН: «Только революционный натиск может победить сопротивление старого порядка»

Наблюдая за тем, что происходит сейчас на Украине, невольно вспоминаешь историю Великой Французской революции. Как и на Украине сейчас, в те годы во Франции силы революции были разбиты на несколько лагерей. Умеренные «вожди» тормозили развитие революции, проявляли нерешительность, а то и открыто саботировали решение, принятые новой властью под давлением восставших масс. Как и на Украине сейчас, в те годы во Франции контрреволюция рядилась в одежды защитников народа, спекулировали его недовольством политикой буржуазной власти. Редакция «Нового смысла» предлагает прочитать главы о контрреволюционных мятежах из блистательного труда Петра Алексеевича Кропоткина о Великой французской революции.

XXXI.  КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ НА ЮГЕ

При изучении Великой революции внимание обыкновенно бы­вает так поглощено борьбой, происходящей в Париже, что положе­ние в провинции и сила, которой все время пользовалась там контр­революция, невольно упускаются из виду. А между тем эта сила была громадная. В прошедшем она имела за собой целые века бес­правия, а в настоящем она опиралась на денежные выгоды целого класса собственников. Изучая проявления этой силы, мы видим также, как ничтожна во время революции сила собрания предста­вителей, даже в том невероятном случае, если бы большинство его оказалось воодушевлено самыми лучшими намерениями. Когда в каждом городе, в каждой деревне приходится бороться со старым порядком, который после минутной растерянности вновь собирается с силами и готовится остановить революцию, то победить такое сопротивление может только революционный натиск, сделанный на местах, именно в этих городах и деревушках.

Чтобы рассказать все интриги и деяния роялистов во время ре­волюции, потребовались бы целые годы работы в местных архивах. Но уже некоторые факты, которые я приведу, дадут о них понятие.

О восстании в Вандее писали все историки. Но обыкновенно думают, что единственный серьезный очаг контрреволюции был только там, среди полудикого населения, возбужденного религиоз­ным фанатизмом. А между тем другой подобный же очаг существо­вал и на юге, и этот очаг был тем более опасен, что в этой части Франции деревни, на которые опирались роялисты, эксплуатиро­вавшие религиозную вражду между католиками и протестантами, находились рядом с другими деревнями и большими городами, дав­шими революции ее лучших деятелей.

Руководство всеми этими противореволюционными движениями шло из Кобленца — маленького немецкого городка, находившегося в Тревском курфюршестве и сделавшегося центром роялистской эмиграции. Начиная с лета 1791 г., когда граф д’Артуа вместе с министром Калонном и впоследствии со своим братом, графом Прованским, поселился в этом городе, он стал средоточием всех роялистских заговоров. Оттуда отправлялись эмиссары, организо­вывавшие по всей Франции контрреволюционные восстания. Они вербовали солдат для Кобленца повсюду, даже в Париже, где ре­дактор «GazettedeParis» открыто предлагал 60 ливров каждому солдату, завербованному на службу эмигрантов. В продолжение некоторого времени этих солдат совершенно открыто отправляли сначала в Мец, а оттуда в Кобленц.

«Общество следовало за ними, — пишет Эрнест Додэ в своей работе «Роялистские заговоры на юге» (1), — дворянство подражало принцам, а многие буржуа, многие люди незнатного происхождения подражали дворянству. Эмигрировали из моды, из нужды, из страха. Одна молодая женщина, которую тайный правительствен­ный агент встретил в дилижансе, ему ответила: «Я — портниха, мои заказчицы уехали в Германию, и я делаюсь эмигреткой («emigrette»), чтобы быть там, где они».

Вокруг братьев короля создался целый двор, с его министрами, камергерами и официальными приемами, а вместе с тем и с его интригами и мелочностью. Монархии других стран Европы призна­вали этот двор, вели с ним сношения, входили с ним в разговоры. Эмигранты все время ждали, что Людовик XVI приедет к ним и станет во главе войск. Его ждали в июне 1791 г., в момент его бегства в Варенн, затем позднее, в ноябре 1791 и в январе 1792 г. Наконец, июль 1792 г. был избран моментом решительного действия: роялистские войска западной и южной Франции должны были при поддержке войск английских, немецких, сардинских и испан­ских пойти на Париж, поднимая по дороге Лион и другие большие города; а в самом Париже роялисты в это время должны были предпринять решительные действия: разогнать Собрание и пока­рать всех «бешеных», всех якобинцев.

«Вернуть короля на престол», т. е. сделать его вновь абсолютным монархом; ввести опять старый государственный строй в том виде, как он существовал, когда были созваны Генеральные штаты, — таковы были их виды. И когда прусский король, который был ум­нее всех этих версальских выходцев с того света, спрашивал у них:

«Не требуют ли справедливость и благоразумие, чтобы некоторые злоупотребления старого порядка были принесены в жертву на­ции?» — они ответили ему: «Никакой перемены, Ваше величество, никакой поблажки!» (2).

Нечего и говорить, что все интриги, сплетни, зависть, свойст­венные Версалю, были перенесены целиком в Кобленц. У каждого из двух братьев был свой двор, своя официальная любовница, свои приемы и свой придворный штаб; бездельничающее дворянство жило сплетнями, которые стали еще более злостными, когда нужда свила свое гнездо среди эмигрантов.

Вокруг этого центра совершенно открыто собирались теперь фа­натики-священники, предпочитавшие начать гражданскую войну, чем подчиниться конституции, как этого требовали новые декреты. Тут же вращались разные авантюристы-дворяне, готовые скорее попытать счастья в заговоре, чем примириться с утратой своего привилегированного положения. Они приезжали в Кобленц, полу­чали благословение принцев и папы для дальнейших заговоров и возвращались в Севеннские горы или на берега Вандеи, чтобы там разжигать религиозный фанатизм крестьян и поднимать роялист­ские восстания.

Симпатизирующие революции историки обыкновенно слегка ка­саются этих контрреволюционных движений. Они большей частью представляют их как малозначащие события, вызванные несколь­кими фанатиками и легко побежденные революцией. Но в действи­тельности роялистские заговоры охватывали целые области Фран­ции; а так как, с одной стороны, им оказывали поддержку крупные вожаки буржуазии, а с другой — им давала пищу религиозная вражда между протестантами и католиками (так было, например, на юге), то революционерам приходилось в каждом городе, в каж­дой маленькой общине вести с роялистами ожесточенную борьбу.

Так, например, в то самое время, когда в Париже устраивался 14 июля 1790 г. праздник Федерации, который объединил всю Францию и должен был, казалось, поставить революцию на прочные коммунальные основы, роялисты подготовляли на юго-востоке федерацию контрреволюционеров. 18 августа того же года, около 20 тыс. представителей 185 общин провинции Виваре собрались на равнине Жалеса. У всех был на шляпе белый крест. В этот день под руководством дворян положено было основание Южной роялистской федерации, которая торжественно организовалась затем в феврале следующего года.

Эта федерация стала готовить прежде всего ряд местных восстаний к лету 1791 г., а затем — большое восстание, которое должно было вспыхнуть повсеместно в июле 1792 г. и при помощи иностранных войск нанести решительный удар революции. Роялистская федерация действовала таким образом в продолжение двух лет, ведя правильные сношения, с одной стороны, с Тюильрийским дворцом, а с другой — с Кобленцем. Она клялась «вернуть королю его славу, духовенству — его имущества, дворянству — его почетное положение». А когда первые попытки кончились неудачей, она организовала с помощью аббата — настоятеля Шамбаназского монастыря Клода Аллье обширный заговор, в котором должны были принять участие 50 тыс. человек. Это войско должно было выступить под белым знаменем, имея во главе многочисленных священников. При поддержке Сардинии, Испании и Австрии оно должно было идти на Париж, «освободить» короля, разогнать Собрание и «покарать патриотов».

В департаменте Лозер нотариус Шарье, бывший депутат Национального собрания, женившийся на девушке дворянского про­исхождения и получивший от графа д’Артуа полномочие на коман­дование войсками, открыто организовывал контрреволюционную милицию и даже обучал своих артиллеристов.

Другим центром эмиграции был город Шамбери в Савойе, при­надлежавший в то время Сардинскому королевству. Бюсси обра­зовал там роялистский легион, который совершенно открыто обу­чался военному делу.

Так организовывалась контрреволюция на юге; а на западе ду­ховные и дворяне в то же время ввозили оружие и послания папы, призывавшие к бунту; они подготовляли при поддержке Англии и Рима громадное Вандейское восстание.

Напрасно говорят историки, что в сущности таких заговорщи­ков и таких сборищ было немного. Революционеров, по крайней мере таких, что готовы были к решительному действию, тоже было немного. Люди действия во все времена во всех партиях составляют ничтожное меньшинство. Но контрреволюция держала в своих ру­ках целые провинции благодаря привязанности одних к старине и предрассудкам, желанию других сохранить вновь приобретенные имущества, и наконец, силе денег и влиянию религии; и именно эта страшная сила реакции, а вовсе не кровожадность революционеров, объясняет ожесточение, охватившее революцию в 1793 и 1794 гг., когда ей пришлось сделать отчаянное усилие, чтобы вырваться из рук, стремившихся задушить ее.

Действительно ли было у Клода Аллье 600 тыс. сторонников, готовых взяться за оружие, как он утверждал в Кобленце, куда ездил в январе 1792 г., это довольно сомнительно. Но несомненно одно: во всех южных городах революционеры и контрреволюцио­неры вели между собой с переменным счастьем непрерывную борьбу.

В Перпиньяне роялисты, состоявшие на военной службе, гото­вились открыть доступ через границу испанским войскам. В Арле в местной борьбе между патриотами и контрреволюционерами (первые назывались monnetiers / монетчики, а вторые — chiffonistes / тряпичники) победа оста­лась сначала за последними.

«Узнав, — рассказывает один автор, — что марсельцы собира­ются в поход против них и даже разграбили ввиду этого похода марсельский арсенал, граждане Арля стали готовиться к сопро­тивлению. Они укрепились, заколотили городские ворота, прорыли рвы вокруг городских стен, обеспечили себе доступ к морю и пре­образовали национальную гвардию так, чтобы лишить патриотов всякой силы».

Эти несколько строк, взятых у Эрнеста Додэ (3), очень харак­терны. Такую же картину можно было видеть почти повсюду во Франции. Чтобы более или менее парализовать реакцию, потребо­валось четыре года революции, т. е. отсутствие в продолжение че­тырех лет сильного правительства, и непрерывная борьба со сто­роны местных революционеров.

В Монпелье патриотам пришлось устроить союз для защиты священников, принесших присягу конституции, и тех прихожан, кто ходил на отправляемую ими службу. Беспрестанно происходили уличные столкновения. То же самое было в Люнеле в департа­менте Эро, в Иссенжо в департаменте Верхней Луары, в Манд в департаменте Лозер. Жители были постоянно вооружены. Можно сказать, что по всей этой области, в каждом городе, происходила борьба между роялистами, или местными фельянами, и патриотами, а впоследствии — между жирондистами и теми, кого тогда назы­вали «анархистами». Мало того, в громадном большинстве цент­ральных и западных городов реакционеры одерживали верх, и из 83 департаментов Франции революция встретила настоящую под­держку только в 30 департаментах. Кроме того, сами революцио­неры в большинстве случаев не сразу набирались смелости и лишь понемногу решались на борьбу с роялистами, по мере того как под влиянием событий сами они получали революционное воспитание.

Во всех этих городах контрреволюционеры оказывали друг другу поддержку. У богатых людей их лагеря, чего обыкновенно не было у патриотов, имелись всякие средства переезжать с места на место, посылать особых эмиссаров, скрываться в замках, устраи­вать там склады оружия. Патриоты сносились, правда, с париж­скими народными и братскими обществами, с обществом бедня­ков и с центральным обществом якобинцев; но они были так бедны! У них не было ни возможности запасти оружие, ни даже возможности свободно передвигаться!

К тому же все, что было направлено против революции, пользо­валось поддержкой извне. Англия издавна следовала той же по­литике, как и теперь: ослаблять своих соперников, вербуя своими деньгами сторонников в их среде. «Питтовские деньги», о которых так много писалось тогда во Франции, вовсе не были «мифом», как это стараются представить теперь, далеко нет! На эти деньги роялисты свободно ездили с острова Джерси (он находится близко к берегам Бретани), где был их центр и склады оружия, во французские порты Сен-Мало и Нант; и во всех крупных портах Франции, особенно в Сен-Мало, Нанте, Бордо, Тулоне, английские деньги создавали им приверженцев и подкупали торговый класс, «коммерсантистов», выступавших про­тив революции. Екатерина II со своей стороны делала то же, что Питт. Германия, Австрия двинули против республики сильные армии, поддержанные Пьемонтом и Испанией. В сущности, в этом походе против революции приняли участие все европейские монар­хии. В Бретани, Вандее, Бордо, в Тулоне роялисты рассчитывали на Англию; в Эльзасе и Лотарингии—на Германию, на юге — на вооруженную помощь, обещанную Сардинией, и на испанские войска, которые должны были высадиться… в Эг-Морт. Даже Мальтийский орден готовился принять участие посылкой двух фре­гатов.

В начале 1792 г. департаменты Лозер и Ардеш, где скопились не подчинявшиеся конституции священники, были покрыты целой сетью роялистских заговоров, центр которых находился в Манд — маленьком городке, затерянном в горах Виваре; жители были здесь очень отсталые, а богатые буржуа и дворянство держали город­ское управление в своих руках. Посланцы заговорщиков свободно разъезжали по окрестным деревням и приказывали крестьянам вооружаться ружьями, серпами и вилами и быть готовыми высту­пить по первому призыву. Таким образом подготовлялось движе­ние, посредством которого надеялись поднять области Жеводане и Веле, а затем заставить и Виваре идти им на помощь.

Правда, ни одно из роялистских восстаний, поднятых в течение 1791 и 1792 г. в Перпиньяне, Арле, Манд, Иссенжо и в провинции Виваре, не удалось. Лозунга «Долой патриотов!» оказывалось не­достаточно, чтобы привлечь к себе нужное число восставших, и патриотам быстро удавалось рассеять роялистские скопища. Тем не менее борьба велась непрерывно в течение двух лет. Бывали времена, когда вся область была охвачена гражданской войной и во всех окрестных деревнях неумолчно били в набат.

Восстание настолько было серьезно, что на выручку патриотам должны были выступить вооруженные банды марсельцев. Они на­чали арестовывать местных контрреволюционеров, захватили Арль и Эг-Морт и положили начало тому террору, который впоследствии достиг на юге, в Лионе и в Ардеше, таких ужасных размеров. Что касается восстания, организованного в июле 1792 г. графом Сальяном с тем, чтобы оно вспыхнуло одновременно с восстанием в Ван­дее, в тот самый момент, когда немецкие войска уже направятся на Париж, то оно, несомненно, оказало бы на ход революции самое вредное влияние, если бы народ не положил ему очень быстро предел. К счастью, на юге сам народ взялся за это; а вместе с тем и Париж начал организовываться, чтобы овладеть, наконец, цент­ром всех роялистских заговоров — Тюильрийским дворцом.

Сноски:

1. Документ, находящийся в Архиве иностран­ных дел и приведенный у Эрнеста Додэ.

2. Daudet E. Histoire des conspirations royalistes du Midi sous la Revolution. Paris. 1881.

3. Daudet Е. Histoire des conspirations royalistes du Midi sous la Revolution. Paris, 1881. Додэ — автор очень умеренный и даже реакционер, но в его труде собрано много материалов, и он работал в местных архивах.

Печатается по: Кропоткин П.А. Великая Французская революция 1789-1793. М.: «Наука». 1979. С. 194-200.