Пётр Кропоткин считал немцев «реакционным народом»

Между анархизмом и пацифизмом в последние годы обычно ставят знак равенства. Однако это ошибка. Далеко не всегда анархисты отстаивали антивоенные позиции. Например, основоположник анархо-коммунизма Пётр Алексеевич Кропоткин во время Первой мировой войны был активным сторонником победы Антанты над Германией, осуждал пацифизм и тем более — пораженчество. Оценка Кропоткиным Первой мировой войны подробно разобрана в статье И. В. Петушковой, подготовленной для научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения Петра Алексеевича. Напомним, что в уходящем 2014 году мы отмечали 100-летие с момента начала Великой войны. Нельзя не отметить также, что многие военные идеи Кропоткина вновь приобрели сейчас актуальность в связи с обострившимися спорами о взаимоотношениях России и Европы.

 Редакция «Нового смысла»

И. В. Петушкова (Россия). Петр Алексеевич Кропоткин и I Мировая война

Пётр Алексеевич Кропоткин
Пётр Алексеевич Кропоткин

Вопросы о причинах надвигающейся войны и о позиции революционеров-анархистов поднимались П. А. Кропоткиным в статьях и письмах задолго до её начала (1). Биограф Кропоткина Н. К. Лебедев писал, что в 1912 году Пётр Алексеевич говорил о надвигающейся европейской войне, которая «должна вспыхнуть летом 1914 года, когда Германия закончит работы по прорытию Кильского канала и когда во Франции и в России снимут жатву» (2).

29 июня 1914 года Пётр Алексеевич писал М. И. Гольдсмит из Брайтона: «Война, большая, общеевропейская, которой приближение только незнание и близорукость радикалов могли отрицать, — разгорится через несколько дней. Германия, уже 10 дней тому назад решила бесповоротно её начать. Был бы я моложе, — был бы с вами в Париже, который опять приходится защищать от немецких Гуннов, — Париж и послереволюционную цивилизацию Франции» (3).

Война внесла раскол в ряды социалистов и анархистов. «Мы прекрасно знали, — писал Жан Грав, — что война была целью юнкеров, что они готовили её, но мы не имели никакого представления о тех усилиях, какие были на этот раз потрачены. Поэтому, когда вспыхнула война, мы были все более или менее ошеломлены» (4).

Кропоткин рассматривал европейскую войну прежде всего как столкновение двух цивилизаций. «Одна — глубоко демократическая — положила в основу своей политической жизни “Права человека”. Она признала, таким образом, равенство всех граждан в их политических правах, как основу дальнейшего уравнения прав и ставит себе целью дать экономическое благосостояние всех трудящихся для производства этого благосостояния. Другая же цивилизация застряла на принципах политического неравенства и императорской власти, и потому она всё ещё стоит за принципы Священного Союза и Союза Трёх Императоров» (5).

Кропоткин считал, что победа монархической Германии принесёт всему миру развитие военщины, усилит самодержавие в Европе и на многие годы отодвинет приход социальной революции. «При данных условиях всякий, кто чувствует в себе силы что-нибудь делать, и кому дорого то, что было лучшего в европейской цивилизации, и то, за что боролся рабочий Интернационал, может делать только одно — помогать Европе раздавить врага самых дорогих нам заветов: немецкий милитаризм и немецкий империализм» (6).

Оборонческая позиция развела П. А. Кропоткина со многими его друзьями и единомышленниками (А. Беркман, Л. Бертони, Э. Гольдман, Э. Малатеста, Р. Роккер, И. Гроссман-Рощин, А. Шапиро, Ф. Домела Ньювенгейс, Л. Фабри и др.), выступавшими против участия в войне (7). Зато многие русские патриоты приветствовали поддержку Кропоткиным России, Франции и Англии в их войне с Германией и её союзниками. «У меня был в прошлое воскресенье Милюков, — писал Пётр Алексеевич 11 мая 1916 года В. Н. Черкезову. — К сожалению, на очень короткое время. Приехал в половине первого, и должен был уехать поездом в 2.20, чтоб попасть на приём к послу. Отсутствие было бы понято, как манифестация. Надежды у него большие, радужные, на двойную победу. Многое говорит в пользу таких надежд» (8).

Определяющим фактором оборонческой идеологии Петра Кропоткина была та беззаветная любовь к Франции и её блузникам
Определяющим фактором оборонческой идеологии Петра Кропоткина была та беззаветная любовь к Франции и её блузникам

Павел Николаевич Милюков, приехавший в Англию в составе думской делегации к союзникам, посетил Кропоткина в Брайтоне 24 апреля. Об этой встрече Милюков упоминает в своих мемуарах: «Я нашёл старика в добром здоровье, но в тревоге по поводу успеха среди социал-демократов манифеста, опубликованного Циммервальдской конференцией (против “империалистической” войны)» (9).

Забегая немного вперёд, приведём цитату, касающуюся того же вопроса, из записок Кропоткина о положении в России в связи с войной. «Спросите любого честного немца — он откровенно скажет вам, что война ведётся именно для того, чтобы сохранить […] права над соседними народами и распространить их. Отчего же наши пораженцы, германолюбы и циммервальдисты упорно умалчивают до сих пор о германском империализме, постоянно обвиняя в империализме Англию и Францию?» (10).

4 февраля 1916 года П. А. Кропоткин и его товарищи (11) подписали декларацию, в которой изложили свою позицию по отношению к войне. «В глубине нашей совести мы признаём, что нападение Германии было угрозою — приведённой в исполнение, направленной не только против наших надежд на освобождение, но и против всего развития человечества. Вот почему мы — анархисты, мы — противу-милитаристы, мы — враги войны и страстные поклонники Мира и братства народов, мы — стали на сторону самозащиты и не сочли себя вправе оторваться от всего населения» (12).

В Германии, считали подписавшие декларацию, нет силы, которая могла бы воспрепятствовать завоевательным стремлениям правительства. «Рабочие синдикалисты заражены империализмом; а партия социал-демократическая, — которая недостаточно сильна была бы, чтобы повлиять на решения правительства, даже если бы она была вся заодно, — разделилась по этому вопросу на две враждебные партии, причём большинство партии стоит на стороне правительства» (13). Было бы предпочтительней, если бы население воюющих стран (также и в Германии) взяло бы в свои руки борьбу с завоевателями. Но пока такой возможности нет.

Кропоткин и его единомышленники смотрели на немецкий народ (во всяком случае, на подавляющее большинство его) как на реакционную силу. «Жажда обогащения трудом соседей развилась среди немцев до ужасающих размеров. Долго на это развитие империализма в Германии не обращали внимания. Зная, что в каждой стране есть свои “империалисты”, мы все думали, что в Германии — это не больше как кучка фантазёров, не имеющих за собой поддержки нации. Только война раскрыла нам глаза.[…] Мы узнали, насколько самые народы Германии и Австрии одурманены мечтой о “Срединной Империи от Антверпена до Багдада”, […] насколько они готовы броситься в войну для осуществления подобной затеи, не останавливаться ни перед какими средствами, — “Лишь бы победить! Остальное забудется!”» (14).

Одной из главных причин оборончества Кропоткина была его вера в революционную Францию. «Это был не только друг Франции, — писал о нём Г. Б. Сандомирский, — но и участник бакунинского крыла Международного Товарищества Рабочих, всегда с недоверием относившийся к марксистам и, особенно, к германской социал-демократии, в 1914-1918 гг. шедшей в ногу с Вильгельмом… Кто ближе знал в последние годы Петра Алексеевича, кто не избегал говорить с ним, переписываться на эту больную тему, — тем ясно, что определяющим фактором его оборонческой идеологии и была та беззаветная любовь к Франции и её блузникам» (15).

Вместе с тем он считал оправданным защиту своей страны, особенно когда в ней произошла революция, способная, как он думал тогда, привести общество на более высокую ступень исторического развития.

«О последствиях торжества Германии для нас, в России, даже думать не хочется, — писал Пётр Алексеевич, — так они были бы ужасны. Что станет с внутренним развитием России, когда на Немане, в Риге, а, может быть, и в Ревеле, воздвигнутся немецкие крепости, как Мец, — не для защиты отвоеванной территории, а для нападения? Крепости, откуда в первый же день объявления войны смогут выступить сотни тысяч войска, со всей своей артиллерией, готовые идти на Петроград?» (16).

27 марта 1917 года Пётр Алексеевич послал из Брайтона две телеграммы в «Русские Ведомости» (17). Горячий призыв революционера-эмигранта был напечатан в виде листовки партией «Народной Свободы» (18). «Германский император сосредоточивает войска, чтобы пойти на Петроград и восстановить господство абсолютизма […] Мужчины, женщины, дети России, спасите нашу страну и цивилизацию от чёрных сотен центральных империй! […] Противопоставьте им героический объединенный фронт. Теперь, когда вы так доблестно справились с внутренними врагами, каждое усилие, которое вы сделаете для изгнания вторгшихся врагов, послужит к утверждению и дальнейшему развитию нашей свободы и к прочному миру» (19).

Отвечая на приветствие солдат Семёновского полка, Кропоткин говорил «о двойной задаче», стоящей перед Россией. «Война, прежде бывшая только защитою своей земли, стала теперь для России защитою такого высокого идеала, как Права Человека, т.е. равенства всех граждан в их политических правах» (20). Необходимо защищать завоевания революции и одновременно «не мешая, а скорее помогая успеху нашей обороны, приступить к строительству новых форм жизни, таких, чтобы доставить каждому и каждой благосостояние в обмен на их труд, обеспечить им полную возможность развития и сознательно участия в устроительстве новой жизни» (21).

Вернувшись в Россию в июне 1917 года, Кропоткин принимал активное участие в пропаганде ведения войны до победного конца. «Я увидел, — вспоминал он, — что, за исключением небольшого ядра людей, объединившихся вокруг Временного правительства, основная масса образованных классов устала от войны и была полностью деморализована: “Мы не можем воевать с немцами, мы разбиты”, — таков был ответ, который я слышал повсеместно. Толстовская ненависть к войне распространилась даже на тех, кто в начале войны ринулся на фронт» (22).

25 июня 1917 года он выступил с речью на митинге в пользу русских военнопленных в Петрограде. Приветствуя собравшихся, Кропоткин говорил об особой необходимости защищать страну. «Справившись с внутренним врагом, Россия защищает теперь свою свободу в своих окопах. […] Товарищи, не забывайте этого: с 27 февраля наши окопы на фронте стали нашими баррикадами против Союза Трёх Императоров. В этих окопах, на этих баррикадах решается судьба русской революции и России вообще на будущее полстолетие» (23).

Как уже упоминалось, страны Антанты воплощали для Кропоткина начала западной демократии. Сближение и союз с ними он всегда считал жизненно важным для России. «Помните первые дни войны? — писал Пётр Алексеевич в апреле 1917 года И. В. Шкловскому. — Мы тогда верно поняли, какая это великая борьба двух враждебных миров. Что такое “завоевание”, “зверства” и всё остальное перед громадностью этого мирового столкновения! И как хорошо для России, что в этом столкновении она оказалась на настоящей, хорошей стороне» (24).

Обращаясь к офицерам русского Генерального штаба, Кропоткин призвал их не допускать братаний на фронте: «Как возможны такие братания после того, как Россия вступила в союз против этих завоеваний с великой демократией Франции, 100 лет назад провозгласившей свободу, равенство и братство, английской демократией, сумевшей даже при королевской власти создать такие учреждения, которых Германии не видать ещё через 40-50 лет, и ведущих страну к несомненному водворению новых коммунистических форм жизни, и наконец, в союз с американской демократией, которая первая провозгласила 140 лет тому назад права человека!» (25).

Ноябрьская революция 1918 года сразу изменила отношение П. А. Кропоткина к Германии. Он воспринял эти события как полное поражение её завоевательных стремлений. «Радуюсь всей душой полному поражению завоевательной Германии, — писал Пётр Алексеевич 31 декабря 1918 года Н. П. Нерпиной (26). — Это на сто лет должно помочь свободному развитию Европы, а тем временем рабочее движение перестроит жизнь Европы, конечно, не без потрясений, но, наверное, благодаря опыту многострадальной нашей России — с более существенным результатом, чем у нас» (27).

Интересны замечания относительно революционных событий в Германии, высказанные Петром Алексеевичем в письме С. Л. Мильнеру, который спрашивал мнение Кропоткина о германской революции. «Я начинаю верить, — писал Мильнер, — что социальная революция началась, а потому и испугались представители мирового империализма и решили задушить революцию в Германии и России» (28). Кропоткин же считал, что «жестокое поражение Германии произошло не от революционного развала армии». Поражению способствовали надежды на взятие Парижа и победу над Западом, Брестский мир и июньское наступление, «неудача которого точно так же разложила немецкую армию, как 2-е наступление Николая Николаевича в Галиции разложило русскую армию».

Поражение Германии в войне вызвало политический переворот. «Этого все ждали в случае поражения Германии. Но от этого до социальной революции ещё далеко, очень далеко. И в Германии я не вижу, не видел за все 40 лет, для неё зачатков. Мало того: 40 лет социалисты Германии работали, чтобы доказать невозможность социальной революции и сделать её невозможной. В этом состояла вся их борьба с нами» (29).

П. А. Кропоткин приветствовал заключение Версальского мира. «В моём письме к нему, — писал Сандомирский, — я указывал на то, что с подписанием грабительского Версальского мира, как карточный домик должны были разрушиться иллюзии защитников Антанты […], уверявших, что победа Антанты принесёт торжество делу свободы. […] Я спрашивал, […] является ли мир, навязанный версальскими дельцами и банкирами Европе, — могилой оборончески-патриотических идей». В ответ на это Пётр Алексеевич убеждал, что «нужно только радоваться территориальным уступкам со стороны Германии». «Неужели Эльзас и Лотарингия должны были оставаться в руках Германии, когда, после 47-летнего пребывания под немецкой ферулой, население безусловно этого не хочет. Франция уже не может продолжать этой жизни под страхом, что при малейшей внутренней смуте во Франции или неуступчивости в колониальных вопросах 70-ти миллионная Германия набросится на Францию» (30).

Свою агитацию за продолжение войны в союзе с западными демократиями Кропоткин продолжал и после заключения Брестского мира. С этой целью он становится членом Общества сближения с Англией; под его редакцией был даже основан журнал общества. «Основатели нашего общества, — писал Кропоткин во вступительной статье, — понимали, что если до сих пор стремления русского правительства были упорно направлены к тому, чтобы приблизить нас к империалистической Германии и отделить нас духовно от Англии и Франции, то теперь русскому народу предстоит действовать как раз наоборот. Ему необходимо стремиться к сближению именно с демократиями Запада, готовыми смело выступить на путь широких общественных преобразований, требуемых и быстрым развитием народных масс, и всем ходом мировой истории» (31).

Примечания:

1. См.: Пирумова Н.М. Пётр Алексеевич Кропоткин. М.: Наука, 1972. C. 184; Мкртичан А.А. «Всякого угнетателя личности я ненавижу» // Труды комиссии по науч. наследию П.А.Кропоткина. М., 1992. Вып.2. C.8.

2. Лебедев Н.К. П.А. Кропоткин. М.: Госиздат, 1925. C.70.

3. ГАРФ. Ф.1129, оп.2, ед.хр.45. Л.30.

4. Грав Ж. Из моих воспоминаний о Кропоткине // Сборник статей, посвящённый памяти Петра Кропоткина. Под ред. А. Борового, Н. Лебедева. Пб.; М.: Голос Труда, 1922. C.183.

5. ГАРФ. Ф.1129, оп.1, ед.хр.732. Л.8-9. Речь П. А.Кропоткина, прочитанная на митинге в пользу русских военнопленных в Петрограде, 25 июня 1917 г.

6. Кропоткин П. А. Письма о текущих событиях. М.: Задруга, 1917. C.3.

7. Ударцев С. Ф. Кропоткин. М.: Юридич. лит-ра, 1989. C.17. См.: Набат. 1915. N 2/3.

8. Кропоткин П. А. Письма В. Н.Черкезову // Каторга и ссылка. 1926. N 4 (25). C.19.

9. Милюков П. Н. Воспоминания. М.: Современник, 1990. Т.2. C.204.

10. ГАРФ. Ф.1129, оп. 1, ед.хр.724. Записка Кропоткина о положении в России в связи с войной (черновик).

11. Христиан Корнелиссен, Анри Фусс, Жан Грав, Жак Герен, Гусейн Бей, Ф. Лея (Лоран), Шарль Малато, Жюль Муано (Льеж), М. Пьеро, Поль Реклю, Ришар, В. Н.Черкезов, С. Шикава (Япония).

12. ГАРФ. Ф.1129, оп. 1, ед.хр.716. Л.25-26. Декларация датирована 4 февраля 1916 г.

13. Там же. Л.23.

14. Там же. Ед.хр.725. Л.5 об. Статья П.А.Кропоткина о Первой мировой войне. 1916 г.

15. Сандомирский Г.Б. Кропоткин и Франция // Сборник статей, посвящённый памяти Петра Кропоткина. Под ред. А.Борового, Н.Лебедева. Пб.; М.: Голос Труда, 1922. C.171.

16. Кропоткин П.А. Письма о текущих событиях. C.11.

17. РГАЛИ.

18. ГАРФ. Ф.1129, оп. 1, ед.хр.737. Листовка с обращением П. А. Кропоткина к русским гражданам с призывом защитить Россию от германских войск.

19. Там же. В письме И. В. Шкловскому (РГАЛИ. Ф.1390, оп.1, ед.хр.36, л.70) Кропоткин писал: «Я вижу уже впереди такой же великий расцвет мысли, творчества, философского, социального, научного, художественного, какой переживала Франция после своего 1830 года.

Верится, что не будет той ошибки городского пролетариата, которая в 1830-1850 годах привела его во Франции в столкновение с сельским населением. Наши молодые народники, надеюсь, до этого не допустят.

Попробую и я их поддержать в своих письмах в “Русские Ведомости”».

20. ОР РГБ. Ф.410, карт. 3, ед.хр.34, л.2. (Письмо П. А. Кропоткина личному составу Семёновского полка с благодарностью за встречу по приезде в Петроград.)

21. ГАРФ. Ф.1129, оп. 1, ед.хр.730, л.5. Содержание письма аналогично предыдущему; адресат (полк) не указан, датировано 17 июня 1917 г.

22. Там же, ед.хр.767, л.11.

23. Там же, ед.хр.732, л.9.

24. РГАЛИ. Ф.1390, оп. 1, ед.хр.36, л.69об.

25. ГАРФ. Ф.1129, оп. 1, ед.хр.723, л.3-4.

26. Н. П. Нерпина, ур. Сергиенко, дочь П.А.Сергиенко — литератора, биографа Л. Н. Толстого.

27. «Расцелуйте за меня миленьких Ваших деток» (письмо П.А.Кропоткина Н.П. Нерпиной) // Путь Ильича (Дмитров). 1991. 23 мая.

28. ГАРФ. Ф.1129, оп. 2, ед.хр.1761, л.4.

29. Там же, оп.2, ед. хр. 215, л.3об. Проводя параллель с событиями в России, он писал: «Повторение того, что случилось у нас, т.е. удержания революции марксистским табувизмом — этого трудно ждать в Германии, где имеется 3 миллн. организованных профессиональных союзов и сильная буржуазно-социалистическая партия, […] называющая себя социал-демократией, — такая диктатура, как у нас, в Германии невероятна, а тем более диктатура людей, может быть, и воодушевляемых прекрасными намерениями, […] но не думаете ли вы, что даже Маркс не одобрил бы ее состава» (Там же, л. 3об.-4).

30. Сандомирский Г.Б. Кропоткин и Франция. C. 171.

31. Вестник Общества сближения с Англией / Под. ред. П.А. Кропоткина. 1918. Фев. C.3.

См. Труды Международной научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения П.А. Кропоткина. М., 1997. Вып. 2: Идеи П.А. Кропоткина в социально-экономических науках. С. 88–98

Читайте также:

Геннадий МОКШИН. Пётр Кропоткин о «русской интеллигенции»

Дмитрий ЖВАНИЯ. Волю убили начальники

Добавить комментарий