Манфред ХИЛЬДЕРМАЙЕР
Представления ПСР о рабочем классе 1900-1914 годах
Доклад на русско-американской конференции «Рабочие и интеллигенция в России» (11. 06 — 16. 06. 1995) в Санкт-Петербурге. Ч. 3. Окончание
Социальные признаки личного состава партии.
Социальные признаки личного состава партии
Другая возможность определить отношения между ПСР и рабочим классом состоит в попытке установить социальное происхождение членов партии. Это не так легко, так как социалисты-революционеры сами не имели обзора своих кадров.
Здесь выделяются особенно две причины. Во-первых, организация партийных структур началась очень поздно и не была собственно никогда довершена. Во-вторых, партия избегала установки строгих условий членства. Это был как демонстративный противовес РСДРП, так и принципиальная позиция её самоопределения.
ПСР должна была быть открытой для всех и не быть кадровой партией. В каком-то смысле партия заплатила за отказ от всякого рода тайной деятельности и тайных организаций, даже во время, когда ПСР могла свободнее всего развивать свою деятельность, т.е. в первой половине 1906 года, тем, что многие покидали ряды партии, и возникла чрезвычайно нестабильная внутрипартийная обстановка.
Все общие данные, будь то по расчётам партии социалистов-революционеров или историков, надо использовать с оговоркой об их чрезвычайной неточности. Особенно это касается простых сторонников. Чем выше изучаемый уровень в партийной организации, тем точнее становятся данные.
Правда, по причине необычного принуждения к конспирации даже руководящие деятели областных организаций остаются для нас в тени. Более подробная информация имеется лишь о партийных лидерах, которые часто выдвигались в качестве журналистов и писателей и жили за границей. Все данные относятся к годам первой революции. Как и прежде остаются безуспешными попытки установить даже приблизительные данные пригодные для использования дореволюционного и послереволюционного времени.
С этой оговоркой можно составить следующие данные. ПСР попыталась сама в первый и последний раз узнать перед вторым Советом партии в октябре 1906 года, сколько человек и в каких регионах огромного государства признают себя её сторонниками. Успех оказался даже для того времени скромным, так как из Сибири, Северной России и Украины не поступило никакой информации и все остальные местные комитеты довольствовались общими предположениями. И всё- таки мы вынуждены опираться в том числе и на эти данные.
Число членов партии в десяти учтённых областных и городских организациях ПСР достигало 34 200 человек. Если предположить, что партия имела на Украине столько же членов, что и на Волге, т.е. где-то 5 100, и далее — в двух других регионах без данных, в Сибири и Северной России, которые считались периферией социал-революционного движения, где-то четверть этого числа, то можно сосчитать где-то 42 000 организованных сторонников. При этом не учитывается факт, что Белоруссии приписывается 12 500 членов, т.е. вдвое больше чем в Поволжье, что вряд ли соответствовало действительности. В феврале 1907 года партийное руководство насчитало 50 000 членов и заметило, что при этом не учитываются украинские социалисты-революционеры. Эти данные приходиться считать слишком оптимистичными.
С другой стороны, М. И. Леонов насчитал после основательных исследований в многочисленных местных архивах 64 395 членов в 515 организациях. Если прибавить к предварительно названной цифре (50 000) украинских членов, как это делает М. Перри, то в итоге также получается 55 000-60 000 членов.
Я оценил в своё время численность партии осторожно — 42 000-45 000 членов, но охотно прислушаюсь к другим мнениям. Но, как и прежде, я бы особенно подчеркнул сделанную Леоновым оговорку, «что довольно значительная часть записавшихся… вообще никогда не принимала активного участия в партийной работе» и партия никогда не устанавливала четких критерии для членства (1).
Сомнение вызывает и даже, может быть, требует поправки официальное предположение о том, что в близи партии находились дальнейшие 300 000 сочувствующих. Статистика второго Совета партии предъявляет только 65 000 сторонников. Эта цифра покрывает, правда, лишь 5 из 13 областных и городских организаций, но всё-таки в пять раз большая цифра не слишком скромно скалькулирована. С другой стороны местные доклады подтверждают определение Рубановича, что как раз в партии социалистов-революционеров образовалась огромная пропасть «между числом тех, кого областные комитета считают настоящими членами, и теми, кого считают периферией, те, кто только разделяют нашу программу, но не вступают в наши организации» (2).
Партия социалистов-революционеров имела во всяком случае меньше членов, независимо от того на сколько мы оцениваем их число, чем партия социал-демократов, которая насчитывала в своих рядах 81 000 человек. Если же учесть, что меньшевики и большевики в отдельности насчитывали по 40 000 членов, то в одиночку они были слабее, чем их конкуренты -неонародники.
Данные второго Совета партии позволяют сделать лишь ограниченные выводы о распределении членов партии по регионам. Отчётам деятельности из районов и областей противоречит первое место северо-западной России в списке сильнейших областных организаций. Более правдоподобными кажутся нам остальные данные, по которым Поволжье с 5 100 активными членами занимает первое место, за ним следуют центральный промышленный район с 5 000, Петербург с 3 400, южная область с 2 450 и Москва с 2 000 членами.
Дальнейшие данные о географическом распределении ПСР представляют результаты выборов во второю Думу. При этом надо учитывать, сто ПСР во многих регионах не могла выдвигать своих кандидатов и включала своих кандидатов в общий список с трудовиками, народными социалистами или социал-демократами, и поэтому невозможно различить, кто за какую партию голосовал. К тому же не всегда возможно точно определить, к какой фракции кто из делегатов принадлежал.
Следовательно, можно считать совпадением, что ПСР оказалась сильнейшей оппозиционной партией слева от кадетов только в Курской, Ереванской и Вятской губерниях. Если же учесть районы, где эсеры вместе с трудовиками посылали в Думу большинство левых делегатов, в том числе в Черниговской, Воронежской, Таврической, Саратовской, Самарской, Астраханской и Тверской губерниях, а также в регионах, где трудовики одни достигли значительной части голосов, как в Киевской, Харьковской и Ставропольской губерниях, то можно приблизительно определить три больших региона как центры деятельности социалистов-революционеров, неонародников:
1. Черноземный регион между Харьковом на западе и Самарой на востоке;
2. Урал, особенно Пермская и Вятская губернии;
3. Южная Россия.
В Прибалтике, Белоруссии, южной Украине и на Кавказе партии не удалось добиться какого-нибудь успеха, несмотря на некоторые значительные опорные пункты в двух последних регионах. Данные второго Совета партии и результаты выборов в Думу подтверждают, в общем и целом, социальное и географическое распределение, которое возникает из обзора деятельности социал-революционных организаций на местах.
Не меньше возникает проблем и при попытке определить социальную структуру партии и степень образованности её членов. Здесь важно делать различие между разными уровнями организационной и функционной структуры партии. Почти невозможно привести общих характерных признаков для всей массы социалистов-революционеров. Лишь социальное происхождение членов позволяет сделать несколько выводов: если рабочие и крестьяне составляют большинство, то можно предположить, что они обычно обладали только элементарными квалификациями. Социально-культурный характер партии был более представлен в среде исполнителей средних и высших функций. Число революционеров со средним и высшим, в основном незаконченным высшим, образованием постоянно росло, что подтверждается в биографиях, которые исследовал М. Перри, и в розыскных списках Заграничной охранки, которые я использовал в моём исследовании.
Списки охранки свидетельствуют, что почти каждый второй «местный активист», по крайней мере, начал занятия в университете или другой высшей школе. На первой «общей конференции» в августе 1908 года из 61 делегата почти 2/3 имели незаконченное высшее образование. Сильное представительство студентов и академиков — в том числе и с незаконченным высшим образованием — принадлежало к типичным особенностям ПСР, даже если учесть, что в обоих источниках данные несколько искажены в пользу образованных и известных членов партии, которые оказывали больше влияние на общественность.
Трудно сказать, отличалась ли ПСР в этом пункте значительно от ПСД (социал-демократов). Хотя статистические подсчёты, сделанные Д. Лейном, основаны на некоторых «дедукциях», они подтверждают это отличие. С другой стороны, очевидно, что руководящие деятели всех оппозиционных партий происходили из этого слоя населения. Иначе какой ещё слой населения смог бы предоставить необходимый риторический, теоретический и организаторский талант?
Социальный статус и профессии помогут далее определить распределение членов социал-революционной партии. Ответ на этот вопрос даёт одновременно объяснение на главные проблемы «социологии» революционных партий между революциями: из каких слоёв населения состояла ПСР и в какой мере пролетариат видел в ней решение своих проблем. Чтобы ответить на этот вопрос, было предпринято несколько попыток составить и проанализировать достоверные статистические данные. Мои исследования основывались на картотеке внешнего отделения охранки в Париже. В картотеке было зафиксировано 942 человека. Можно с уверенностью отметить, что здесь не отражается представительный поперечный разрез всей массы членов, а только та часть активистов, которые попались в руки полиции.
М. Перри просмотрел 1 029 биографии с точки зрения происхождения социалистов-революционеров в раннем революционно-историческом справочнике ссыльных. М. И. Леонов собрал в центральных и местных архивах данные о 21 752 членах из 21 губернских организаций ПСР. Надо отметить, что Леонов создал самый солидный фундамент для статистических расчётов. Сделанная им статистика позволяет сделать довольно достоверные выводы о социальном происхождении простых членов. Из общего числа членов 43,2% принадлежали к рабочему классу, причём данные о специальностях (профессиях) рабочих носят самый общий характер, 45,2% надо причислить к крестьянам и солдатам, остальные 11,6% к интеллигенции, включая и учеников, которые были многочисленно представлены в ПСР. Данные исследования совпадают с выводами М. Перри, по крайней мере, в том, что касается рабочего класса. М. Перри констатировал высокий процент рабочих и ремесленников, «почти 50% общего числа», в сравнении с этим число крестьян в этом источнике оказалось гораздо более низким.
Мои источники не позволили делать выводы о простых членах партии, поэтому для меня были особенно важны результаты выборов в петербургской рабочей курии во время избирательного тура во второю Думу в январе 1907 года. Они выразительно подтвердили тот факт, что ПСР была широко распространена в рабочей среде и поэтому произвели большую сенсацию в революционном политическом лагере. Социал-демократы должны были трезво признаться в своей ошибке, когда они считали, что пролетариат как авангард российской революции стоит твердо на их стороне.
Хотя социал-демократы получили 46,8% голосов и выставили 115-120 выборщиков, а социалисты-революционеры лишь 36,1% голосов и 60-65 выборщиков, настоящими победителями оказались они. Как Ленин сам признался, социал-демократическое движение получило в тот день «действительное поражение».
Не только тот факт, что неожиданно так много рабочих проголосовали за социалистов-революционеров, но более того, что эсеры получили большинство голосов как раз на больших фабриках, то есть в «оплотах самой революционной и классово-сознательной части пролетариата», подтверждает это. Как следует из анализа одного меньшевика, социал-демократов выбирали в основном в тех районах города, где преобладали мелкие предприятия. Из ста голосов, отданных социал-демократам, приходилось 58 на долю предприятий, где было больше чем 1 000 рабочих, из ста голосов отданных социалистам-революционерам приходилось на их долю 83.
Такой же вывод надо сделать после распределения результатов выборов по промышленным отраслям. В «металлообрабатывающих фабриках для нужд армии и флота» явно преобладала ПСР, а не РСДРП, что прежде считалось само собой разумеющимся. (51% и 26 %) С другой стороны, социал-демократы победили совершенно уверенно на текстильных фабриках и на остальных мелких предприятиях (63,1% или соответственно 67,9% против 28% или соответственно 14,3%).
He такие разительные, но похожие результаты последовали при выборах в курию рабочих в южной России, где социал-демократы проиграли против своих конкурентов-неонародников прежде всего на больших предприятиях Брянска и Баку. Из отчёта социалистов-революционеров из Баку: «Характерно для Баку и Петербурга было то, что мелкобуржуазная ПСР преобладала среди рабочих больших фабрик, а социал-демократы на мелких предприятиях». Но, с другой стороны, надо также заметить, что и социал-революционные выборщики избирали социал-демократических кандидатов. Это подтверждает прежде цитированные мною замечания социал-революционных рабочих агитаторов: вероятно, социал-демократы имели больше опыта и авторитета.
Важно найти ответ на вопрос, чем объясняется столь широкая популярность ПСР на крупных металлургических предприятиях. Первые интерпретационные попытки в 70-х годах были без сомнения сделаны под влиянием так называемой теоремы об «аномии» (состояние общества, в котором нарушены повседневные социальные связи). Аналогично основной гипотезе Леопольда Хаимсона (в своей статье о российских городах накануне Первой мировой войны) была использована следующая интерпретация: на больших предприятиях можно было в то время найти самую большую часть рабочих, которые только что переселились из деревни в город и не оборвали ещё тесных связей с сельской общиной.
Примерным и настоящим сторонником ПСР считался всегда «рабочий-крестьянин», которому к тому же приписывалась наклонность к политическому радикализму вплоть до бунтарства якобы по причине потери им почвы под ногами и не достаточной акклиматизации в новой городской среде и непривычки к фабричной дисциплине. Д. Лейн (Лане) развивает эту мысль до гипотезы о том, что технология, базирующаяся на неквалифицированной рабочей силе, притягивала многих переселенцев из деревни, которые в отличие от регионов с однородной промышленной структурой могли быть только в недостаточной степени ассимилированы и особенно на больших фабриках создавали «острова крестьянских норм и ценностей». ПСР смогла в конечном итоге извлечь выгоду из этих переходных ступеней аграрного сектора. Такая интерпретация позволяла держаться основной теории о сходстве социал-революционной свиты и социально-культурной отсталости России.
Против этой интерпретации в недалеком прошлом появились возражения. Можно полагать, что это, по крайней мере, перекликается с растущим сомнением о применяемости «гипотезы беспочвенности» и теории отсталости. В том смысле эти возражения становились всё сильнее по причине «смены парадигм», а также новых эмпирических находок, которые подтверждали важный результат, сделанный из анализа выборов в петербургскую рабочую курию.
ПСР пустила такие глубокие корни на больших предприятиях в среде коренных, квалифицированных, образованных и урбанизированных рабочих, не только в Петербурге, но и в других больших городах, прежде всего — в Баку, что начертанное объяснение оказалось недостаточным: этот феномен нельзя было больше интерпретировать как «исключение из правила» о родстве между ПСР и деревней.
Историки были вынуждены не то что совсем отказаться от последнего, но, во всяком случае, подвергнуть его сильной ревизии. Так что родство между ПСР и деревней не считается больше аксиомой, а только дополнительным объяснением. Агитация и влияние среди рабочего класса были для ПСР якобы также «наследственны», как и для РСДРП. В этом смысле различие между социалистами-революционерами и социал-демократами уменьшилось: обе партии имели во главе революционеров из интеллигенции и находили активных сторонников в основном из городского рабочего класса.
Эти статистические результаты противоречат тому обстоятельству, что почти все тогдашние описания, будь то из-под пера самих революционеров или кого-то со стороны, ищут типичного социалиста-революционера вне рабочего класса. Они находили его, как правило, среди нижнего медицинского персонала, среди «сельских учителей» и «студентов с незаконченным образованием», или среди учителей, врачей, фельдшеров, агрономов, техников, статистиков, писарей, адвокатов и художников, на которых надеялась Брешко-Брешковская. При этом кажется, что особый вес придавался малоквалифицированным профессиям и их представителям в деревне. Идеальную среду для набора агитаторов на местах можно обозначить с помощью понятия «мелкая интеллигенция». К тому же бросается в глаза симпатия, которой ПСР пользовалась в среде служащих, особенно железной дороги и почты, а также приказчиков.
Оба результата, правда, не исключают друг друга. Результаты дескриптивных и социально-аналитических и статистических источников можно соединить между собой, если при этом учитывать широту социал-революционных притязаний и препятствий при их реализации.
Ссылка на опорные пункты социалистов-революционеров, в том числе и на металлургических заводах, содержит, правда, хорошо обоснованный сдвиг акцентации, но не является совсем новым фактом. Уже Перри в своё время заключил из анализа членского состава ПСР, что рабочие и ремесленники, т.е. городские жители, составляли основную массу зарегистрированных социалистов-революционеров. Аналогично этому я совершенно ясно указал та то, что «без сомнения ПСР находила основную массу своих сторонников как раз среди рабочего класса, который прежде всего заполнял её ряды», но этот аргумент был всё равно полностью проигнорирован М. Мелансоном.
ПСР вела агитацию в основном по городам. Не сам факт, а то, как его объяснить, стоит в центре дискуссии.
Масса программных высказываний, по-моему, свидетельствует о том, что социалисты-революционеры, как и их предшественники в 70-х годах в первую очередь стремились добиться успеха в крестьянской среде. Ненавистное самодержавие могло было быть свергнуто только народным восстанием во главе с деревней, к чему принуждала демографическая ситуация. Эта далёкая цель, может быть, слишком сильно повлияла на воззрения ПСР и заставила забыть о том, что большая часть её действительных сторонников происходила из рабочего класса.
Но было бы неправильно объявлять ПСР поэтому «социологическим двойником социал-демократического движения». Многократно цитированные результаты выборов в петербургскую рабочую курию позволяют ясно познать не только сильные, но и слабые стороны ПСР вследствие широких требований и объективных препятствий в деле собственной активности и деревенской действительности: ПСР набирала и там, где этого не ожидали, основную часть голосов; но в Думу выбирали почти без исключения социал-демократов.
Примечания:
1. См.: М. И. Леонов. Партия эсеров в 1905-1907 гг.: организационная структура, состав, численность / Непролетарские партии России в трёх революциях. М. 1989. С. 134;
2. См.: Протоколы Второго (Экстренного) Съезда Партии Социалистов-Революционеров. 1986. С. 120.
Предыдущие главы:
Читайте также по теме:
Виктор ЧЕРНОВ. О капитализме и крестьянстве
Виктор ЧЕРНОВ: «Профсоюзу нет дела до партийной принадлежности или беспартийности своих членов»
