Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат историчеких наук
«Если бы мне надо было ответить на вопрос: “Что такое рабство?” я ответил бы: это убийство, и мысль моя была бы сразу понятна. Мне не было бы нужды в длинных рассуждениях, что право отнять у человека его мысль, волю, его личность, есть право над его жизнью и смертью, и сделать человека рабом, значит — убить его. Почему же на другой вопрос: “Что такое собственность?” я не мог бы ответить просто, не боясь быть не понятным: это кража, тем более, что второе предложение является лишь перефразированным первым. Я оспариваю самый принцип нашей власти и наших учреждений — собственность, я имею на это право» — это мысли Пьера Жозефа Прудона, французского социалиста XIX века, в котором принято видеть одного из «столпов анархии» (1).
«Собственность есть кража! Это набат 1793 года! Это лозунг революций», — писал Прудон и был совершенно прав. Того же взгляда на собственность, что и он, придерживался коммунист времён Великой французской революции Жан-Клод Шапюи, который писал: «Собственность тиранически угнетает в пользу аристократии неисчислимое количество ассоциированных, лишая их права пользоваться с первого до последнего момента жизни с наивозможным изобилием всем необходимым, а только это и может обеспечить совершенное счастье. Собственность, следовательно, является подлинным воровством, мошеннически замаскированным» (2).
Идеи Прудона — это настоящий феномен. Они до сих пор вызывают жаркие споры в среде социалистов. Они подпитывают разные социал-демократические проекты, например, «народные банки», кооперативное движение, с их помощью обосновывают муниципальный социализм и т.д. Одновременно Прудона записывают в предтечи идеологии третьего пути — между капитализмом и коммунизмом.
В советской историографии идеи Прудона не почти не обсуждались. Советские историки ограничивались пассажами типа: «Анархизм Прудона вырос на базе некоторых идей французского утопического социализма. От Сен-Симона и Фурье он воспринял отрицание власти и политической борьбы, проповедь классового сотрудничества между пролетариатом и буржуазией, сохранения частной собственности и капиталистических отношений. Идеи свободы личности, подчерпнутые из писаний теоретиков буржуазного либерализма, Прудон в своей манере развивал до крайних пределов. Проповедуемая им свобода личности представляет одну из разновидностей буржуазного индивидуализма, вывернутого наизнанку» (3).
Разоблачение воровства
Пьер Жозеф Прудон (1809-1865) родился в предместье города Безансона в семье бедняка-кустаря, вышедшего из мелких крестьян. До 12 лет Пьер Жозеф вёл обычную жизнь деревенского мальчика, пас коров, проводил целые дни в поле. Свою пастушескую жизнь он описывает такими поэтическими красками:
«Сколько удовольствия доставляло мне валяться в густой траве, которую я хотел бы есть, как мои коровы; бегать босиком по тропинкам, лазить по деревьям, ловить лягушек и раков! Сколько раз мне случалось тёплым июньским утром скидывать одежду и купаться в росе! Я едва отличал себя от окружающей природы. Я — это было всё, что я мог взять рукой, всё, что могло мне на что-нибудь пригодиться; не я — всё то, что мне было неприятно. Я наполнял свои карманы ежевикой, зелёным горошком, зернами мака, тёрном, шиповником; я наедался разной дрянью, от которой заболел бы всякий благовоспитанный ребёнок и которая только увеличивала к вечеру мой аппетит. Сколько раз мне приходилось мокнуть под проливным дождём! Сушить свою одежду на солнце или на ветре! Я любил своих коров, но не всех одинаково; я предпочитал ту или другую курицу, то или другое дерево, тот или другой утёс. Мне сказали, что ящерица — враг человека; я этому искренне верил. Я воевал со змеями, жабами и гусеницами. Что они мне сделали? Ничего. Но я их ненавидел».
Родителям Прудона удалось отдать своего сына в коллеж. Но у них не было денег на то, чтобы купить мальчику учебники. Возможно, во время учёбы в коллеже Прудон начал задумываться о социальной несправедливости. В молодости он работал наборщиков в типографии, затем — служащим по транспортировке леса и угля. Но Прудон хотел учиться. В 1838-м он добился от Безансонской академии стипендии и отправки в Париж для обучения. По окончанию обучения Прудон представил Академии сочинение «О праздновании воскресенья», в котором в зачаточном виде изложил свои позднейшие теории.
Социально-политические воззрения Прудона формировались в период бурного развития капитализма во Франции. Усиленный рост крупного, торгового и финансового капитала сопровождался увеличением численности рабочего класса, который проявил себя в лионских восстаниях 1831-го и 1834 годов и в парижском восстании 1832 года. Эти восстания произвели большое впечатление на молодого ремесленника Прудона. Недаром в его своём произведении «Что такое собственность» он обыграл лозунг лионских ткачей «Жить, работая, или умереть, сражаясь». «Общественный порядок так же мало озабочивает меня, как и благосостояние собственников. Я хочу жить, трудясь, в противном случае — я умру, сражаясь» (4).
Восстания рабочих показали: на политической сцене начала действовать новая политическая и социальная сила. Одновременно развитие крупного капитализма приводило к разорению мелкой буржуазии: крестьян, кустарей, ремесленников. И все эти люди начинали ненавидеть государственный аппарат, который в ущерб им защищал интересы крупного капитала. В этой-то обстановке 30-летний Прудон (в 1840-м) и написал свой знаменитый труд «Что такое собственность. Или исследование о принципе права и власти».
Темпераментным, убедительным, самобытным языком работа Прудон клеймит экономическое неравенство – следствие капитализма. Ниспровергая авторитеты собственности, буржуазного политического устройства, Прудон призывает к разрушению существующих норм жизни: «Сам я, согласно своему обету, останусь верен делу разрушения и буду преследовать истину сквозь развалины и обломки. Я ненавижу полуоконченную работу, и мне без особенных предупреждений с моей стороны могут поверить, что если я дерзнул поднять руку на кивот завета, то я не удовлетворяюсь тем. Что сбросил с него покров. Нужно, чтобы тайны святилища неравенства были разоблачены, чтобы скрижали Ветхого завета были разбиты и все предметы поклонения брошены в навоз, свиньям».
Правда, не ко всем вопросам морали Прудон подходил со столь же разрушительными намерениями. Так, он был ретроградом в вопросе о женской эмансипации, а институт семьи он оценивал старыми мерками: «Между мужчиной и женщиной могут существовать узы любви, страсти, привычки, чего угодно, только не истинно общественного чувства. Мужчина и женщина — не товарищи. Различие пола ставит между ними такую же преграду, какую различие видов ставит между животными. Будучи далёк от увлечения тем, что теперь принято называть эмансипацией женщины, я, пожалуй, склонен скорее, если бы дело уже дошло до этого, запереть женщин в тюрьму. Установление прав женщины и её отношений к мужчине – дело будущего. Законы о браке, так же, как и законы гражданские, надо ещё создать» (6).
К своей первой книге Прудон тщательно проанализировал происхождение собственности, формы завладения ею и даже ввёл новый экономический термин — узуфруктарий. «Право узуфруктария заключается в следующем, — объяснял он. — Он отвечает за верную ему вещь, он должен пользоваться ею, сообразуясь с общим благом и имея в виду сохранение и развитие вещи. Он не имеет права изменять, уменьшать и портить её, он не может делить свой доход, предоставляя другому эксплуатировать вещь и получая от этого только прибыль. Одним словом, узуфруктарий подчинён контролю общества, необходимости трудиться по закону равенства» (7).
Достаточно определённо Прудон высказывался и о Государстве. По его мнению, собственность поддерживается «гражданским государством… которое сначала было деспотией, затем — монархией, затем — олигархией, а теперь стало демократией, но которое всегда было и есть тиранией» (8). Ратуя за разрушение существующего строя, Прудон одновременно пытается обозначить контуры будущего общественного устройства: «Свободная ассоциация, свобода, довольствующаяся охраной равенства средств производства и равноценности обмениваемых продуктов есть единственная справедливая, истинная и возможная форма общества» (9).
Поскольку, по мнению Прудона, «собственность неизбежно порождает деспотизм, правительство произвола, похотливой воли», поскольку «собственность есть право употреблять и злоупотреблять» (10), он горячо отстаивает идею коллективной собственности: «В силу того, что человеческий труд неизбежно является результатом коллективной силы, всякая собственность, и по той же причине, должна быть коллективной и нераздельной; иными словами, труд уничтожает собственность.
Рисунок Ф.О. Жанрона. Подавление восстания в Лионе в апреле 1834 г.
Благодаря тому, что всякая производительная способность, так же как и всякое орудие труда, представляет собой накопленный капитал, коллективную собственность, — неравенство вознаграждения и состояния, прикрывающееся неравенством способностей, есть несправедливость, кража» (11).
Прудон предлагал социализацию средств производства и собственности в целом, но при этом выступал против коммунизма. Гракха Бабёфа он обвинял в желании уровнять всех в бедности. «Коммунизм, приняв однообразие за закон и уравнение за равенство, становится несправедливым и тираническим», — полагал Прудон. По его мнению, «коммунизм — это хорошо, но то, к чему он ведёт — плохо» (12). Однако за коммунизм Прудон принимал уравнительные идеи Гракха Бабёфа и немецкого ремесленника Вильгельма Вейтлинга.
Тем не менее стихию рынка Прудон предлагал заменить на общественное планирование: «Все вопросы внутренней политики должны решаться согласно данным областной (departamentale) статистики, все вопросы внешней политики — на основании данных международной статистики. Наука о правительстве или о власти должна быть представлена одной из секций Академии наук, и постоянный её секретарь должен быть первым министром» (13). Здесь мы видим, что Прудон, как и многие его современники, видели спасение в науке и просвещении.
Книга Прудон произвела большое впечатление на мыслящих современников. Вот как объяснял её успех Карл Маркс: «Вызывающая дерзость, с которой он посягает на “святая святых” политической экономии, остроумные парадоксы, с помощью которых он высмеивает пошлый буржуазный рассудок, уничтожающая критика, едка ирония, проглядывающее тут и там глубокое и искреннее чувство возмущения мерзостью существующего, революционная убеждённость — всеми этими качества книга “Что такое собственность” электризовала читателей» (14).
После выхода книги благочестивая публика поспешила обвинить в подстрекательстве к погромам и грабежам. Даже его приятели порицали Прудона за его выводы. «Берегитесь, милостивый государь, — предупреждал Прудона один из его знакомых адвокатов, — чтобы ваша могучая метафизика не попала в руки какого-нибудь умного софиста, который станет комментировать её перед голодной аудиторией, ибо выводом из этого будет грабёж» (15).
Диалектика с Бакуниным
Следующей значимой работой Прудона стала книга «Система экономических взглядов. Или философия нищеты». Она вышла в 1846-м. Эпиграфом для своей книги Прудон взял евангельское изречение Христа: «Разрушу и воздвигну». В книге Прудон подробно объяснил своё видение реформы кредита и денежного обращения. Он высказывался против политической борьбы, противопоставляя друг другу политические и социальные движения. По мнению советского историка С. Н. Канева, «весь пафос книги “Экономические противоречия” был направлен на защиту буржуазного общества».
Карл Маркс на произведение Прудона ответил работой «Нищета философии», в которой раскритиковал мелкобуржуазные иллюзии француза. Ещё в радикальной книге «Что такое собственность» Прудон предлагал равное распределение продукта между капиталистом и рабочими. «Раздел продукта, взаимность услуг или гарантия постоянного труда — вот что представляется на выбор капиталисту; но, очевидно, что он не может исполнить второго и третьего из этих условий. Он не может ни отплатить услугой за услугу тысячам рабочих, которые непосредственно или косвенно создавали его благосостояние, ни давать им всем и всегда работу. Остаётся, следовательно, раздел продукта. Но если продукт будет разделён, то все условия будут равны и не будет больше ни крупных капиталистов, ни крупных собственников», — обосновывал он свои утопические мелкобуржуазные надежды (16).
В книге «Экономические противоречия» Прудон предлагал разрешить конфликт между потребительской и меновой стоимостью с помощью стихии рынка. За что, в частности, его критиковал Маркс: «Как примирить две противоположные силы? Как привести их к согласию? Можно ли найти у них один общий пункт?
Конечно, восклицает Прудон, такой пункт имеется: это — свобода решения. Цена, которая явится результатом этой борьбы между спросом и предложением, между полезностью и мнением, не будет выражением вечной справедливости. Г-н Прудон продолжает развивать антитезу: “В качестве свободного покупателя я – судья моих потребностей, судья пригодности предмета, судья цены, которую хочу дать за него. С другой стороны, вы в качестве свободного производителя являетесь господином над средствами изготовления предмета и, следовательно, вы имеет возможность сокращать ваши издержки”» (17).
В 1846-1847 годах Прудон, живя в Париже, познакомился с рядом радикально настроенных людей своего времени: эмигрантами из Германии младогегельянцем Карлом Грюном и Карлом Марксом, эмигрантами из России Михаилом Александровичем Бакуниным и Александром Ивановичем Герценом. Первое время Маркс оказывал на Прудона известное влияние. «Во время долгих споров, часто продолжавшихся всю ночь напролёт, — вспоминал Карл Маркс, — я заразил его, к большому вреду для него, гегельянством… Прудон по натуре был склонен к диалектике. Но так как он никогда не понимал подлинно научной диалектики, то не пошёл дальше софистики» (18).
В тайны диалектики посвящал Прудона и Михаил Бакунин. «Французскому философу явно не хватало образования. До знакомства с Марксом и Бакуниным он, по существу, не знал Гегеля» (19). «Бакунин жил тогда с А. Рейхелем в чрезвычайно скромной квартире за Сеной, на rue de Burgogne. Прудон часто приходил туда слушать рейхелева Бетховена и бакунинского Гегеля — философские споры длились дольше симфоний. Они напоминали знаменитые всенощные бдения Бакунина с Хомяковым у Чаадаева, у Елагиной о том же Гегеле.
В 1847 году Карл Фогт, живший тоже на rue de Burgogne и тоже часто посещавший Рейхеля и Бакунина, наскучив как-то вечером слушать бесконечные толки о феноменологии, отправился спать. На другой день утром он зашёл за Рейхелем… его удивил, несмотря на ранний час, разговор в кабинете Бакунина, он приоткрыл дверь — Прудон и Бакунин сидели на тех же местах, перед потухшим камином, и оканчивали в кратких словах начатый вчера спор», — рассказывает Герцен (20).
В полемике между Марксом и Прудоном Бакунин поддерживал первого. «Прудон, — вспоминал Бакунин, — несмотря на все старания встать на почву реальную, остался идеалистом и метафизиком. Его точка отправления — абстрактная идея права; от права идёт к экономическому факту, а г. Маркс, в противоположность ему, высказывал и доказывал несомненную истину, подтверждаемую всей прошлой и настоящей историей человеческого общества, народов и государств, что экономический факт предшествовал и предшествует юридическому и политическому праву» (21). Но именно под влиянием Прудона Бакунин стал апологетом федерализма.
Вообще идеи Прудона вызвали противоречивый отклик в среде русских революционеров. Если Александр Герцен назвал «Философию нищеты» «самым серьёзным и глубоким сочинением», «переворотом в истории социализма» (22), то централистски настроенные петрашевцы отрицательно оценили труд Прудона. Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский обвинил Прудона в плагиате: якобы автор «Системы экономических противоречий» «ввёл много небылиц в систему Фурье, чтобы скрыть свои покражи из неё» (23).
В 1847-м во Франции разразился экономический кризис. Положение народных масс ухудшилось — начались волнения. Всё громче раздавался голос рабочего класса. Одновременно мелкая, средняя и часть крупной буржуазии выражали недовольство засильем финансовой аристократии. В стране сложилась революционная ситуация, которая в феврале 1848 года переросла в революцию, в которой Прудон активно не участвовал. Но по мере обострения противоборства сил реакции с силами революции Прудон всё более политизировался. И его избрали даже депутатом Национального собрания, с трибуны которого он ратовал за ликвидацию буржуазного порядка. Он предлагал издать декрет о замене Французского банка на Народный банк, выдающего беспроцентные кредиты производителям.
К ноябрю 1848 года он детально проработал концепцию Народного банка, построенного на принципах «дарового кредита» и «безденежного обмена» продуктов труда ремесленников и рабочих производственных ассоциаций. Прудоновская идея привлекла внимание тех слоёв, которые задыхались под бременем долгов и ростовщического кредита. Но Народный банк так и не был создан. Этот проект раскритиковал Маркс, так как, по его мнению, «теоретическая основа его (Прудона) взглядов имеет своим источником незнание основных элементов буржуазной политической экономии», а именно — отношении товаров к деньгам» (24).
Александр Герцен в 1849-м внёс 24 тысячи франков на возобновление издания газеты Прудона (25), закрытой правительством, и вошёл в её редакцию. Правда, вскоре между французом и русским эмигрантом обнаружились разногласия: Герцен стоял за революцию, призывал к ниспровержению буржуазного мира, а Прудон доказывал предпочтительность мирного реформирования, «стремился изыскать наиболее умеренные и благоразумные решения» (26).
«Я — новый человек, — писал Прудон, — человек полемики, а не баррикад, человек, который мог бы достичь своей цели, обедая каждый день с префектом полиции» (27). Кстати, ещё в 1842-м суд Безансона признал Прудона «человеком размышления, а не революции». «Мне удаётся в одно и то же время быть самым крайним реформатором и пользоваться протекцией власти», — хвастался Прудон в письме приятелю (28).
Неожиданно для многих Прудон одобрил государственный переворот, совершённый Наполеоном III 2 декабря 1852 года. «Общность интересов соединяет вашу судьбу с судьбой революции», — уведомил он будущего императора о своём отношении к узурпации им власти во Франции. Вскоре после переворота, 19 декабря 1852 года, Прудон убеждал Эдмона Шарля: «С точки зрения политической (если тут дело в политике), а также и с революционной акт 2 декабря кажется почти нормальным и, извините, законным» (29). Прудон считал, что переворот, утроенный Наполеоном III, санкционирован всеобщим избирательным правом (30).
Своё отношение к событиям 2 декабря он выразил в книге «Социальная революция в свете государственного переворота 2 декабря». Он доказывал, что государственный переворот – своеобразная социальная революция. Книга Прудона потрясла Маркса. Он объяснял, что её «надо рассматривать не просто как плохое произведение, а как прямую подлость, которая, однако, вполне соответствует его мелкобуржуазной точке зрения; здесь он заигрывает с Луи Бонапартом и действительно старается сделать его приемлемым для французских рабочих» (31).
Польский конёк
Польское национально-освободительное восстание 1863 года Прудон осудил, так как, с его точки зрения, образование множества национальных государств подрывает равновесие в мире и нарушает принцип единства народов. В изданной в Париже в 1863-м брошюре «Перестали ли существовать договоры 1815 года? Акты будущего конгресса» Прудон критиковал принцип национальности и отрицал право наций на самоопределение, утверждая, что создание множества независимых национальных государств противоречит интересам развития цивилизации. По его мнению, «смешение может быть только на пользу народов» (32).
Позиция Прудон удивила даже славянофила Юрия Самарина, получившего от француза письмо с осуждением русских царей за… либеральное отношение к Польше. «Преступно было со стороны ваших царей, что терпели так долго её (Польши — Д.Ж.) существование», — писал Прудон. Он осуждал Герцена за то, что тот оказался в лагере защитников польского восстания: «Как глубоко сожалел я том, что он поставил себя между русским национальным чувством и, с одной стороны, и страшною спесью поляков, с другой» (33). В итоге Герцен порвал с Прудоном.
Все остальные социалисты поддерживали восстание поляков против самодержавия. Маркс назвал его «внешним термометром европейской революции» (34), а Бакунин участвовал в неудачной попытке десанта польских эмигрантов на родной берег. Прудон же, писал Маркс, «в угоду царю обнаруживает цинизм кретина» (35).
Николай Гаврилович Чернышевский и его общество «Земли и воля» выступали «за безусловное освобождение Польши» (36). Одно время Чернышевский увлекался идеями Прудона. О французском реформисте русский социалист узнал из сообщений о революции 1848 года, которые его преподносили представителем крайней левой. Но затем Чернышевский разошёлся с Прудоном. «Одним из прогрессивных глупцов, имевших очень сильное влияние на всех глупцов без различия, был Прудон. Быть может и даровитый от природы; быть может и бескорыстный… Но какой бы ни был он от природы, он был невежда и нахал, кричавший без разбора всякую чепуху, какая взбредёт ему в голову из какой газеты ли, идиотской ли книжонки, умной ли книги, этого различать он не мог по недостатку образования. И теперь он один из оракулов людей всяческих мнений. И удобно ему быть им: какая кому нравится глупость, всякая есть у этого оракула! — Кому кажется, что 2х2=5? Ищи у Прудона, найдётся подтверждение с прибавкою: “Мерзавцы все, кто в этом сомневается”; другому кажется, что 2х2=7, а не 5; — Ищи у Прудона: найдётся и это с той же прибавкою», — писал Чернышевский своим родственникам (37).
Чернышевский разошёлся с Прудоном и в оценке отмены крепостного права в России в марте 1861 года. Чернышевский, видя, что реформа обирает крестьян, звал Русь к топору, а Прудон считал, что нужно поддерживать царя-реформатора Александра II, так как он «вступил на широкий путь эмансипации» (38).
Конечно, Прудон не заслужил такой унизительной оценки, которой его наградил Чернышевский. Но его действительно нельзя назвать системным мыслителем. Он писал не только о политике и экономике, но и о создании всемирного языка, о философии, об истории церкви, о деяниях апостолов… И далеко не всегда это были размышления малообразованного дилетанта. Так, он дал великолепное определение свободы: «Я не могу ни продать, ни отчуждить мою свободу. Никакой договор, никакое условие, имеющее предметом отчуждение или упразднение свободы, не имеет силы… Свобода есть первое условие человеческого состояния, отказаться от свободы, значит, отказаться от человеческого достоинства» (39).
Как верно заметил русский «легальный марксист» Михаил Туган-Барановский, миросозерцание Прудона «покоилось не на доводах рассудка, а на чувстве, на всём опыте его жизни, на тех наполовину бессознательных впечатлениях, которые он получал в детстве, в родной семье, на полях своего отца, на скамьях коллежа. Суровая борьба с нищетой, которую ему приходилось вести, закалила его характер и завершила его умственное развитие. Он мог противоречить себе в частностях и в вопросах, не имевших для него важного значения, но всегда стремился к одной и той же цели и всегда оставался горячим защитником интересов трудовой массы, из которой сам вышел».
Список использованной литературы:
1. Прудон П.Ж.. Что такое собственность. М. 1919. С.13
2. Иоанисян А.Р. Коммунистические идеи в годы Великой французской революции. М. 1966. С.134
3. Канев С.Н. Революция и анархизм. М.: Мысль. 1987. С.33
4. Прудон П.Ж.. Что такое собственность. С. 74
5. Там же. С.174
6. Там же. С. 171.
7. Там же. С. 61
8. Там же. С. 56
9. Там же. С. 200
10. Там же. С. 194
11. Там же. С.199
12. Там же. С. 195
13. Там же. С. 193
14. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.16. С.25
15. Цит. по: Прудон П.Ж.. Что такое собственность. С.9
16. Там же. С. 84-85.
17. Маркс К. Нищета философии. М.: Политическая литература. 1987. С.12
18. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.16. С.26, 31.
19. Пирумова Н.М. Бакунин. М.1970. С.75
20. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 томах. Т.Х. М. 1961. С. 190-191
21. Бакунин М.А. Государственность и Анархия // Полн. собр. соч. Под ред. Бакунина А. И. Т. 2. Б. м.: Изд. Балашова И. Г., б. г.
22. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 томах. Т.ХХII. М. 1961. С. 233
23. Цит. по: Канев С.Н. Революция и анархизм. С. 39
24. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.16. С.29
25. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30 томах. Т.Х. С.192
26. Цит.по: Литературное наследство. Т.62. М.1955. С.500.
27. Цит. по: Канев С.Н. Революция и анархизм. С. 41
28. Цит. по: Канев С.Н. Революция и анархизм. С. 36
29. Цит. по: Канев С.Н. Указ. Соч. С.45
30. Стеклов Ю. М. Прудон – отец анархии (1809-1865). Ленинград.1924. С.52
31. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.16. С.30
32. Цит. по: Канев С.Н. Указ. Соч. С.46
33. Цит. по: Канев С.Н. Указ. Соч. С.47, 48.
34. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т.29.С. 67
35. Там же. Т.16. С.30
36. 36. Цит. по. Новикова Н.Н. Класс Б.М. Н.Г. Чернышевский во главе революционеров 1861 г. М.1981. С.296
37. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений в 15 томах. Т.XIV. М. 1949. С.550.
38. Цит. по: Канев С.Н. Указ. Соч. С. 43
39. Прудон П.Ж.. Что такое собственность. С.35
Читайте также:
Пьер Жозеф ПРУДОН. «Порнократия, или женщины в настоящее время»
