О том, что в начале каждой статьи, где фигурирует слово «национализм», нужно делать ремарку, можно слагать легенды. И всё потому, что старая терминология начинает барахлить и давать сбои. Разные коннотации наслаиваются на это слово, и о чётком понимании его нужно заботиться не меньше, чем о понимании вообще всего материала.
Между тем проговорю прописную истину ещё раз: национализм есть плод национального самосознания, а не шовинистическая тяга к гротескному превосходству. Во многом обратная интерпретация есть заслуга тех, о ком идёт речь в этой статье.
Советская идеология и её печать табуировали слово «национализм». «У рабочего нет Отечества!» – заявляет нам марксистская политическая школа. Цельность национального самосознания в этой логике расщепляется на составные материалистические элементы из ряда аспектов повседневной жизни, в частности – буржуазной пропаганды и прочего. И национализм в таком разрезе предстаёт перед нами всего лишь как одно из орудий реакции.
Национализм в марксизме рассматривается как реакционное, буржуазное изобретение, вредное для дела революции. Опора на его мобилизационный потенциал порицается и выставляется шагом в открытый канализационный люк.
Марксисты приложили огромные усилия для самой настоящей дискредитации таких понятий, как Родина, Отечество, нация, заменяя их такими конструктами, как мировая революция, международный пролетариат. Мир в их концепции заменяет Отечество. Марксизм избрал рабочего как образец того, как один народ может узнать в глазах другого самого себя.
Так, например, Ленин в статье «Уроки коммуны» пишет: «В соединении противоречивых задач патриотизма и социализма – была роковая ошибка французских социалистов. Уже в Манифесте Интернационала, в сентябре 1870 года, Маркс предостерегал французский пролетариат от увлечения ложно национальной идеей».
Основной постулат статьи заключается в том, что увлечения патриотическими чувствами есть пагубное для революции дело. Ленин отмечает, что революционный потенциал национализма иллюзорен и через национальное чувство необходимо преступить.
Но из песни слов не выкинешь. Французская коммуна возникла из симбиоза двух требований: национальной и социальной справедливости. Ибо те же богачи, что загоняли их в рабство, не только проиграли и франко-прусскую войну, но и готовы были сотрудничать с победителями – пруссаками. Чувство национального унижения и послужило толчком к революции в Париже.
Ленин и дальше продолжал настаивать на том, что говорить о национальном, значит играть на поле буржуазии. Но это утверждение абсолютно неверно по своей сути, ибо патриотизм есть глубочайшее чувство, побуждающее к жертвенности.
Несмотря на то, что Ленин пропагандирует отречение от патриотических чувств, во многом и благодаря им свершилась его революция. Опыт Парижской коммуны во многом повторился в России 1917-го. И хотя большевики и заключили «похабный мир» с немцами, перелопатили множество национальных канонов, но всё-таки произошло скрещивание их идеологии с патриотическим чувством. Лев Троцкий, например, писал о том, что всего через год после появления на свет Советской России она начала приобретать свои государственные, отечественные атрибуты и символы. Свои праздники, парады, знамёна и марши – всё это, как отмечает Троцкий, во многом повторяло атрибуты старой государственности.
Если в начале ХХ века казалось, что социалисты, выучив формулы своих теоретиков, забыли и думать о скрещивании социализма с патриотизмом, то во время Гражданской войны для победы над врагом это было сделать необходимо – теория оставалась теорией. Ленинцы вынуждены были наступить на горло собственному учению, причём несколько раз.
Как показала практика, за целый мир человек не готов идти на смерть. В пору жестокой оборонительной войны масштабность, пафос земного шара показали свою непрактичность. Война должна быть отечественной – иначе нарушается целая цепь аргументов, нарушается целеполагание в голове солдата. Мы воюем за нашу землю. Марксисты конца XIX – начала ХХ века подарили идею национального капиталистам, но сталинские пропагандисты во время Великой Отечественной войны поняли, что нельзя отказываться от такого эффективного, живого и правильного понятия, как патриотизм. Идея национального, отеческого есть не только повод к экспансии, но и необходимое средство для выживания. Национальное – расширительное понятие родства, которое не смогло вобрать в себя пролетарское сословие в международном масштабе.
У рабочего есть Отечество хотя бы уже потому, как он ровно такой же, как и капиталист, – участник истории этого самого Отечества. Свершая социалистическую революцию, рабочий интерпретирует её как революцию в Отечестве и для Отечества.
В то же время Освальд Шпенглер отмечает, что подъём марксизма в Восточной Азии обусловлен его национально-освободительным характером. То есть без угнетения нации невозможно помыслить национально-освободительную революцию. Из этого следует, что понятие нации не только органическое и живое, предшествующее революционному мировоззрению, но и в высшей степени – основа для грядущего симбиоза двух идей. От уровня национального самосознания зависит и вовлечённость рабочих той или иной страны в дело социалистической революции.
После смерти Сталина мысли народов СССР неслись, подобно ветру, более не скреплённые ни идеей социализма, ни идеей союзного национализма. Советская власть лишилась имперского мышления, а без него Россия не может сплачивать народы. Её древняя формула оказывается нарушенной. Позднесоветские вожди забыли то, с чем столкнулись их предшественники, и потому потеряли контроль, понимание той сути, на которой держится племенная союзность наших просторов.
Как ни парадоксально, но я склонен полагать, что все существующие войны на постсоветском пространстве происходят не из-за избытка национального самосознания, а наоборот – из-за его отсутствия. Войны в постсоветских странах есть глубочайший синдром болезней и противоречий внутри каждого национального сознания.
Наше благословение и наше проклятие состоят в том, что мы жили в мире из-за внешней сдерживающей силы государства. Наши противоречия зрели внутри, в неведение, в мире и молчании. Именно поэтому национализм центра и национализм окраин не нашли своего примирения. Оттого с такой силой вырвалась эта неукротимая энергия, ибо в силе национального не было разумного самосознания. Народам постсоветского пространства нужен арбитр, свободно провозглашающий империю как союз национальных общностей вокруг единого дела, ибо интернационализм в рамках нашей страны возможен только лишь как осознанное движение всех народов под единым флагманом.
Без здорового, взвешенного национализма невозможно добиться интернационализма. Человек, не умеющий уважать себя, никогда не будет уважаем другими.
Что касается современных марксистов, то они вместо того, чтобы разделить национализм на буржуазный, олигархический и пролетарский, решили, как и их предшественники в начале ХХ века, отказаться от национализма вовсе. Это порождает множество противоречий в левом лагере и, чего уж греха таить, рано или поздно вобьёт последние гвозди в крышку гроба ортодоксального марксизма. Если уже не вбивает. Марксизм оказался вне политического пространства как идеология, а если и представлен в нём, то откровенными маргиналами, признанными иностранными агентами, или отщепенцами, бежавшими из собственной страны.
Дмитрий Каляев
