Спешим ознакомить наших читателей с помещаемым ниже письмом-энцикликой. Оно обнаруживает любопытное настроение. Мы искренно сочувствуем горю этих почтенных господ, и нам хочется поэтому доставить им некоторое утешение. К тому же, мы чистосердечно восхищаемся их крепкой верой и своих небесных и земных богов.
П. Л.
De profundis clamavi ad te, Domine. (1)
Верная паства!
Божественный лик отвернулся от нас. Всё рушится под нами и вокруг нас.
Народилась молодёжь без веры и без закона. Она начертала на своём знамени ужасные слова: атеизм, революция, социализм.
Эта безрассудная молодёжь дерзает всё подвергать анализу. Она не желает признавать никакого догмата. Сторонясь проторенных путей, она дерзает прокладывать собственные пути. Она не хочет никаких богов — ни гипсовых, ни деревянных, ни живых с живою плотью и кровью.
Эти непочтительные дети берут из наследия своих отцов лишь то, что им нравится. Из их дел они воспринимают лишь те, которые полезны человечеству. Что же касается тех, что вызвали хаос, в котором мы живём, то они их просто и решительно отвергают.
Эта зелёная и ничтожная молодёжь, ещё ровно ничего не совершившая, — нужно, впрочем, признать, что она была связана по рукам и ногам, — дерзает осуждать стариков, мучеников, святых.
Она говорит: «Мы, молодёжь, мы не были очевидцами той борьбы, которую вели эти люди. Мы только пожинаем плоды их дел. Мы не будем питать к ним ни идиотской ненависти, ни легкомысленного энтузиазма, и это даст нам возможность судить с беспристрастием. И лучшим доказательством нашего беспристрастия служит то, что хотя мы не имеем обыкновения обнажать головы пред всякими фетишами, хотя мы и осуждаем политическую деятельность некоторых лиц, мы, тем не менее, почитаем своим долгом преклоняться пред их моральной силой, пред их мужеством, их самоотвержением. Но всех этих добродетелей нам мало. От сапожника мы, помимо добродетели, требуем ещё знания ремесла, уменья шить хорошую обувь. А вот эти люди должны служить делу революции, между тем они контрреволюционеры».
Мало того, что они осуждают таким образом наших святых, — они ещё издеваются над их мефистофельской, мастодонтской, допотопной внешностью. Они обращаются с ними точно с уродливыми китайскими куклами, хватают их своими грубыми руками, поворачивают их во все стороны, уверяя, что они пусты внутри. Они не могут, да и не желают восхищаться их многословными речами. Они говорят, что за шумихой слов не скрывается мысли.
Они уверяют, что старикам нужно было бы учиться, а не похваляться постоянно былой славой. Чванясь тем, что они, по совету никому неведомого Огюста Конта и бесноватого Прудона, нахватались понемногу от всех наук, особенно наук естественных и экономических, эти молодые люди заявляют, что наши старики, подобно бурдюкам, наполнены только воздухом.
Но вот что ещё более поразительно. Они говорят: «Мы не хотим больше революций сверху. Мы совершенно не интересуемся тем, кто будет нами управлять, — Пьер, Поль, Жан или Жак, — нам это всё равно. Все ваши политические революции приводили лишь к смене лиц в правительстве. За мужество народа, в борьбе, за пролитую им на баррикадах кровь победившие новые правители расплачиваются с ним пулями. Нет, нет, мы не хотим больше революций сверху, политических революций, — мы хотим революций снизу, революций социальных. Мы ненавидим все правительства, ненавидим синюю республику так же сильно, как конституционную монархию и как всякую другую форму правления. Мы хотим анархию (an-archie). Мы хотим не захватить власть, а уничтожить её. Тогда у нас больше не будет властелинов : ибо властелин наш — враг наш. Все революционеры, действовавшие до нас, были политическими революционерами. Исключений было весьма мало; мы можем, однако, назвать Марата, Дантона, Бланки, Прудона. Это наши; мы с ними — и мы хотим продолжать их дело.
«И мы не станем строить баррикады только для того, чтобы низвергнуть какого-нибудь Наполеона, — о нет! — а для того, чтобы разрушить и перестроить весь общественный строй сверху донизу Ибо если мы падём в борьбе, то мы не хотим, чтобы наша смерть послужила на пользу какому-нибудь Пьеру или Полю, который уже придумывает позу, в какой он будет приносить присягу единой и неделимой Республике. О нет, дорогие президенты, префекты, супрефекты и сельские стражники будущей республики, не за вас хотим мы сражаться и умирать, а за народ, к которому вы относитесь с таким презрением. Вы говорите, что народ существует для того, чтобы платить налоги, терпеть издевательства и почитать себя счастливым тем, что мы его эксплуатируем. Вы ошибаетесь, господа».
О правоверные, слышите ли вы эти речи? Что станется с нами без правительства? Мы не можем существовать без провидения — божественного или правительственного. Молодые люди, — вы, уверяющие, что великие люди являются язвой рода человеческого, — что станем мы делать без них? Кто будет услаждать нас звучными речами? Кто будет направлять ваши дела? Вы говорите нам, что мы сами должны всё делать для себя и что всё тогда будет лучше делаться, потому что — повторяете вы вслед за Лафонтеном — «нет лучшего друга и родственника, чем каждый человек для себя самого. А если вам так нравится засыпать под музыку звонких и искусно закругляемых фраз, — ну что же, вы получите великих ораторов, нанимая их почасно, как извозчиков, и будете до пресыщения наслаждаться их декламацией.
О ужас, ужас!
Правоверные, вот какова эта молодёжь! Вы знаете теперь её зловредные мысли. Предписываем вам избегать её, — она вас загрязнит, — никогда не читать её изданий, — она вас, пожалуй, ещё убедит в своей правоте, — ведь она всегда говорит во имя разума. Присоединяйтесь лучше к нам, чтобы вместе молить господа прийти к нам на помощь. Дабы вымолить у него милосердие, великие жрецы и высокочтимые отцы святейшей якобинской церкви, единодержавной и единоипостасной, составили нижеприводимую молитву. Приказываем вам произносить её трижды в день — в шесть часов утра, в полдень и в шесть часов вечера. При этом надлежит преклонять колени, обращаясь лицом к востоку, и помещать пред собою саблю, жезл и бюст Гарибальди, — если нет бюста, можно, в крайнем случае, удовольствоваться его фотографией, — а слова молитвы надлежит произносить глухим и сдержанным голосом.
Всевышний, наверное, услышит нашу слабую молитву и выведет нас из того бедственного положения, в котором мы очутились.
NB. Во время молитвы не следует ни кашлять, ни плевать, особенно не следует сморкаться, — в противном случае надлежит начинать молитву сначала.
Молитва
Во имя отца и сына и святого духа. Аминь.
Господи, господи, что ты делаешь?
Саваоф, бог сильных, коленопреклонённо молим тебя: защити нас. Дух зла, точно червь подтачивающий, проникает всюду и всё портит. Сомнение искушает все души. О господи, гаснет вера в тебя, гаснет вера в твоё божественное провидение.
Сумасбродная, безнравственная, объятая гордыней молодёжь дерзнула утверждать, что ты не существуешь, — эти дети, о высокочтимый отец, насмехались над тобой.
Их кощунство не имеет, конечно, значения, о верховный судия, ты столь велик, что можешь им это простить. С твоих пророков, твоих возлюбленных пророков, тех, что клялись именем Dio e popolо они сорвали венец славы, сиявший вокруг их чела.
Слышал ты их кощунственные речи?
Они говорят, о господи: «все люди равны». Они говорят, что великие люди, твои представители на земле, те, устами которых говоришь ты сам, могут, как и простые смертные, совершать ошибки и быть вредными.
Они говорят, о бог воинств: «Война нечестива, и все, кто способствуют ей, вредны».
Они говорят, о бог Израиля: «Мы не хотим больше отечества, — итальянцы, как и австрийцы — наши братья». Они хотят, чтобы чистые соединились с нечистыми, израильтяне — с филистимлянами. И в своём безумии они прибавляют: «Те, кто обостряет эту ненависть между народами, вредны».
Они говорят, о бог богатых и сильных: «Мы не хотим больше бедных, мы хотим только одного — освободить пролетария, сделать его господином своей личности и своего труда», и в своей гордыне они восклицают: «Люди, которые отвлекают народы от изучения социальных вопросов, чтобы бросить их в жертву войне, вредны, вредим по существу».
Иегова, Иегова! Твои молнии слишком долго не поражают этих иконоборцев.
Что же, ты нас покидаешь, о, любезный Отец, а между тем души наши давит смертная тоска. Ты был нашей силой и нашим знанием, а теперь, когда ты нас покидаешь, мы слабы, как только что родившийся ребёнок. Скажи, что хочешь ты, чтобы мы предприняли против этой пылкой и нечестивой молодёжи, которая, во имя науки, провозглашает уничтожение всех небесных и земных богов?
Господи, твоя всесильная десница отвернулась от нас, и, точно плод, которого коснулось жгучее дыхание пустыни, мы совсем высохли.
Сатана, сатана, которого эти молодые люди называют своим отцом, — сатана торжествует! Он царствует теперь на всем протяжении земли.
Дух прежних времён исчезает, и, объятый ужасом, он восклицает вслед за молодым поколением: «Место, место разуму! Место науке! Место справедливости!»
Господи, да исполнится воля твоя на земле и на небесах.
Аминь!
с подлинным ВЕРНО:
Поль Лафарг.
(1) Из бездны воззвал я к тебе, господи! (Псалтирь)
Мысли того же автора:
Поль ЛАФАРГ. Капиталистические молитвы
Поль ЛАФАРГ. Катехизис трудящихся
Поль ЛАФАРГ. Поучение куртизанки
Поль ЛАФАРГ. Екклезиаст, или Книга капиталиста
