Манфред ХИЛЬДЕРМАЙЕР
Представления ПСР о рабочем классе 1900-1914 годах
Доклад на русско-американской конференции «Рабочие и интеллигенция в России» (11. — 16. 06. 1995) в Санкт-Петербурге. Ч. 1.
Социалисты-революционеры и социал-демократы причисляются обычно не только к разным политическим направлениям радикальной оппозиции, но и коллективно и типично к разным социальным группам. Целью первых считалось революционное восстание с привлечением крестьянских масс, а намерением вторых — революция городского рабочего класса.
Социалисты-революционеры опирались на аграрно-революционную традицию, социал-демократы определяли их политическое движение российским вариантом пролетарского «научного социализма марксистского происхождения». Оба движения развивали разные формы действий, накапливали в себе разные темпераменты и заявляли разные требования на близкое или далёкое будущее.
Однако эти два политических направления не дополняли друг друга, а наоборот — соревновались между собой. Борьба шла, идеологически и концептуально, за будущее России, но что касается политических и тактических событий того времени, то они боролись в основном за одни и те же слои населения. По крайней мере, большевики поняли — самое позднее осенью 1905 года под впечатлением grande peur (великого страха — прим. ред.), что рабочий класс не сможет свергнуть самодержавие без поддержки крестьянства.
Но и социалисты-революционеры должны были признаться уже в 1905 году, а особенно ясно после событий раннего лета 1906 года, когда против ожидания крестьяне не прореагировали беспорядками и протестами на разгон первой Думы, что русская деревня следует в своих политических и социальных действиях только своим нуждам и восприятию и не поддаётся управлению снаружи.
Оба конкурента были, следовательно, вынуждены принять к сведению и считаться с тем количественно и политически важным социальным слоем, которым они прежде пренебрегали. Социалисты-революционеры руководились ещё и другими мотивами. Во-первых, они уже имели организационные опорные пункты в городах, вследствие чего политическая работа с крестьянством велась только через «путешествующих агитаторов».
Всё это занимало много времени и препятствовало беспрерывной деятельности «сагитированных крестьян». Во-вторых, социалисты-революционеры не были в такой мере теоретически и идеологически зафиксированы на крестьянстве, как социал-демократы марксисты на рабочем классе. Они не должны были переступать какие-нибудь запреты, чтобы действовать соответственно тому, к чему их принуждала необходимость, то есть устремлять усиленную агитацию на города и рабочий класс. У нас есть три возможности, чтобы узнать, в какой мере это было осуществлено:
1. При помощи описания революционно-программной концепции об обращении с рабочим классом, что возможно только в рамках общей классовой и революционной теории включающей рабочих и крестьян;
2. При помощи описания конкретной деятельности ПСР направленной на рабочий класс, что в первую очередь возможно во время революции 1905-06 годов;
3. При помощи попытки определить количественный и качественный вес рабочего класса в организации и в руководящих кругах социал-революционной партии.
1. Классовая теория
В отличие от социал-демократов ПСР стремилась соединить не только часть угнетённых масс в России, а в равной мере всех эксплуатируемых и порабощённых, т.е. рабочих, крестьян и революционную интеллигенцию. По мнению социалистов-революционеров, только этот объединенный фронт был в состоянии свергнуть общего врага — царизм и капитализм. Только восстание всего народа, а не одного класса, могло осуществить революцию. Уже ранние программные платформы новых народников содержали в себе это фундаментальное кредо (1).
Никто не оспаривал также руководящей роли интеллигенции. Только этой сознательной элите приписывались такие необходимые качества для созидания пути к освобождению, как проницательность, знания и моральная пригодность. В соответствии с этим социал-революционная теория провозглашала возникновение интеллигенции автономным духовным актом, а не следствием развития социал-экономической базы, т.е. капиталистической индустриализации России, как это делали теоретики-марксисты (2).
Из этого следовало, что авангард российской революции, по определению нео-народников, занимал позицию поверх других классов. Революционная интеллигенция возникла на основе общих убеждений, а не общего социального статуса, в неё входили «разные классы» и поэтому она могла олицетворять «синтез всех активных сил» (3).
И без дальнейших пояснений ясно, что высокая оценка данная революционной интеллигенции была тесно связана с философией народничества. Здесь отражаются рациональный оптимизм Петра Лавровича Лаврова (теоретика народничества, 1823-1900 — прим. ред.), его вера во власть знаний и познания как моторов общественной эволюции, но и пессимистическая концепция Николая Михайловского (теоретика народничества, 1842-1904 — прим. ред.), который предвидел в общественном прогрессе, в разделении труда и развивающейся дифференциации, уничтожение первоначальной и наивной человеческой простоты (4).
Своеобразие социал-революционной классовой теории состояло в попытке обосновать общность экономической ситуации и политических интересов рабочего класса и крестьянства, что должно было дать прочный фундамент объединённому фронту трудового народа — по терминологии народничества — в их борьбе против самодержавия. Виктор Чернов (идеолог ПСР, 1873-1952 — прим. ред.) уже в своей брошюре «Очередной вопрос» намекнул на теоретическое решение этой проблемы, когда он заметил, что труд составляет для пролетариата, как и для крестьянства, единственный источник существования.
Крестьянина также заставляют платить прибавочную стоимость, «в скрытой и замаскированной форме» в виде арендной платы, процентов, налогов или при падении цен. Отчуждённый и эксплуатируемый труд обозначает положение обоих угнетённых классов в экономическом воспроизводительном процессе общества. Принуждение к труду или свобода от него, т. е. форма доходов были также провозглашены Черновым критерием классовой принадлежности. Уже в своей первой статье о программных вопросах Чернов ясно и однозначно сформулировал эту основную мысль: «В наших глазах таким признаком [для определения классовой принадлежности — М. Н.] является прежде всего источник доходов,… разделение общества на классы находится в прямой связи с условиями распределения и поэтому признак для различения классовой принадлежности происходит главным образом из этой сферы» (5).
Революционная теория
Главным спорным вопросом в российском революционном движении был характер переворота, к которому оно стремилось. Социал-демократы считали долгое время само собой разумеющимся, что отсталая Россия сначала должна пройти стадию капиталистического развития и присвоить достижения западноевропейских демократических обществ, т.е. прежде всего парламентарное и конституционное правительство и основные демократические гражданские права для всех (6). Лишь только после уничтожения в России феодализма при помощи буржуазно-капиталистического общественного и экономического строя, считалось возможным перейти к основной и настоящей задаче пролетарского движения, т.е. к осуществлению социалистической революции.
Опыт 1905 года показал, однако, ошибочность этой революционно-теоретической концепции. Причина скрывалась в марксисткой основе этой исторической модели развития, которая была создана на примере образования капитализма в Западной Европе и не соответствовала российской действительности. Даже если развитие капитализма в России и не подлежит сомнению, но, как и прежде, отсутствовал сильный средний слой, который был бы в состоянии провести буржуазную революцию, направленную против самодержавия.
Социал-демократы оказались вместо этого перед парадоксом слишком раннего активного вмешательства рабочих и крестьян в революционные волнения. Концепция Льва Троцкого о перманентной революции, которой симпатизировал Ленин и к которой он не позднее чем в 1917 году примкнул, разрешала это противоречие самым элегантным образом. Троцкий утверждал, что пролетариат должен перенять объективную задачу буржуазии и тем самым трансформировать изначальную буржуазную революцию в процессе непрерывного переворота в социалистическую революцию (7).
На деле оставалась некоторая неуверенность, что проявлялось прежде всего в отношении большинства социал-демократов к аграрному вопросу. Пропасть между марксисткой моделью развития и действительностью отсталой России делала вопрос о возможном буржуазном или социалистическом характере будущей революции столь актуальным.
Нео-народники вмешались в эту дискуссию прежде всего, чтобы противоречить марксисткой перспективе будущего и социал-демократическим представлениям о российском пути к социализму. Для социалистов-революционеров эта проблема не оказалась свойственной, так как они не разделяли теоретических представлений социал-демократов об историческом развитии в форме чередования общественных формаций. Народники могли беспрепятственно требовать непосредственного перехода России к социалистическому общественному строю, так как, по их мнению, буржуазно-капиталистический строй ещё не преобладал в России и более того, как утверждал Василий Воронцов (идеолог т.н. либерального народничества, 1847-1918 — прим. ред.), даже не мог развиваться. Отсталость России была для социал-демократической революционной теории источником безнадежных противоречий, в то время как революционная теория социалистов-революционеров исходила из неё и видела в ней единственный в своём роде исторический шанс, или как сформулировал Воронцов, отсталость превращалась в преимущество (8).
Социал-революционная теория держалась твёрдо и без изменений этой концепции и отказывалась от социал-демократического тезиса о необходимости буржуазной революции перед социалистической, называя его принуждённом схематизмом, за которым скрывался экономизм. ПСР вместо этого объявляла российское революционное движение синтезом европейских революций. Она утверждала, что в этом отражается общее наблюдение о прохождении незападными странами «эволюции их предшественников в сокращённой и концентрированной форме» и об одновременным охватывании ими «нескольких ступеней развития в один срок» (9).
Похожей аргументацией воспользовалась и другая взыскательная революционно-теоретическая попытка, где говорится, что особенность российской революции состоит в том, что её социально-экономические задачи проявляют более радикальный характер, чем её европейские предшественницы: российская революция должна покончить не только с бедственным положением в сельском хозяйстве, но и с угнетением городского пролетариата. Буржуазные слои общества не в состоянии решить эту задачу, на это способны только «те силы, которые смогут извлечь пользу из предстоящих неизбежных социал-экономических изменений», т.е. «пролетариат, крестьяне и революционная интеллигенция» (10). В обоих случаях в основе лежала диалектика отсталости Воронцова, т.е. уверенность в том, что Россия должна идти по другому пути, чем Западная Европа, и при этом учиться на опыте передовых государств.
Эта теория социалистов-революционеров бесспорно имела не только поверхностное сходство с теорией Троцкого о перманентной революции. Обе они имели прежде всего одну и ту же задачу: сблизить не соответствующие модели развития с особенностями российской социал-экономической и политической структуры. Социал-демократы и социалисты-революционеры были вынуждены в своих революционных теориях считаться с особенной комбинацией современных и отсталых элементов в России и как раз в этом они в определённым смысле сближались друг с другом.
Примечания:
1. См.: [Аргунов]. Наши задачи. Основные положения программы Союза социалистов-революционегов. Изд. 2-ое.Лондон L 900, стг. 42 и след.; [В.М.С + егнов], Очередной вопрос революционного дела. Изд. Аграрно-социалистической лиги. Изд. 2-ое. Женева 1901, С. 76; Манифест Партии социалистов-революционеров, выработанный на съезде представителей объединённых групп социалистов-революционеров. Б.м. 1900.
2. См.: Л.[Ё] _ишко. К вопросу о роли интеллигенции в революционном движении: Вестник русской революции [ВРР] Но 2 (Febr. 1902), С. 89-122.
3. См.: И.; Рабочее движение и революционная интеллигенция. В: ВРР Но 2 (Febr. 1902), С. 217, 237.
4. См.: A. Walicki, The Controversy over Capitalism: Studies in the Social Philosophy of the Populists. Oxford 1969, err. 29 и след. [Дискуссия о капитализме: Исследования о социальной философии народничества].
5. См.: Очередной вопрос, Ст. 9; [В.М.С + егнов]. Классовая борьба в дегевне, В: Революционная Россия [РР], (сент. 1902), С. 7.
6. См.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов. СК. Т. 1, М.1953, С. 39
7. Cм.: L. D. Trockij. Ergebnisse und Perspektiven. Die treibenden Krafte der Revolution. Frankfurt, 1967. [Результаты и перспективы. Движущие силы революции].
8. См.: В.В. [В.В.Воронцов]. Судьбы капитализма в России. СПб. 1881, С.14.
9. См.: Новые события и статью вопросы, (1. сент. 1905), С. 2.
10. См.: Евгеньев [Е.Л: Сталинский ?]. Движущие силы русской революции, В: Социалист-революционер, 4 (1912), С. 174
Продолжение следует
Читайте также по теме:
Виктор ЧЕРНОВ. О капитализме и крестьянстве
Виктор ЧЕРНОВ: «Профсоюзу нет дела до партийной принадлежности или беспартийности своих членов»
