ВНИМАНИЕ!
26 ноября книжный магазин «МЫ» приглашает на лекцию «Пьер Жозеф Прудон: философия против нищеты».
Читает кандидат исторических наук Дмитрий Жвания.
Начало в 19:00.
Вход свободный!
Пьер Жозеф ПРУДОН «Что такое собственность». Выдержки из главы IV.
Итак, между собственником и арендатором не происходит ни обмена ценностей, ни обмена услуг. Следовательно, как мы уже говорили в нашей аксиоме, арендная плата есть настоящая находка (aubaine), вымогательство, основанное исключительно на хитрости и насилии, с одной стороны, на слабости и невежестве — с другой.
Произведения, говорят экономисты, могут быть куплены только за произведения. Этот афоризм есть приговор над собственностью. Собственник, сам ничего не производящий и не производящий также ничего посредством своего орудия, но получающий продукты ни за что, является либо паразитом, либо мошенником. Следовательно, если собственность может существовать только как право, то она невозможна.
Выводы.
1. Республиканская конституция 1793 года, определившая собственность как «право пользоваться плодами своего труда», впала в грубую ошибку. Ей следовало сказать: собственность есть право пользоваться и распоряжаться по своему усмотрению имуществом другого, плодами труда и прилежания другого.
2. Всякий владелец земель, домов, орудий, машин, денег и т. д., отдающий свою вещь внаём за плату, превышающую расходы на ремонт, которые лежат на нанимателе и представляют собою продукты, обмениваемые им на другие продукты, — всякий такой владелец повинен в обмане и мошенничестве. Одним словом, всякая наёмная плата, взимаемая под видом возмещения проторей и убытков с процентами, но на самом деле представляющая собою плату за наём, есть акт собственности, кража.
Историческая справка. Дань, которую победоносная нация заставляет платить нацию побеждённую, есть настоящая арендная плата (fermage, подразумевается не аренда в современном смысле слова, но подать, которую в средневековой Франции сеньор взимал с зависимого от него крестьянина. – Примеч. пер.). Сеньориальные права, уничтоженные революцией 1789 года, десятина, неотчуждаемое имущество (mains mortes), барщины и проч. представляли собой различные формы права собственности; и те, что под именем сеньоров, духовных сановников и проч. пользовались этими правами, были только собственниками. Защищать в настоящее время собственность — значит осуждать революцию.
<…>
Итак, если производство может уравновесить потребление, то оно всё-таки не может превзойти его, ибо истинное производство возможно только там, где существует производство полезности, а полезность только там, где имеется возможность потребления. Таким образом, всякий продукт, который, благодаря избыточности своей, не идёт в потребление, становится, поскольку он не потреблён, бесполезным, непригодным к обмену, теряет ценность и вместе с тем способность оплачивать что бы то ни было, одним словом, перестаёт быть продуктом.
Потребление, в свою очередь, для того, чтобы быть законным, для того, чтобы быть истинным потреблением, должно воспроизводить полезности, ибо если оно непроизводительно, то продукты, уничтоженные им, являются уничтоженными ценностями, вещами, произведёнными в убыток, и это обстоятельство понижает цену продуктов ниже их ценности. Человек имеет власть уничтожать, но потребляет он только то, что воспроизводит; следовательно, в правильном хозяйстве между производством и потреблением существует равновесие.
Установив всё это, я допускаю, что существует племя, состоящее из тысячи семей, населяющее определённую замкнутую территорию и совершенно не занимающееся внешней торговлей. Это племя представит для нас в миниатюре всё человечество, которое, населяя весь земной шар, точно так же изолировано. В самом деле, так как различие между племенем и целым родом человеческим заключается лишь в численности, то экономические результаты должны быть, безусловно, те же самые.
<…>
Фермер повышает цену своих продуктов сообразно с тем, что он должен уплатить. Ремесленники делают то же самое; затем, после некоторых колебаний, равновесие устанавливается и каждый платит приблизительно равную часть. Было бы серьезной ошибкой предполагать, что в нации одни только арендаторы платят арендную плату, — в этом участвует вся нация.
<…>
Собственник — животное по существу своему похотливое, лишённое стыда и совести — не приспособлен к упорядоченной, дисциплинированной жизни. Если он любит собственность, то лишь ради того, чтобы поступать с нею по своему произволу когда и как ему вздумается. Уверенный в средствах к жизни, он предается легкомыслию и изнеженности; он играет, занимается глупостями, ищет новых впечатлений. Для того чтобы наслаждаться сама собою, собственность должна отказаться от общих условий жизни, предаваться роскоши и нечистым удовольствиям.
Вместо того чтобы отказаться от арендной платы, погибающей в их руках, и облегчить таким образом общественный труд, наши сто собственников отдыхают.
… раз собственники перестали работать, их потребление, согласно экономическим принципам, непроизводительно.
<…>
Экономисты, рассматривающие всякое непроизводительное потребление как зло, как кражу, совершенную у человеческого рода, непрестанно увещевают собственников трудиться и быть умеренными, бережливыми. Они проповедуют им необходимость быть полезными, возвращать производству то, что от него получают; они усердно громят роскошь и лень; мораль эта, конечно, прекрасна, жаль только, что она лишена здравого смысла.
Собственник, который трудится или, как говорят экономисты, приносит пользу, заставляет платить себе за этот труд и за эту пользу. Но разве он, благодаря этому, менее празден по отношению к собственностям, которых он не эксплуатирует, но с которых получает доход? Что бы он ни делал, условием его существования всегда является непроизводительность и мошенничество; он не может перестать растрачивать и уничтожать, иначе как перестав быть собственником.
Но это ещё далеко не худшее из зол, к которым ведёт собственность. Понятно, что общество может поддерживать праздных людей. В нём всегда будут существовать слепые, безрукие, слабоумные, нетрудно ему будет также пропитать нескольких лентяев. Здесь только затруднения начинают увеличиваться и усложняться.
<…>
Итак, мы можем, в качестве закона экономии собственников, установить следующую аксиому: доход (aubaine) должен уменьшаться по мере того, как число праздных людей возрастает.
Этот первый результат приведёт нас к другому, ещё гораздо более неожиданному: мы одним ударом освободимся от всех тягот собственности, не уничтожая её, не причиняя несправедливости собственникам, посредством в высшей степени консервативного приёма.
<…>
Что такое представляет собой, по существу, арендный договор? Это договор, посредством которого собственник уступает арендатору пользование своею землею в обмен на часть того, что он, собственник, получал от неё. Если, благодаря увеличению своей семьи, арендатор окажется в десять раз работоспособнее своего собственника, он будет производить в десять раз больше. Может ли это послужить причиной для того, чтобы собственник увеличил арендную плату? Его право не гласит: чем больше ты производишь, тем больше я требую, но, чем больше я даю, тем больше я требую. Увеличение семьи фермера, число рук, которыми он располагает, размеры его прилежания, причины увеличения производства — всё это не касается собственника; его притязания должны измеряться производительной силой, заключающейся в нём самом, но не производительными силами других людей.
Собственность есть право получать доход (droit d’aubaine), но не право взимать подушную подать. Каким образом человек, едва способный обрабатывать один несколько сажен, в силу того что у него есть 10 000 гектаров собственной земли, может потребовать от общества в 10 000 раз больше, чем он мог бы произвести сам? Каким образом цена займа увеличивалась бы пропорционально таланту и силе заёмщика, вместо того чтобы увеличиваться пропорционально полезности, которую может извлечь из него собственник? Итак, мы вынуждены признать следующий второй экономический закон: мерилом дохода (aubaine) является дробь производства собственника.
<…>
Если бы право на получение дохода (droit d’aubaine) могло быть подчинено законам разума и справедливости, то оно свелось бы к вознаграждению или возмещению расходов, максимум которого для отдельного человека никогда не превышал бы известной дроби того, что он сам способен произвести; мы это доказали выше. Но зачем право получать доход, назовём его, впрочем, настоящим его именем — право кражи, стало бы подчиняться разуму, с которым не имеет ничего общего?
Собственник не довольствуется доходом, предоставленным ему природою и здравым смыслом: он заставляет платить себе в десять, сто, тысячу, миллион раз больше.
Один он извлёк бы из принадлежащей ему вещи только 1 единицу продукта, но от общества, созданного вовсе не им, он требует уже не вознаграждения, пропорционального его, собственника, производительной способности, но подушной подати; он оценивает своих братьев сообразно их силе, численности и прилежанию.
<…>
Рассчитав, на основании производительности своей собственности, сколько рабочих она может занять, собственник делит её на части и говорит: каждый будет мне платить доход (aubaine). Таким образом, ему стоит только разделить свою собственность, чтобы увеличить свои доходы. Вместо того чтобы исчислять следуемые ему проценты на основании собственного своего труда, собственник исчисляет их соответственно своему капиталу. Благодаря этому, собственность, дающая в руках хозяина всего только единицу продукта, даст ему в руках других людей десять, сто, тысячу, миллион единиц. Ему остаётся только записывать имена приходящих к нему работников, задача его сводится к выдаче разрешений и расписок.
Не довольствуясь выгодами своего положения, собственник не желает также нести дефицит, вытекающий из его собственной бездеятельности: он его также возлагает на работника, от которого требует всегда одной и той же платы. Повысив арендную плату до крайних пределов возможного, собственник никогда не понижает её; дороговизна средств к жизни, недостаток рабочих рук, неблагоприятная погода и даже смертность его не касаются. Зачем ему страдать от бедствий данного момента, раз он сам не работает?
<…>
Собственность, ограбившая рабочего при помощи ростовщичества, теперь медленно убивает его изнурением. Без грабежа и убийства собственность не может существовать.
<…>
Когда на осла наваливают чрезмерную тяжесть, он падает; человек непрестанно идёт вперед. Это непоколебимое мужество хорошо известно собственнику, и на нём он основывает свои расчёты. Свободный рабочий производит 10 единиц; для меня, думает собственник, он произведёт 12.
<…>
После захвата капиталов и земель начинается ряд экономических мероприятий, благодаря которым снова известное число работников оказывается выброшенным из производства. Преследуя повсюду только выгоду, арендатор и предприниматель каждый говорит самому себе: я имел бы средства уплатить арендную плату и проценты, если бы мне приходилось платить меньше за рабочие руки. Тогда возникают изумительные изобретения, предназначенные для того, чтобы облегчить и ускорить работу, но на самом деле являющиеся адскими машинами, убивающими рабочих тысячами.
<…>
Общество разлагается: 1) благодаря периодическим, насильственным актам устранения рабочих, что мы уже видели и ещё увидим ниже; 2) благодаря тому, что собственность ограничивает потребление рабочих. Оба эти вида самоубийства сначала происходят одновременно, вскоре, однако, первый приобретает новую силу благодаря второму; голод присоединяется к эксплуатации и делает труд в одно и то же время и более необходимым, и более редким.
Согласно принципам торговли и политической экономии, для того чтобы промышленное предприятие имело успех, нужно чтобы продукт его был равен: 1) процентам на капитал; 2) расходам на содержание этого капитала; 3) сумме вознаграждения, получаемого всеми рабочими и предпринимателями; кроме того, нужно, чтобы предприятие давало ещё известный чистый доход.
Можно удивляться хищническому и стяжательному гению собственности: сколько бы названий ни носил доход (aubaine), собственник требует уплаты его под всеми этими названиями одновременно. Он получает ее: 1) в форме процентов, 2) в форме прибыли. Ибо, говорит он, проценты на капитал составляют часть авансируемой на производство суммы. Если вложить в какую-нибудь фабрику 100 000 и получать с неё, за вычетом расходов, только 5000 франков в год, то это значит получать только проценты на капитал, но не прибыль. Но собственник не такой человек, чтобы согласиться работать даром. Подобно льву в басне, он заставляет платить себе за все свои преимущества, так что, в конце концов, когда он удовлетворен, для союзников его ничего не остаётся.
<…>
…чтобы производитель мог жить, необходимо, чтобы заработная плата его выкупала его продукт.
Экономисты не могут не знать этого основного принципа их якобы науки; почему же они упорно поддерживают собственность, неравенство вознаграждения, законность ростовщичества, честность барыша, если все эти вещи противоречат экономическому закону и делают невозможными всякие сделки?
<…>
В состоянии ли, однако, просуществовать поставщики сырья и работники, если заработной платы их недостаточно для того, чтобы выкупить произведённые ими для предпринимателя продукты?
Продолжение следует
Предыдущие главы:
Читайте также:
Пьер Жозеф ПРУДОН. «Порнократия, или женщины в настоящее время»
Дмитрий ЖВАНИЯ. Прудон — человек полемики, а не баррикад
Михаил ТУГАН-БАРАНОВСКИЙ. Прудон нашёл решение в русской общине
Михаил ТУГАН-БАРАНОВСКИЙ. Прудон отнюдь не был героической натурой
