До последнего не хотел вмешиваться в спор об Иване Ильине, который разгорелся после того, как было объявлено о создании при Российском государственном гуманитарном университете Высшей политической школы его имени под руководством Александра Дугина. Но скандал не утихает. Левые продолжают доказывать, что философ Ильин «активно потворствовал деятельности немецко-фашистского режима, оправдывал преступления Гитлера противостоянием с большевизмом и писал о необходимости русского фашизма», а правые всячески оправдывают «великого русского философа».
По слухам, проект Высшей политической школы получил Ивана Ильина в результате кулуарной шутки одного духовного лица на Русском народном соборе. «Раньше были школы Ильича, а теперь будут школы Ильина!» – якобы сострил владыка. Но его шуточное предложение приняли всерьёз…
Слухи слухами, шутки шутками, но Иван Ильин – один из немногих настоящих русских философов. В России в начале ХХ века было немало философствующих публицистов (яркий пример – Николай Бердяев), но не учёных-философов. Ильин, несмотря на то, что тоже не чурался публицистики, был как раз фундаментальным философом, воспитанным на немецкой классической философии.
«Антифашисты», однако, ссылаются на публицистические тексты Ильина, где он оправдывает итальянский фашизм и гитлеровский нацизм.
Давайте разберёмся, что это за тексты.
Мировоззрение зрелого Ильина (родился он в 1883-м) определяли две основные идеи… даже не идеи, а два чувства – любовь к России и ненависть к большевикам.
Ильина действительно воодушевляли итальянский фашизм и ранний гитлеровский нацизм. В них он видел (и справедливо) орудия против коммунизма. «Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе», – заявляет он в статье, написанной вскоре после прихода нацистов к власти. С его точки зрения, победа в Германии коммунистов обернулась бы катастрофой общеевропейского масштаба. Если Германия «соскользнула бы в обрыв, то процесс общеевропейской большевизации пошёл бы полным ходом». В стране разразилась бы гражданская война, ибо «без упорной, жестокой, бесконечно кровавой борьбы немцы не сдались бы коммунистам», которая «нашла бы себе немедленный отклик в Чехии, Австрии, Румынии, Испании и Франции». «А если бы вся организаторская способность германца, вся его дисциплинированность, выносливость, преданность долгу и способность жертвовать собою – оказались в руках у коммунистов, что тогда?» – вопрошает мыслитель, высланный из Советской России на «философском пароходе». Но «пока Муссолини ведёт Италию, а Гитлер ведёт Германию – европейской культуре даётся отсрочка», успокаивает он.
Нацисты не оценили дифирамбы Ильина в их адрес. Им заинтересовалось Гестапо. В 1934-м его отстранили от руководства Русским научным институтом в Берлине. Правда, Ильин продолжал выступать в Германии с антикоммунистическими статьями и речами. Но всё же в июле 1938 года философ вынужден был уехать в Швейцарию, спецслужбы которой подозревали его в работе на нацистов.
Однако Ильин, оправдывая фашистов и нацистов, когда те пришли к власти, сам не был ни фашистом, ни тем более нацистом. В фашизме есть революционное начало, дух ниспровержения, а Ильин был традиционным консерватором. Фашизм, обожествляя личность вождя, создавая из него кумира, противоречит христианским заповедям, а Ильин был убеждённым православным христианином, глубоко верующим человеком. Фашисты воспевали силу и насилие, а Ильин считал, что силу нужно применять лишь только тогда, когда иначе зло не побороть. Вот и фашизм он воспринял как силу против зла, воплощением которого на земле для него был большевизм.
Кстати, очень схоже оценивали фашизм и сами коммунисты, когда он ещё только зарождался. Так, в 1923 году Николая Бухарин, в то время – ведущий идеолог большевистской партии, писал, что с фашизм – это «новая демагогическая форма», с помощью которой «буржуазия пробует и пытается править методами совершенно ненормального порядка», вызывая к политической жизни «часть мелкой буржуазии, промежуточных слоёв, иногда крестьянства». А делает это буржуазия в страхе перед пролетарской революцией, не могучи править «нормальным порядком».
«Отсрочка», данная, согласно Ильину, Муссолини и Гитлером европейской культуре, длилась недолго. Гитлер напал на СССР, и патриот России Ильин мучительно не раздумывал, на чьей стороне быть в этой войне. «У России может быть много неприятелей в мире, но враг у неё один. Это есть единственный враг, который хотел бы и мог бы завоевать её, расчленить и поработить, – пишет он в сентябре 1941 года. – Тягостно и опасно, что борьбу с этим врагом Россия должна вести, находясь в состоянии коммунистического тифа, не преодолев его и не оправившись от него. Однако сильный реактив войны может и должен помочь в этом преодолении».
Философ, оторванный от Родины, знакомый лишь понаслышке (и по вражеской прессе) с социалистическим строительством, не понимал, что именно «коммунистический тиф» поможет СССР одолеть Гитлера. Благодаря тому, что советская экономика была почти полностью государственной, сталинское правительство мгновенно подчинило её потребностям обороны. Да и нельзя скидывать со счетов такое явление, как советский патриотизм и веру большой части советского народа в коммунизм. Стихотворение Александра Межирова «Коммунисты, вперёд!» не высосано из пальца. Это подтверждает множество фактов.
Но Ильин не понимал, да в своём ослеплении ненавистью к большевикам и не мог понять, роль коммунизма в борьбе с нацизмом. Тем не менее, когда мировые события поставили Ильина перед выбором, Родина с коммунизмом или антикоммунизм с врагом, он ничтоже сумняшеся выбрал Родину. И этот выбор дорогого стоит. В роковой для Родины час Ильин не встал на сторону её врага. А это значит, что любовь к России пересилила в его сердце ненависть к коммунистам.
Ильин отверг принцип «Хоть с чёртом против большевиков», выдвинутый Андреем Шкуро и другими бывшими белыми офицерами, которые воевали против Красной Армии под гитлеровским началом. Ильин в отличие от самбиста и журналиста Ивана Солоневича, всё ещё почитаемого русскими монархистами, не предлагал свои услуги нацистской пропагандистской машине и не призывал к еврейским погромам на русских землях, оккупированных немцами (нацисты отвергли предложения Солоневича из опасения, что он – «подсадная утка»).
В сентябре 1945 года Иван Ильин пишет: «Я никогда не мог понять, как русские люди могли сочувствовать национал-социалистам (с его стороны было бы честнее признать, что одним из таких русских людей на определённом этапе был он сам – Д.Ж.)… Они – враги России, презиравшие русских людей последним презрением; они разыгрывали коммунизм, как свою пропагандную карту. Коммунизм в России был для них только предлог, чтобы оправдать перед другими народами и перед историей свою жажду завоевания. Германский империализм прикрывался антикоммунизмом».
Словом, называть Ивана Ильина фашистом, значит, либо не разбираться в фашизме, либо просто врать. Кстати, и сам Ильин, что странно для философа его уровня, так и не понял сути фашизма, продолжая упрекать его за то, без чего он перестаёт быть фашизмом: за тоталитарность, культ вождя, антихристианство и однопартийный политический режим.
После Второй мировой войны Ильин с надеждой смотрел на режимы Франко в Испании и Салазара в Португалии, призывая русских патриотов копировать их авторитарные методы в будущем. Но если режим Антониу ди Салазара и на самом деле был скорее правой диктатурой, нежели чем-то большим, то Франсиско Франко в Испании вынужден был многое заимствовать из фашистского тоталитарного арсенала, например, он создал культ «вечно присутствующего» Хосе-Антонио Примо де Риверы – лидера национал-синдикалистов, расстрелянного республиканцами.
Так или иначе, те, кто нападает на Ильина, называя его фашистом, неправы. Ильин никогда не предавал Родину, а это главное. Однако и сторонники Ильина перегибают, называя оппонентов троцкистами и наймитами Запада. Вообще тема троцкизма часто гиперболизируется патриотическими публицистами. Находить троцкистов в Республиканской партии США – значит, расписываться в полном незнании троцкистского движения, которое после убийства его лидера Рамоном Меркадером в августе 1940 года не представляет собой какой-либо серьёзной силы (да и до этого оно было маргинальным). Движение это расколото на множество сект. Некоторые из них крикливы, но не более. Так, одной из самых успешных троцкистских организаций считается французская «Рабочая борьба» (Lutte Ouvriere). Что расценивается ею как самая большая её победа? 5,3 процента, полученные представительницей «Рабочей борьбы» Арлетт Лагийе на выборах президента республики в 1995 году. Честное слово, нелепо представлять троцкистов чем-то вроде масонов, которые пролезают во все структуры, преследуя цель – во что бы то ни стало вредить России. Создаётся такое впечатление, что некоторые наши патриоты сами рисуют страшный образ врага, чтобы потом не только пугать им других, но и себя самих.
Вообще в российской правой консервативной среде сейчас в моде, хрустя французской булкой, поругивать «большевичков» и «левачков». Однако нельзя не заметить, что тот, кто начинает с обличений коммунизма, сталинизма и всего советского, часто заканчивает демшизой и русофобией. Исключения есть, но их немного: Игорь Шафаревич и, может быть, Егор Холмогоров, который, правда, проделал обратный путь – из уличного либерала в патриоты. Холмогоров – великолепный популяризатор русской истории и русского консерватизма, но по части «большевичков» его, что называется, откровенно «бомбит». Он даже телеведущего Владимира Соловьёва как-то зачислил в «большевички».
Что касается меня, то я с тоской вспоминаю о патриотическом единстве начала-середины 90-х. Это единство пугало Ельцина и его компанию, иначе бы они и их приспешники не клеймили оппонентов «коммуно-фашистами» и «красно-коричневыми». Тогда патриоты сплотились, чтобы остановить процесс разрушения страны, причём не только как государственного образования, но и вообще – как общности, ибо либеральные рыночные реформы уничтожали население страны гигантскими темпами.
Сейчас России отвечает на экзистенциальный западный вызов. Но за два с половиной года, что идёт СВО, мы не добились полноценной мобилизации нашего общества (это отдельная тема). А этой мобилизации нельзя достичь без патриотического сплочения. Как верно заметил Александр Дугин, для нашей Победы нужна «железная связка патриотов». Но нет её. А есть споры по поводу Ильина. И правые консерваторы наши, громя (словесно) «большевичков» и «левачков», по сути, ведут себя, как распоясавшиеся в начале 90-х русские диссиденты и либералы. Те тоже призывали раздавить «красно-коричневых оборотней». Так патриотическая консолидация не произойдёт. Ибо она может быть только «право-левой», «красно-белой» (дело не в спортивном обществе «Спартак»), «прогрессивно-консервативной», «традиционно-футуристической», с Ильиным и Ильичом. У России богатая и сложная история. Вот и патриотическая консолидация в России простой быть не может.
А что касается школы имени Ивана Ильина… Лучше бы ей присвоили другие имя и фамилию. Например, Николая Данилевского – умершего в 1885-м автора концепции России как отдельной цивилизации. Но что теперь ломать копья? Пусть будет школа имени Ивана Ильина. Проехали.
