Памяти Парижской коммуны посвящается
Продолжение. Начало – «Синяя блуза Франции»
Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
Маленькая непобедоносная война
Революция 1848 года закончилась тем, что в ночь на 2 декабря 1851 года Луи Бонапарт (племянник Наполеона) произвёл государственный переворот. В декабре 1852 года во Франции была восстановлена монархия, которая вошла в историю под названием Вторая Империя.
Во внешней политике Наполеон III добивался, в частности, присоединения к Франции левого берега Рейна. Эти планы встречали решительный отпор со стороны Пруссии. Правда, накануне австро-прусской войны канцлер Пруссии Отто фон Бисмарк обещал Луи Бонапарту территориальные компенсации в случае, если Франция сохранит нейтралитет в этой войне. Когда же после окончания австро-прусской войны Луи Бонапарт потребовал обещанных компенсаций, Бисмарк отклонил это требование.
Ухудшились к концу 60-х годов и франко-русские отношения. Основной причиной этого было упорное нежелание Наполеона III отказаться от условий Парижского мирного договора 1856 года, запретившего России (после поражения в Крымской войне) держать военный флот на Чёрном море и строить военные укрепления на его северном побережье. Недовольство царской России вызвало и вмешательство французского правительства в польский вопрос во время восстания 1863-1864 годов. Именно поэтому Карл Маркс и Фридрих Энгельс опасались, что Пруссия в борьбе с Францией прибегнет к помощи России, которая в то время была самой реакционной страной Европы.
«На заднем плане этой самоубийственной борьбы, — писал Маркс, — виднеется мрачная фигура России. Плохим признаком является то, что сигнал к нынешней войне (между Францией и Пруссией – Д.Ж.) дан как раз в тот момент, когда московитское правительство закончило постройку железных дорог и даже сосредоточивает войска в направлении к Пруту. Хотя немцы и могут с полным правом рассчитывать на симпатии в своей оборонительной войне против бонапартистского нападения, — они потеряют эти симпатии сейчас же, как только допустят, чтобы прусское правительство призвало на помощь казаков. Пусть они помнят, что Германия после своей освободительной войны против Наполеона I целые десятилетия лежала распростёртой у ног царя». Маркс напоминает здесь времена существования союза государей — «Священного союза», созданного для борьбы с революциями. Основной военной силой этого союза была Россия, за что она и удостоилась звания «жандарма Европы».
Луи-Бонапарт, человек авантюрного склада, решил отомстить пруссакам за отказ от обещания о территориальной компенсации за нейтралитет. 15 июля 1870 Наполеон III попросил Законодательный корпус ассигновать средства на проведение мобилизации «ввиду оскорбления Франции Пруссией». Через 4 дня Франция объявила войну Пруссии.
Известие о войне вызвало во Франции взрыв шовинизма. Тех, кто был против войны, толпа жестоко избивала. «На одном из перекрёстков со мной чуть было не расправилась воинственно настроенная ватага, когда я вздумал высказать ей весь свой ужас перед этой войной, — вспоминал французский социалист Жюль Валлес, редактор газеты «Крик народа» (или «Народный вопль» — “Le Cri du Peuple”). — Они обозвали меня пруссаком и, вероятно, разорвали бы на части, не назови я себя». «Мы взяли полосы материи и, написав на них обмакнутой в чернила щепкой: “Да здравствует мир!” — ходили с ними по всему Парижу. Прохожие набрасывались на нас». Валлес с удивлением отмечал, что «часто самыми ярыми шовинистами в наших спорах оказываются наиболее передовые, старики 48 года, бывшие бойцы».
Шовинизм толпы вверг бедного Валлеса в деморализацию. «Порой меня охватывает постыдное раскаяние, и я испытываю постыдные угрызения совести, — писал он. — Да, сердце моё переполняется сожалением, — сожалением о принесённой в жертву юности, о жизни, обречённой на голодание, о моей попранной гордости, о моей будущности, загубленной ради толпы. Я думал, что эта толпа наделена душой, и мечтал посвятить ей когда-нибудь свои мучительно накопленные силы.
И вот теперь эта толпа следует по пятам за солдатами. Она идёт в ногу с полками, приветствует радостными кликами офицеров, на чьих погонах ещё не высохла декабрьская кровь, и кричит: “Смерть!” — нам, желающим заткнуть корпией раструбы сигнальных рожков.
Это самое глубокое разочарование в моей жизни!
Среди всех унижений и неудач я хранил надежду на то, что настанет день — и народ отомстит за меня… И вот этот самый народ только что избил меня, как собаку. Я весь истерзан, и в сердце моём бесконечная усталость».
Лицо Валлеса толпа разбила в кровь, его нос был похож на томат. Когда он попытался умыться в парковом пруду, мамаши, гуляющие с детьми, закричали на него: «Какое право вы имеете пугать лебедей и наших крошек?»
Но, забегая вперёд, отметим, что пройдёт каких-то семь месяцев, и те же самые парижане в дни Парижской коммуны в знак борьбы с шовинизмом низвергнут колонну на Вандомской площади, установленную Наполеоном в честь своих побед. Как говорил Ленин, в дни революции обыватели пробуждаются от вековой спячки, вылезают из своих медвежьих углов и в одночасье становятся гражданами. Валлес сумел пережить деморализацию, и не пожалел об этом, потому что стал участником великой революции — восстания Парижской коммуны.
Война Франции с Пруссией началась 19 июля 1870 года. 1 сентября 1870 года Франция потерпела полное поражение под Седаном, на следующий день армия во главе с Луи Бонапартом сдалась в плен. Поражение армии стало поводом для революции 4 сентября. Империя Наполеона III рухнула.
4 сентября народ ворвался в Законодательное собрание и потребовал низложения Наполеона III и его династии. Социалисты не смогли возглавить движение, в частности потому, что их один из их лидеров, Огюст Бланки, сидел в тюрьме после провала попытки восстания 14 августа 1870 года, когда группа вооружённых бланкистов напал на казарму, расположенную в квартале Ла-Виллет, чтобы раздобыть оружие для восстания.
В итоге 4 сентября группой депутатов было сформировано «Правительство национальной обороны», которое вначале возглавил генерал Трюшо, а потом историк Адольф Тьер. Оно взяло курс на «мир во что бы то ни стало», чтобы не допустить дальнейшего вооружения рабочих, пополнявших ряды национальной гвардии (народного ополчения). В жилищно-продовольственной политике правительство игнорировало требования народа, страдавшего от голода, холода и эпидемий в осаждённом с 19 сентября немецкими войсками Париже. Маркс назвал это правительство «правительством национальной измены».
Маркс в брошюре «Гражданская война во Франции» дал очень хлёсткие характеристики врагам рабочего Парижа. Так, Тьера он назвал «карликом-чудовищем», который «в течение почти полустолетия очаровывал французскую буржуазию, потому что он представляет собой самое совершенное идейное выражение её собственной классовой испорченности». «Тьер принял участие во всех позорных делах Второй империи, от занятия Рима французскими войсками до войны с Пруссией». «Этот карлик, — пишет Маркс, — любил размахивать мечом Наполеона I». Все силы мозга Тьера, по мнению Маркса, «ушли в язык». «Когда он был министром Луи-Филиппа, он издевался над железными дорогами». Палата депутатов обвинила Тьера в растрате казённых средств. Именно Тьер подавил в крови рабочее восстание в апреле 1834 года. И вот этот человек возглавил Францию в самые тяжёлые для страны дни.
Попытки свержения «правительства народной измены» 31 октября 1870 и 22 января 1871 года окончились неудачей. Бланки опять оказался в тюрьме (после восстания 31 октября). А 28 января измученный голодом Париж капитулировал. Но не только голод стал причиной капитуляции. «Правительство национальной обороны» не хотело дать решительный бой пруссакам, хотя в Париже было около 350 тысяч вооружённых бойцов, солдат и гвардейцев. Избранное 8 февраля Национальное собрание было реакционным, 2/3 его составляли монархисты. Желание восстановить монархию, лишить Париж столичного статуса, отмена отсрочек по уплате векселей и квартирных недоимок, подготовка чистки Национальной гвардии от революционных элементов, декрет о прекращении выплат национальным гвардейцам, репрессии против левых газет, смертные приговоры участникам восстания 31 октября — всё это делало революционный взрыв неизбежным.
Пушки на Монмартре
«Великие дни марта 1871 года были первыми днями, когда пролетариат не только произвёл революцию, но и стал во главе её. Это была первая революция пролетариата», — полагал русский революционер, идеолог народнического социализма, участник Парижской коммуны Пётр Лаврович Лавров.
Восстание началось 18 марта при попытке правительства отобрать пушки у Национальной гвардии. Стихийное восстание рабочих вынудило правительство и буржуазию и правительство бежать из Парижа в Версаль (17 км от Парижа). «18 марта 1871 года народ был спровоцирован Тьером, — отмечал видный член французской компартии Жак Дюкло, большой знаток истории Коммуны. — Тьер подписал мир, позорный мир с немцами, что привело к оставлению Францией Эльзаса и части Лотарингии. Он согласился на уплату контрибуции в 5 миллиардов франков, причём было уточнено, что до уплаты этой контрибуции часть Франции будет оккупирована прусскими войсками. Всё это вызвало у населения Парижа глубокое недовольство, тем более что во время осады города парижане имели случай убедиться в таком факте: пресловутое “правительство национальной обороны”, совершенно справедливо прозванное Карлом Марксом “правительством национальной измены”, как бы заранее признало себя побеждённым. В Париже были войска. В Париже были национальные гвардейцы, в Париже было 350 тысяч вооружённых людей. Но правительство Трюшо явно не хотело организовать борьбу против пруссаков, и организовать её так, чтобы можно было одержать победу: ведь это означало бы признание того, что победа была возможна только при поддержке парижан. Ведь для правительства Трюшо народ Парижа был опаснее пруссаков. Следовательно, налицо была явная измена.
Тьер, добившись того, что Национальное собрание в Бордо проголосовало за мир с пруссаками, одновременно предпринял унизительные для парижан шаги. Так, он закрыл шесть республиканских газет. Было решено, что Национальное собрание будет заседать в Версале, а не в Париже. Затем был принят ряд мер, например, закон об отмене рассрочки платежей. Напомню, что тогда было немало торговцев и ремесленников, которые во время войны влезли в долги, и с них стали требовать немедленной уплаты этих долгов. Для такой категории мелкой буржуазии это означало немедленный крах и полное разорение. Кроме того, во время войны была введена отсрочка платежей за наём помещений, плату за них не требовали. Тьер восстановил оплату помещений, а это означало, что многие семьи парижан будут выброшены на улицу. Всё это создало ситуацию, чреватую взрывом возмущения народных масс».
В довершение всего, в начале марта пруссаки заняли Париж. Войска неприятеля промаршировали по площади Согласия и взяли под контроль западные кварталы французской столицы. Парижане сняли пушки, установленные в них, и перевезли орудия на холм Монмартр, не желая, чтобы они попали в руки пруссаков. 18 марта Тьер хотел отобрать эти пушки, те самые пушки, которые парижане на себе перевезли на Монмартр. По слухам, он хотел передать их пруссакам.
«Нервы парижан были напряжены до предела. Когда в ночь с 17 на 18 марта солдаты Адольфа Тьера вошли в Париж, город проснулся, — рассказывает Дюкло. — Как только парижане, жители Монмартра, увидели, что солдаты захватывают пушки, толпа окружила солдат. Началось братание, и всё кончилось расстрелом двух генералов. Одним из них был Клеман Тома, показавший себя в 1848 году врагом рабочего класса, а другим был Леконт. (Леконт отдал приказ стрелять по безоружной толпе, но солдаты арестовали его и вскоре самого расстреляли – Д.Ж.)
Во второй половине дня Тьер, сидя в министерстве иностранных дел, увидел возвращавшиеся войска и понял, что проиграл. Тогда он отдал приказ об отступлении из Парижа. «Тьер был историком и в 1848 году, когда Луи Филипп покинул столицу, заметил, что было ошибкой сражаться в Париже. Предпочтительней покинуть Париж и атаковать его затем извне», — отмечает Дюкло.
Красный флаг над ратушей
Власть в Париже перешла в руки Центрального Комитета Национальной гвардии. ЦК состоял из делегатов от 215-ти батальонов пролетарских и мелкобуржуазных округов Парижа. В него входили многие видные социалисты. ЦК не стал останавливать Тьера, когда тот бежал в Версаль, и, как бы тяготясь своей диктатурой, поспешил организовать выборы в городской совет Парижа — Коммуну, чего массы добивались ещё во время осады. Над ратушей взвился красный флаг. «Скромное, несколько боязливое чувство грозной исторической ответственности и желание как можно скорей избавить от неё, — пишет Лавров, — проглядывают во всех прокламациях этого Центрального комитета, в руки которого попали судьбы Парижа». Следует напомнить, что первая Парижская Коммуна (как форма политической мобилизации населения города) возникла в годы Великой Французской революции. Именно под её давлением Конвент принимал законы в пользу бедноты. Её лидерами были Пьер Гаспар Шометт и Жак-Рене Эбер, обезглавленные потом Максимилианом Робеспьером. А по форме Парижская Коммуна вытекала из французской средневековой коммунальной традиции.
Выборы состоялись 26 марта. Формально это были всеобщие выборы, но фактически в них участвовали лишь сторонники Коммуны, рабочие, лавочники, ремесленники, мелкие буржуа, поскольку вся аристократия и крупная буржуазия к тому времени бежала из Парижа. Из 485 тысяч избирателей в выборах участвовали 229 тысяч. Всё-таки в Коммуну попали два десятка представителей буржуазии, но вскоре они подали в отставку. Для замещения вакансий 16 апреля прошли дополнительные выборы. В результате социальный состав Совета Парижской Коммуны оказался следующим: 31 рабочий, 28 интеллигентов (журналисты, врачи, педагоги и т. д.), 18 служащих, 2 офицера и 2 мелких торговца.
Политический состав Совета ПК был таким: 32 якобинца (революционных демократа), 16 последователей анархиста Пьера Жозефа Прудона (в том числе Жюль Валлес и Огюст Жан Мари Верморель), 12 последователей Огюста Бланки, семь революционных социалистов, которые пытались соединить идеи Прудона и Бакунина с марксизмом, четыре последователя Бакунина, 10 беспартийных демократов и социалистов. В составе Парижской коммуны оказалось 30 членов I Интернационала, среди них левые прудонисты Луи Эжен Варлен, Бенуа Малон, Лео Франкель.
В итоге Совет Коммуны разбился на две фракции, враждовавшие между собой: на якобинско-бланкисткое большинство, призывавшее к диктатуре и террору, и анархистско-демократическое меньшинство, не желавшее сходить с почвы формальной демократии и легальности. Борьба фракций привела к тому, что 22 члена меньшинства 16 мая заявили, что отказываются принимать участие в заседаниях Совета Коммуны и уходят работать в районы.
Несмотря на то, что в Совете Коммуны почти не было марксистов, Маркс и Энгельс назвали Коммуну «правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего». Они считали, что Коммуна «была открытой политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда». «Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата», — сказал Энгельс в предисловии к брошюре Маркса «Гражданская война во Франции». То, что Маркс и Энгельс назвали Коммуну диктатурой пролетариата, показывает, что они не были доктринёрами, догматиками, которые ждали «чистой», марксистской революции, они строили свои теоретические конструкции, исходя из опыта живого социального движения. Так, после Коммуны они внесли уточнение в «Коммунистический манифест», а именно, они пришли к выводу, что рабочий класс не может использовать в своих целях старый государственный аппарат.
Святой революции
Идеология Парижской Коммуны была довольно далека от марксизма. Чтобы убедиться в этом, достаточно вкратце ознакомиться с идеями её лидеров. Как было сказано выше, в Совет Коммуны входили 12 бланкистов, последователей Огюста Бланки (1805-1881). Кто такой Бланки? Это знаменитый французский революционер, социалист, вдохновитель и участник всех парижских восстаний и революций на протяжении 1830-1871 годов. Бланки прожил 76 лет (1805-1881), из них 37 лет он провёл в тюрьме. Народ его прозвал «святым революции», «вечным узником». Считается, что из всех видов немарксистского социализма бланкизм ближе всего подошёл к марксизму.
Бланкизм пытался применить в пролетарской борьбе опыт якобинской диктатуры. Бланки считал, что в революции ведущую роль играет государство. Бланкистская схема заключается приблизительно в следующем. Власть захватывает организация революционеров, централизованная и дисциплинированная, и устанавливает диктатуру: заменяет регулярную армию пролетарской национальной гвардией, лишает буржуазию всех гражданских свобод, уничтожает буржуазную прессу, отнимает имущество церквей и монастырей, отказывается от услуг старого высшего и среднего чиновничества, устраняет наиболее одиозных врагов народа, заменяет все виды обложения прямым прогрессивным налогом. Бланки не верил в демократию в условиях буржуазного строя, видя в ней ловушку для народных масс. Бланки верно утверждал, что при буржуазной демократии народ сам санкционирует своё рабство.
Бланки придавал большое значение роли идей и личности в истории. С большевизмом его сближает понимание роли организованного революционного меньшинства. (Любопытно, что такой далёкий от бланкизма человек, как анархист Кропоткин, тоже считал, что «люди действия во все времена во всех партиях составляют ничтожное меньшинство».) Правда, в отличие от большевиков, Бланки видел это меньшинство оторванным от масс. Если Ленин, проводя чёткое различие между организацией революционеров и рабочими организациями (профсоюзы и т. д.), тем не менее, подчёркивал необходимость живой связи революционеров с рабочими, то тактика бланкизма сводилась к созданию конспиративных заговорщицких организаций, с тщательным подбором участников и железной дисциплиной, которые должны захватить власть не путём народного восстания, а путём путча. Поэтому бланкисты недооценивали роль массовых организаций трудящихся, не стремились наладить с ними прочную связь. Бланкисты устраивали авантюрные попытки захвата власти, не учитывая настроения населения, его готовность к борьбе.
Так, в 1839 году, когда все полицейские силы были стянуты в пригород Парижа, где проходили скачки и массовые гуляния, бланкистское «Общество времён года» (название организации, где ячейки назывались по временам года) захватило в Париже несколько правительственных зданий. Рабочие не поддержали заговорщиков, потому что ничего не знали об их целях. Полиция без особого труда подавила этот путч, арестовала руководители «Времён года» Огюста Бланки и Армана Барбеса, их суд их наказал пожизненным заключением. В результате Бланки был оторван от живого рабочего движения до революции 1848 года, что, конечно, ослабило политические позиции рабочего класса в той революции. 15 мая 1848 года, после неудавшейся попытки трудящихся Парижа разогнать буржуазное Учредительное собрание, Бланки вновь попал в тюрьму.
Политический радикализм Бланки сочетался с весьма реформистской экономической программой. Бланкисты считали, что необходимо создать комитеты для регулирования отдельных отраслей производства, допуская, однако, и принудительное воздействие на промышленников с тем, чтобы они вели производство полным ходом и во время установления нового порядка, то есть не устраивали локауты (не закрывали заводы, выкидывая рабочих на улицу).
Во время Парижской Коммуны Бланки был уже пожилым человеком. Любопытный портрет этого знаменитого революционера оставил Жюль Валлес. «Маленького роста старичок, утопающий в широком сюртуке со слишком высоким воротничком и чересчур длинными рукавами… Подвижная голова, лицо — точно серая маска. Большой ястребиный нос, как-то нелепо переломленный посредине; беззубый рот, где между дёсен шмыгает кончик розового, подвижного как у ребенка языка. Над всем этим — громадный лоб и глаза, сверкающие, как раскалённые уголья.
О Бланки ходили самые разные слухи. Говорили, что он носит черные перчатки, чтобы скрыть проказу, что у него глаза налиты желчью и кровью. «Неверно, — пишет Валлес. — У него чистые руки и ясный взгляд. Он похож на воспитателя детей, этот вдохновитель людского океана». «Трибуны со свирепой выправкой, — продолжает Валлес, — с львиной внешностью и бычьей шеей взывают к животному, варварскому геройству масс. Между тем как Бланки, холодной математик в деле восстаний и репрессий, словно держит в своих сухих пальцах смету страданий и прав народа.
Его речи не парят, как большие птицы, с шумом широких крыльев над толпами людей, которые часто вовсе не желают думать, а только хотят быть усыплёнными музыкой восстаний, звучащей порой без всякой пользы для дела. Его фразы, как воткнутые в землю шпаги, которые трепещут и звенят на своих стальных клинках. Это он сказал: “У кого меч, у того и хлеб!”
Спокойным голосом бросает он свои острые слова, и они проводят борозды в мозгу обитателей предместий, оставляют красные рубцы на теле буржуа.
И потому, что он мал и, по-видимому, слаб, потому, что он кажется еле живым, — и потому-то и зажигает он своим коротким дыханием народные массы, потому-то они и носят его на щите своих плеч. Революционное могущество в руках у простых и хрупких… народ любит их, как женщин. Есть что-то женственное в этом Бланки».
Во время самого восстания парижан 18 марта Бланки вновь находился в тюрьме, куда он попал после провала восстания 31 октября. В этот день 1870 года пролетарские батальоны Национальной гвардии заняли ратушу, объявили «правительство национальной обороны» низложенным и провозгласили Коммуну, в состав которой должны были войти Бланки и другие революционеры. Но восставшие не закрепили своей победы, в итоге 1 ноября верные старому, буржуазному правительству войска вытеснили революционеров из ратуши. Правительство пообещало провести выборы в Коммуну и не преследовать участников восстания. Но эти обещания не были выполнены.
Философ нищеты
Что касается Пьера Жозефа Прудона (1809-1865), то он был прямой противоположностью Бланки. Даже внешне. В молодости Прудон работал наборщиком в частной типографии, которая разорилась. В 1840-м Прудон опубликовал сочинение «Что такое собственность», в котором он остроумно доказал, что крупная частная собственность является кражей. «Что касается меня, — заявлял Прудон, — я поклялся и останусь верен своему разрушительному делу, буду искать истину на развалинах старого строя. Я ненавижу половинчатую работу… Надо развенчать таинства святая святых несправедливости, разбить скрижали старого завета и бросить все предметы старого культа на съедение свиньям». Прудон не только призывал к разрушению буржуазного общества, но очерчивал контуры строя будущего, который возникнет после уничтожения крупной капиталистической собственности. «Единственно возможной, справедливой и истинной формой общественного устройства, — утверждал он, — является свободная ассоциация, свобода, ограничивающаяся соблюдением равенства в средствах производства и эквивалентности в обмене».
Прудон считал, что в основе справедливого общественного устройства лежит мелкая частная собственность. В 1846-м он выпустил сочинение с претенциозным названием «Философия нищеты», где доказывал вред классовой борьбы, профсоюзов, стачек. Его планы к преодолению капитализма сводились к введению безденежного обмена товарами по их стоимости и предоставления мелкими хозяевами мелкого кредита друг другу.
В своё время, живя в Париже, Маркс оказал большое влияние на Прудона. «Во время долгих споров, часто продолжавшихся всю ночь напролёт, — вспоминал Маркс, — я заразил его, к большому вреду для него, гегельянством… Прудон по натуре был склонен к диалектике. Но так как он никогда не понимал подлинно научной диалектики, то он не пошёл дальше софистики».
В тайны диалектики посвящал Прудона и Михаил Бакунин. Он тоже спорил с французом ночи напролёт, а в споре Прудона и Маркса часто поддерживал последнего, указывая, что «Прудон, несмотря на все старания стать на почву реальную, остался идеалистом и метафизиком», в то время как Маркс «доказал несомненную истину, подтверждаемую всей прошлой и настоящей историей человеческого общества, народов и государств, что экономический факт всегда предшествовал и предшествует юридическому и политическому праву».
Прудона часто называют одним из идеологов, основоположником анархизма. Правда, не все анархисты с этим согласны. «Чтобы найти анархизм как оппозицию власти и государству и как начинающую складываться теорию, нужно дойти до Прудона, — писал французский анархист Жан Грав в книге «Умирающее общество и Анархия». — Но анархизм здесь не больше как теоретический враг государства: на практике, в своих планах общественной организации, Прудон оставляет под различными названиями все те части административной машины, которые составляют самую сущность правительства».
Как было уже сказано, в Совет Коммуны входило в общей сложности 23 прудониста. В целом, роль анархистов в Парижской Коммуне была весьма заметной. Так, героиней Коммуны была отважная анархистка Луиза Мишель.
Продолжение следует
