Алексей ЖАРОВ
40 лет назад в Португалии погиб священник. Он и сам не ждал, что доживёт до возраста Христа. В 32 года падре стал красным мучеником Революции гвоздик. Звали его Максимиано Барбоза ди Соуза, но прихожане, и не только они знали другое имя: Падре Макс. Так и зовут его по сей день. И так названа улица в городе Вила-Реал: Rua Padre Max, улица Отца Макса.
Тень над гвоздикой
Смертоносный удар настиг португальского священника не слева (что было бы характерно для Гражданской войны в России), а справа. Он смолоду был убеждённым социалистом и фанатом Красного мая 1968-го. Эти идеалы он и проповедовал при консервативной диктатуре Салазара-Каэтану. Но тогда он оставался жив. Только попадал в полицию и терпел запреты на выступления. Как нынешние российские несогласные.
25 апреля 1974 года Революция гвоздик принесла новые времена. Людям предоставили полный комплект: гражданам — свободу слова и дела, политзаключённым — освобождение, чернокожему населению колоний -независимость. «Духовные скрепы» салазаризма отменили за ненадобностью. «Перестройка и новое мышление» по-португальски были поначалу куда радикальнее горбачёвских. Но и там консенсуса не получилось.
Уже в сентябре 1974-го ушёл в отставку генерал Антониу ди Спинола, первый президент революции. Его преемник Франсишку да Кошта Гомиш был склонен вестись за премьером. А правительство возглавил околокоммунист Вашку душ Сантуш Гонсалвиш.
И процесс пошёл. 25 апреля 1975-го состоялись выборы в Учредительное собрание. В лидеры выбились социалисты с 38% голосов. Второе место (26%) застолбили праволибералы из Народно-демократической партии (НДП). Тройку лидеров замкнули коммунисты (12%). Правоконсервативный Социально-демократический центр (СДЦ) отхватил 8%.
Несмотря на умеренно-социалистические предпочтения избирателей, правящая группа, ориентировалась на СССР. Брежневское руководство вполне серьёзно присматривалось к западной оконечности Европы. Советская пресса взахлёб расхваливала «социалистические достижения португальской революции». Открывалась заманчивая перспектива: соцблок зажал бы Европу и с востока, и с запада. Латифундии превращались в огосударствленные колхозы. Промышленность переходила в руки государства. Банки тоже. В администрациях рассаживались коммунисты. Кредиты выдавались по предъявлению партбилета, зато беспроцентно, а можно и без отдачи. Профсоюзы собрали в единый Интерсиндикал под коммунистическим контролем. Пропаганда сделалась тотальнее салазаровской. Росли оклады чиновников.
За спиной марксистского премьера Вашку Гонсалвиша и руководителя оперативного командования, чегеваристра Отелу Сарайва ди Карвалью угадывалась фигура Алвару Куньяла — генсека Португальской компартии, умелого, жёсткого и хваткого политика, проведшего в Салазаре 11 лет в тюрьме, из них восемь — в одиночной камере в крепости Пенише, где он перевёл на португальский язык «Короля Лира».
Планы на будущее не скрывались: в новую Конституцию был записан «переход к социализму» как перспективная цель. А что такое «социализм» в понятиях 1970-х годов, объяснять никому не требовалось. Но Максимиано Барбоза ди Соуза понимал социализм иначе. Расскажем о нём.
Падре и Мария
Итак, Падре Макс. В год революции ему исполнился 31 год. Христианин, католический священник, настоятель прихода в Вила-Реале. До революции преподавал в католических заведениях Лиссабона и Сетубала. Левый социалист, ярый антисалазарист. Сторонник прямой демократии. Противник всякого насилия. Активист Народно-демократического союза (НДС) — ультралевой организации, позиционировавшейся как маоистская.
Падре Макс — идейно и политически личность довольно противоречивая. Но духовно — очень цельная. Человек он был добрый, весёлый, коммуникабельный и альтруистичный. Христианскую веру понимал как служение, сан священника — как обязанность быть там, где труднее всего. Поэтому леворадикальные идеи «теологии освобождения» он специально проповедовал не в Лиссабоне, а на севере Португалии. В опасных для него краях консервативного крестьянства и «ватного салазаризма».
Прихожане, особенно рабочие, любили своего падре. Но не все. Немало было таких, кто требовал лишить его сана. А то и просто швырял в него бутылками. Не только за политическую левизну, которая здесь не котировалась. Внешний вид Макса был далёк от образа благообразного священника. В сутане его видели редко, всё больше в джинсах. Но это бы ещё ладно. Шок и озлобление вызывала демонстративно раскованный образ жизни в быту и повседневности. Особенно — агитация за свободную любовь. Очень важная для политической генерации 1968-го.
Подругой Максимиано Барбозы ди Соузы была студентка Мария ди Лурдеш Перрейра. В 1974-м ей исполнилось 17 лет. Разумеется, тоже маоистка. Насчёт свободной любви Максимиано и Марии до сих пор никто толком не разобрался. Участники Красного мая эту тему любили, спору нет. Падре Макс любил Красный май. Отсюда делается нехитрый вывод: Падре Макс любил «свободную любовь». И свободно любил Марию. Несмотря на целибат. Однако, положа руку на сердце, мы не знаем, что с этим было в действительности. Может, невзначай процитировал на проповеди: «…да любите друг друга…» (Ин. 13:34). Вышел с Марией рука об руку. А остальные уже додумали — в меру своей испорченности. В глазах консервативных католиков любая вольность — вроде панибратского общения с паствой, характерного для Падре Макса — служила подтверждением аморальности. Но отношения Макса с Марией почти наверняка были основаны на платоническом чувстве. И это никак не противоречит канону. В историю они вошли вместе. И умерли в один день. Точнее, трагически погибли.
Крест победит
Рядом с именем Максимиано Барбозы ди Соузы неотрывно вписано ещё одно. Эдуарду Мелу Пейшоту. Тоже католик, тоже священник. Жил и проповедовал в тех же краях. Соузу называли просто Падре Макс. Пейшоту — просто Каноник Мелу. Это о чём-то говорит, когда массы знают священника по одному лишь имени с саном. Через полгода после Апреля канонику исполнилось 47 лет. Доктор канонического права. Генеральный викарий архиепархии Браги. Настоятель кафедрального собора. Побывал военным капелланом в Португальской Индии (не забываем, что его страна в начале 1970-х раскинулась по трём континентам). Не чужд писательскому ремеслу. Автор работ по католической философии. При Салазаре одно время был и муниципальным депутатом. Среди прихожан в большом авторитете.
Революцию гвоздик Каноник Мелу осудил. Но не столько из любви к салазаризму, сколько из ненависти к коммунизму. Проповеди Мелу Пейшоту поднимали тысячи прихожан на антикоммунистическую борьбу. Его можно считать соавтором речи архиепископа Браги Франсишку Мария да Сильвы, в которой были такие слова: «Мы хотим уважения к общественной морали, нравственным ценностям, фундаментальным правам человека. Для христиан выше всего в жизни стоят Бог, Церковь и Родина».
Время с 13 июля по 10 августа 1975 года — легендарное «Жаркое лето» Португалии. Крестьяне слушают Каноника Мелу и громят штаб-квартиры компартии. «Белый крест победит красное угнетение, — сказано в антикоммунистической листовке. — Вся Португалия поднимается против коммунизма, иностранной узурпации и атеистического гнёта. Когда услышите звон колоколов вашего прихода, выходите на улицы с любым доступным вам оружием: ружьями, пистолетами, кирками, тяпками и косами».
Мужиков с ружьями и тяпками вели разные люди. Легальная оппозиция — социалисты, НДП, СДЦ — отошла на второй план. За некоторыми, правда, исключениями. Например, видную роль в этих делах играл Рамиро Морейра, начальник службы безопасности НДП. Личный друг Каноника Мелу. Капитан-моряк Алпоин Калван командовал боевиками Демократического движения за освобождение Португалии (МДЛП). Экс-агент ПИДЕ (политическая полиция при Салазаре — прим. SN) Барбьери Кардозу рулил террористами Португальской армии освобождения (ЭЛП). Журналист-военкор с повадками бандюгана-оперативника Вальдемар Парадела ди Абреу собрал массовое антикоммунистическое движение «Мария да Фонте», почти партизанскую армию (недаром капитан Калван называл этого журналиста «полезным пиратом»).
Но над всей этой системой стоял Эдуарду Мелу Пейшоту. Хуже всего коммунистам и их сателлитам пришлось на севере страны. Где доминировали единоличные крестьянские хозяйства. Частная собственность, независимость от государства, католическая вера — три основы жизни местных фермеров. Не только коммунистическая идеология, но и всякая левая идея в этих условиях оказалась совершенно не в кассу. Разносились в клочья офисы не только ПКП, но и НДС. Считается, что Каноник Мелу сам организовал несколько терактов. Хотя доказательств этого нет. Кто-то что-то слышал, кто-то где-то видел… Но в любом случае, его — и далеко не только его! — деятельность привела к ноябрю 1975-го. Когда коммунисты и военные леваки были нейтрализованы.
С ноября ситуация вроде как устаканилась, но озлобление против коммунистов никуда не делось. Даже против священников-коммунистов. Одним из которых был тот, кого убили сорок лет назад.
Смерть без ответа
В тот день Падре Макс приехал в рабочий посёлок Кумиейра. Выступил перед пролетариями, рассказал об целях и задачах НДС. Изложил свою феноменальную программу «демократического маоизма». Приближались парламентские выборы, и Соуза собирался баллотироваться. Более чем вероятно, что в своём приходе он победил бы. Но судьба — руками террористов — распорядилась иначе.
Когда Макс и Мария сели в автомобиль и собрались возвращаться в Вила-Реал, сработало взрывное устройство, спрятанное в винной бутылке. Спутница погибла на месте. Падре — через несколько часов. Последние его слова сложились в историческую фразу: «Подложили бомбу в машину, но ничего. Это португальская демократия».
Рано утром 3 апреля Падре Макс отошёл в мир иной. Кто конкретно убил, до сих пор не ясно. Во всяком случае, формально не установлено. Поначалу полиция вообще рассматривала версию убийства из ревности — дескать, кто-то претендовал на руку и сердце Марии, вот и… Это вскоре пришлось оставить. Взоры закономерно обратились на местных ультраправых. Постепенно подозрение сконцентрировалось на круге Рамиро Морейры. Который, кстати, и не стеснялся заранее предупреждать Соузу о том, что его ожидает. А где Морейра, там и Каноник Мелу.
Только через тринадцать лет состоялся судебный процесс. На скамье подсудимых сидели четверо боевиков МДЛП. Типы, надо сказать, ещё те. Таким бы действительно лучше косами и кирками орудовать. Даже перчатку из машины вытащить забыли, так и оставили при взрывчатой бутылке. Однако улик не хватило. Прошло ещё десять лет, и в 1999-м четвёрку окончательно оправдали. Что до Каноника Мелу, суд ограничился констатацией его моральной ответственности. Но и это пришлось дезавуировать в 1992-м.
Морейру не удалось привлечь вообще. Страна ведь сильно изменилось. Каноник победил. «Революционный сон “красной Португалии” рассеялся 25 ноября 1975 года, пишут современные единомышленники Максимиано Барбозы ди Соузы. Военные, даже левые из них, объединились с убеждёнными поклонниками Салазара, католическими ультраконсерваторами, бывшими агентами ПИДЕ, террористами МДЛП. Вышли на свет наглые фашистские лирики в белых костюмах и солнцезащитных очках. Торговля людьми и оружием, мутные дела с Африкой… Те, кого многие наши “демократы” считают архитекторами “экономического чуда”. А Падре Макса не стало».
Макс не Мао
Одна церковь, два типажа. И оба — очень характерны. На севере Португалии Падре Макс выглядел «белой вороной». Но в мировом масштабе подобным сочетанием — священнослужитель-марксист — вряд ли можно сильно удивить. В Латинской Америке именно католики со своей «теологией освобождения» стояли в первых рядах левых повстанческих движений. В Гватемале доходило до того, что сама принадлежность к католической церкви делалось «чёрной меткой» ультраправых. Несладко бывало католикам и в стресснеровском Парагвае…
Однако и Каноник Мелу не выбивался из тренда. Он вполне органично вписывался в карикатурный образ католика-реакционера, который любили рисовать в Советском Союзе. Подстрекатель, мракобес, вдохновитель террористических банд… Недаром его по сей день рисуют с бомбой на голове. Подобными эпитетами украшались и Папы, и епископы. Особенно — в Восточной Европе времён «соцлагеря». И конечно, в Испании и Португалии.
Мог ли Каноник Мелу быть причастен к убийству Падре Макса? Глупо отрицать такую возможность. Война есть война. Палящее солнце «Жаркого лета» ещё не остыло весной 1976-го. Коммунистов только-только выгнали из правительства. А тут, понимаешь, маоисты лезут в парламент… Священники, миряне — какая разница? Маоисты, брежневцы — тем более не существенно. Не всех тянуло разбираться в сортах коммунизма. Но трагично, что Падре Макс — христианский социалист и убеждённый демократ — принял удар, адресованный сталинистам. Священники убивают священников — ситуация не новая. Бывало, что и римские папы убивали римских пап (например, Лев V, по некоторым данным, задушен в тюрьме по приказу Сергия III). Церковь — это сообщество верующих, а не паноптикум праведников.
Да, без праведников никуда. Но реальные проблемы часто решаются людьми, далёкими от праведности. Тем более, когда вопрос стоит о самом существовании церкви. Остаётся лишь догадываться, как сложилась бы дальнейшая судьба Падре Макса. Горький символ: в день похорон, 5 апреля 1976 года, китайские рабочие вышли на площадь Тяньаньмэнь: «Долой Мао Цзэдуна!» (не путать с тяньаньмэньскими событиями 1989-го). Что бы сказал падре-маоист о том, как подавляют народное недовольство в Китае? Ведь сторонником тоталитарной диктатуры он ни в коем случае не был. Наоборот, был приверженцем безбрежной свободы всех и во всём. А как бы принял падре современную казённую религиозность КНР, где католикам, например, запрещено подчиняться Папе, что вообще-то является нонсенсом.
Зато известно, как сложилась судьба Каноника Мелу. После завершения «смутного времени» он не задержался в политике. Всецело ушёл в дела церковные, реставрировал собор Браги. Заслужил похвалу Иоанна Павла II. Скончался 19 апреля 2008 года в священном для католиков городке Фатима.
Двое великих
Похороны убитого Падре Макса собрали 20 тысяч человек. Но его могила сегодня выглядит скромно. И за смерть хорошего человека так и не ответил никто. Но 25 апреля 2014 года, в 40-ю годовщину Революции гвоздик, в Вила-Реале появилась, наконец, улица Падре Макса. «Это — благодарность людей, и это — память о трудных временах, оставивших неизгладимый след в нашей жизни. Поколение, родившееся и выросшее в условиях свободы, должно знать, как она добывалась», — сказал мэр Вила-Реала Руи Сантуш.
Кстати, невдалеке от улицы Падре Макса расположена улица Жайме Невиша — командира спецназа, который 25 апреля 1975-го свергал режим Каэтану, а 25 ноября 1975-го громил партию Куньяла…
Кончину Каноника Мелу парламент Португалии отметил минутой молчания. В Браге возведена статуя каноника, вызвавшая бешенство левых. Её даже обливали краской. Зато мэр-социалист Мешкида Машаду назвал Мелу «великим человеком, великим священником и гордостью Браги». И спорить здесь не приходится: он был великим человеком, за ним большие заслуги перед родиной. Каноник Мелу стал одним из тех, кто сломал планы тоталитарного захвата Португалии. Остановил советизацию страны. Другой вопрос: ради чего? Ради возврата во времена Салазара? Ан нет, не всё так просто.
«Мы хотим уважения к… фундаментальным правам человека». Это из речи иерарха да Силвы, которую архиепископ писал вместе с каноником. Да и, откровенно-то говоря, Каноник, подобно Падре, был бесконечно далёк от обывательского идеала салазаризма. Молись, постись, слушайся начальство — это всё было явно не по ним. Что-то парадоксально сближало двух священников, непримиримых врагов. Наверное, человеческая энергия, социальная активность, стремление делать по-своему.
Деятельность Каноника Мелу привела Португалию к демократии. Какими путями — вопрос иной. В любом случае, это было великим делом, безусловно, достойным памятника. Но и Падре Макс, антипод Мелу Пейшоту, тоже был великим человеком. Трагическая усмешка истории: они оба вложились в будущее своей страны; оба рисковали свободой и жизнью ради свободной Португалии. Оба стали символами революционной эпохи. Не суть важно, что один был маоистом, другой — консерватором.
Результат налицо: демократия защитила себя, и современная Португалия воздаёт им должное. История примирила их. Церковь — и подавно. Оба были добрыми католиками. Оба подчинялись Богу как по зову сердца, так и по долгу службы. Стало быть, обоих надо вспомнить добрым словом. Даже если нам не нравятся их политические взгляды. Убивать людей преступно. Убивать хороших людей — преступно вдвойне. Максимиано ди Соуза был хорошим человеком, и мы не имеем морального права не осуждать убийц за это преступление. Мы не знаем, кто это сделал. Догадываемся. Но не знаем. Сколь благородны ни были их цели, они оборвали жизнь, и за это с них спросится. Как спросится и с него самого — за что-то иное. Будьте готовы к ответу — вот главная мораль этой истории. Как готовы были Падре и Каноник.
