Дмитрий ЖВАНИЯ
Если судить по современной прессе, Петербург – это город, где много музеев, артистов, концертных площадок, шлюх, бомжей, а также менеджеров, которые, как известно, работают в офисе. А ведь ещё не так давно Петербург (Ленинград) был крупнейшим индустриальным центром. Я ещё помню те времена, когда наши заводские проходные вбирали в себя по утрам мощные людские потоки. А сейчас? Жалкие ручейки… И всё же рабочие есть. Их стало намного меньше, но они не исчезли. Чтобы убедиться в этом, достаточно утром, часов так в семь, когда закрываются ночные клубы и дискотеки, проехать в метро и увидеть, как пролетарии и инженеры с сосредоточенными лицами едут на заводы. Что собой представляет индустриальный Петербург сегодня? Современный питерский рабочий, кто он?
Мачо с ЛМЗ
Я не видел их лиц: они были в масках и защитных очках. Зато я видел, как под грубой брезентовой робой напрягаются их мускулы. Парни, похожие на рабочих с плакатов, держали в руках какие-то массивные инструменты, вроде дрелей, только крутились не сверла, а металлические диски. Рабочие полировали этими инструментами швы лопастей турбины, извлекая истошные звуки, как будто работала сотня бормашин, если не тысяча, и высекая снопы искр. Это — рубщики. Здоровые парни, гордость Ленинградского металлического завода.
Я следил за их действиями, как заворожённый. Что-то первобытно-мистическое было в зрелище: мускулистые мужчины в масках высекают огонь с помощью дисков… И я понял: вот она — настоящая мужская работа. Это журналистам, чтобы доказывать свою мужественность, надо ехать в горячие точки, где стреляют, взрывают, убивают, разоблачать криминал, коррупцию во властных структурах. Но в принципе то же самое легко делают и наши коллеги — женщины.
А вот рубщикам ничего не надо доказывать. Достаточно сказать: «Я — рубщик!» И всем всё понятно. У женщины нет той мускульной силы, чтобы быть рубщицей, чтобы целый день работать с массивным инструментом, вроде дрели, где вместо сверла крутится металлический диск… Такой мускульной силой обладают лишь очень здоровые мужчины. Настоящие рабочие. На ЛМЗ до сих пор вспоминают, как рубщики разобрались с одним нерадивым управленцем, который сокращал рабочие места, останавливал производство. Они, рубщики, просто вошли в кабинет управленца и вынесли его вместе с креслом за пределы завода.
Самыми тяжёлым для ЛМЗ был конец 90-х. Многих рабочих уволили – сократили; тем, кто остался, не выплачивали деньги. После того, как ЛМЗ стал частью концерна «Силовые машины» (куда в Петербурге входят ещё «Электросила» и Завод турбинных лопаток) ситуация улучшилась. Начали приходить заказы как из дальнего зарубежья (Иран, Сербия, страны Латинской Америки, Индия, Китай, Вьетнам), так и ближнего. Оборудование, изготовленное «Силовыми машинами», установлено и успешно работает на четырёх континентах в 57-ми странах мира, сообщает сайт корпорации. Выполняются заказы и для отечественных нужд.
Так, в цехе, где работали рубщики, изготовили третье рабочее колесо гидротурбины для Бурейской ГЭС (что на Дальнем Востоке). Это 85-тонная махина диаметром 6,25 метра. Третье рабочее колесо считается уникальным инженерным творением: оно было сконструировано таким образом, чтобы работать при низких напорах воды в период строительства станции, выдавая мощность в 190 МВт. А сейчас с помощью этого колеса извлекается мощность в 330 МВт. Когда, почти десять лет назад, в феврале 2003 года, колесо доставляли в Приамурье, путь от ЛМЗ (Выборгская сторона) до аэропорта «Пулково» занял пять часов. Говорят, это был самый тяжёлый участок транспортировки. Затем на самолете АН-24 «Руслан» колесо долетело до Приамурья, а оттуда уже на тягачах его дотащили до самой строящейся ГЭС. После аварии на Саяно-Шушенской ГЭС на заводе изготовляли оборудование для этой гидроэлектростанции.
Старый запас
В цехе я познакомился с двумя слесарями, ветеранами производства, Анатолием и Василием, который решили оставить свою фамилию в секрете. Оба мужика проработали на заводе больше 40 (!) лет. Точнее, вначале я познакомился с Василием, попросил его рассказать о себе, но тот отказался:
— Я не рассказчик. Чего меня спрашивать? Вон с Толяном лучше поговорите.
Подошел Анатолий – среднего роста, скуластый мужчина, тельняшка под чёрной робой. Но Василий не стал отходить, а принял деятельное участие в разговоре.
— Скажите, Анатолий, — спросил я для начала. – Верно, что в советское время ситуация на заводе была лучше?
— Конечно, при коммунистах было лучше! — Василий включился в разговор, держа в руках огромный молоток.
— Да чем лучше-то, Вася? Чем? – не стал соглашаться со сверстником Анатолий. И уже мне:
— Одни работали, другие – дурака валяли. Дисциплина хромала на обе ноги. Сейчас, если что, начальство знает, чем бить – рублём! Вот при коммунистах не было проблем с инвентарём, это верно. До сих пор работаем со старым запасом.
— Что значит, «если что»?
— Выпил на рабочем месте, прогулял рабочий день, нарушил правила техники безопасности.
Василий закивал головой, выражая согласие со словами своего товарища, и добавил:
— Нынче лодырей не держат. Раньше, прежде чем уволить, проводили воспитательные беседы, вызывали на профком. А теперь не хочешь работать – давай, до свидания!
— Я слышал, что сейчас с кадрами большая проблема. Не хватает квалифицированных рабочих.
— Вот именно – квалифицированных! – подхватил Василий. – Вот у нас с Толяном 6-й разряд, мы 40 лет на производстве, знаем его как свои пять пальцев, а получаем…
Василий махнул рукой…
— Если работать сверхурочно, то нормально набегает. Но мы с Толей сверхурочно не работаем, мы же уже пенсионеры. А молодёжь просит, чтобы ей сразу платили много. Ребята поработают здесь год и уходят – искать большие деньги. Кто будет работать, когда мы уйдём на пенсию? Бог его знает.
Кстати, в советские времена в цехе, где трудятся Анатолий и Василий, работали 1200 человек. Сейчас – всего 250.
— Я скажу так: производство держится на нас – на стариках! – вынес вердикт Анатолий.
— Профсоюз здесь есть?
— Есть! – бодро ответил Анатолий. Но потом как–то сник, помолчал немного и добавил:
— Не решает он ничего сейчас, профсоюз этот. Собрания почти не проводятся…
— В какие-нибудь профилактории рабочих отправляют от завода?
— База отдыха в Ленобласти у завода есть. Вот мы с Васей – профбольные. У нас развивается виброболезнь…
— Это когда пальцы белеют и немеют, — разъяснил Василий и показал свои огромные, трудовые ладони, покрытые копотью и смазкой.
— Так недавно мы с Васей бесплатно, за счёт завода, в санаторий на Чёрное море лечиться ездили, — закончил Анатолий.
(Видимо, Анатолий и Василий не очень внимательно следят за профсоюзной жизнью завода. На ЛМЗ действует довольно боевая профсоюзная ячейка, несмотря на то, что формально она входит ФНПР.)
Тут Василия и Анатолия позвали на помощь товарищи, надо было к стропам прикрепить листы железа. Мужчины попрощались со мной и присоединились к бригаде.
В цехе гидрогенераторов, на перекрытии, я заметил большой портрет Серго Орджоникидзе.
— Почитаете бывшего наркома тяжёлой промышленности? – спросил я проходившего мимо рабочего.
— Раньше цех назывался «имени Серго Орджоникидзе». Мы портрет снимать не стали.
Я обратил внимание, что в цехе стоят старые немецкие станки, вывезенные из Германии после войны в качестве репараций, итальянские станки 50-х годов. Но были и новые станки, причём тоже итальянские.
На «Электросиле», где в советские годы трудилось до 15 тысяч человек, а сейчас – около пяти тысяч, цех гидрогенераторостроения оборудован станками с компьютерным оснащением. Работа на них требует знания специальных компьютерных программ и технического английского языка. Старые станки постепенно заменяются на новые – итальянские металлообрабатывающие станки фирмы “Pietro Carnaghi”. Правда, о полном техническом перевооружении цеха говорить пока рано — в цехе ещё работают на карусели 1898 года и немецком станке 1912 года (тоже репарационные поставки). Вторая острая проблема – кадровая. Если раньше, в советские годы, в цехе работали 450 человек, сейчас – около 200. Но дело не столько в количестве, сколько в качестве специалистов. Нужны квалифицированные станочники, сборщики, обмотчики.
Кадры решают всё
В 90-е годы произошёл провал в подготовке кадров — система профтехобразования, которая раньше поставляла кадры, полностью развалилась. Лишь с 1999 года завод стал финансировать бывшее ПТУ № 2, а ныне Электротехнический профессиональный лицей. Сперва чисто символически. Так, первый «транш» составил всего 8 тысяч рублей, но уже в 2001-м на колледж завод потратил 2 миллиона, а в 2003-м – 2 миллиона 400 тысяч рублей. От практики ученичества на «Силовых машинах» давно отказались. Несмотря на отказ от учеников, кадровики «Электросилы» ездят по воинским частям, агитируя солдат по увольнении устраиваться на их завод, Тем, кто соглашается, дают подъёмные (небольшие, конечно, но для дембеля и это деньги), предоставляют жильё в маленьких гостиницах, где арендуют комнаты. Раньше одна только «Электросила» имела четыре общаги, а сейчас предприятию содержать общежития невыгодно. Однако молодёжь на заводе не задерживается. Правда, нельзя сказать, что на «Электросиле» работают лишь «кандидаты в пенсионеры». Основная масса — люди в возрасте от 35 до 50 лет. Что касается инженерного состава, то он набирается из профильных ВУЗов: Северо-Западного технического университета, Политеха, Института машиностроения.
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА
Читайте также другие тексты из серии «Они не работают в офисе»:
Дмитрий ЖВАНИЯ. Женщины в оранжевых жилетах
Дмитрий ЖВАНИЯ. Мужчины с крепкими нервами
Дмитрий ЖВАНИЯ. Ночь с «тихой смертью»
