Дмитрий ЖВАНИЯ
Есть люди компромиссные и принципиальные одновременно. И это позволяет им быть людьми дела. Олег Шеин из их числа. Он не только провозглашает левые идеи, но ещё и пытается эти идеи применить в нашей российской реальности. А это весьма непросто. И делает это Шеин с конца 80-х годов. Он трижды избирался депутатом Государственной думы. И российские трудящиеся от этого не проиграли. Сейчас Шеин вновь идёт на думские выборы и вновь по спискам «Справедливой России», будучи одним из лидеров этой партии, к которой многие левые имеют вполне обоснованные претензии. Мы поговорили с Олегом о предстоящей предвыборной кампании, а также о перспективах рабочего и социального движения в России в целом.
Дмитрий ЖВАНИЯ: Какие реальные перспективы в предстоящей предвыборной кампании у искренних левых, подчёркиваю это слово — искренних, левых активистов?
Олег ШЕИН: У Ленина было очень чёткое определение, что бойкот выборов в парламент имеет смысл, лишь если происходит массовый подъём против всей политической системы, и, соответственно, вопрос о власти решается на площадях.
Безотносительно диалога о методах, сегодня такого подъёма нет, и сторонники бойкота выборов просто сами отгораживаются от избирательных кампаний, в которых участвуют десятки миллионов наиболее политизированных граждан. В 1993 году имел смысл бойкот референдума по принятию ельцинской Конституции, и она была принята с ничтожным преодолением порога явки. А в чём смысл бойкота сегодня?
Конечно, не стоит преувеличивать значение парламентской работы, так как без активной борьбы масс она не меняет соотношения сил. Но парламентская работа — тоже инструмент, как и агитация, митинг, забастовка.
Как левые активисты могут использовать эту дорогу?
Во-первых, есть две парламентские партии, провозгласившие левые ценности — КПРФ и «Справедливая Россия». Они обладают устойчивым ядром сторонников, и избегают многих ловушек наподобие необходимости собирать подписи по выдвижению кандидатов. Говоря про «Справедливую Россию», я бы упомянул в качестве примера успешного взаимодействия не только родную Астраханскую область, но и Ленинградскую область, где лидер МПРА (Межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация» — прим. SN) Алексей Этманов стал депутатом от СР.
Если же мы будем говорить про непарламентские партии, то есть эффективно работающие в отдельных территориях организации Рот-Фронта. По спискам Рот-фронт, очевидно, не готов бороться за преодоление барьера, но у них имеются симпатизирующие одномандатники, как, например, Валерий Туруло в Кирове. И это можно только приветствовать как фактор, усиливающий левое движение.
Для Вас лично будет сильным компромиссом — идти по спискам «Справедливой России», учитывая, что за этот электоральный цикл политика «Справедливой России» достаточно сильно изменилась. На выборы 2011 года эта партия шла как отчасти протестная, она выставляла довольно мощные социальные лозунги. Сейчас эти социальные лозунги тоже есть, например, про прогрессивный подоходный налог, но реальная думская практика этой партии совершенно не показывает её в выгодном свете даже с точки зрения умеренной левой политики?
«Справедливая Россия» — партия, родившаяся как коалиционная, в ней представлен широкий спектр взглядов. Соответственно, есть и борьба взглядов. И это хорошо. СР — единственная партия, где есть внутренняя дискуссия, и где депутат может голосовать свободно, сохраняя, понятно, этическое единство с партией и руководствуясь её вполне социалистической Программой.
В значительной части регионов политику партии определяют реальные социальные активисты. Как правило, это активисты не профсоюзного рабочего движения, а жилищного движения, но это люди, которые на деле отстаивают интересы населения, бросая вызов местной власти. При этом они используют не только парламентские методы, но и суды, митинги, протестные кампании, то есть акции прямого действия. И довольно часто добиваются результатов. Такая борьба очень важна, поскольку она создаёт опыт коллективных действий и показывает людям, что социальная практика приносит реальный результат и может быть успешной.
Переход «Справедливой России» из партии раскрытия социального протеста в партию осознанного левого выбора будет очень важен для развития левого движения в России.
Пять лет назад СР не имела такого потенциала. Были активные люди, но не было созданного за последующие годы опыта коллективной борьбы. Поэтому с практической стороны партия как раз сдвинулась в нужном направлении.
Чего не достаёт? Я считаю, что двух вещей: опыта солидарных действий на общероссийском уровне и глубокого идеологического осмысления.
Если про общероссийские кампании вряд ли стоит пояснять мысль, то по идеологической работе это нужно сделать. В СР принята хорошая социалистическая программа, где отражены и принципы интернационализма, и солидарности, и рабочей борьбы, и указано множество необходимых мероприятий по самому широкому спектру от выборности судей до прогрессивного налогообложения.
Но эти ценности могут быть восприняты как содержательные лишь в том случае, если будут постоянные дискуссионные площадки. Пока внутрипартийная дискуссия ограничивается конгрессами, а нужны теоретические издания, интернет-форумы и множество других инструментов диалога, без которых программа остаётся уделом небольшой группы центральных руководителей и интеллектуалов.
Переход «Справедливой России» из партии раскрытия социального протеста в партию осознанного левого выбора будет очень важен для развития левого движения в России. Это сложный переход. В нашей стране слабый уровень коллективизма и высокая степень отчужденности, а СР как и любая другая партия не находится в безвоздушном пространстве. Речь идёт по сути о переосмыслении миллионами российских граждан взаимоотношений между людьми, между гражданами и властью, между россиянами и трудящимися других стран.
Создание СР очевидно сдвинуло российскую повестку влево, однако надо понимать, что необходимо преодолеть мощные консервативные архетипы. Это сложная задача.
А что Вы как учитель истории по образованию и как политик скажите о законопроекте, который предлагает депутат Госдумы Яровая о запрете критики войск антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне? Фракция СР в Госдуме его поддерживает…
Я думаю, что Яровая в силу своего уровня образования не очень понимает, что она сама предлагает. Если мы хотим, чтобы в нашей стране антифашистские, антигитлеровские ценности воспринимались бы обществом — мы не должны бояться дискуссий. Подавление дискуссий означает, что у нас нет реальных аргументов. Яровые порождают ситуацию, когда запретный плод сладок.
Не будем забывать, что одной из причин, по которой в 90-е годы в нашем обществе отчасти произошло отторжение Советского Союза и появилось сомнение в значимости его победы в Великой Отечественной войне, был запрет на исторический спор, наложенный в советские годы. Именно этот запрет сформировал мифы: про миллион власовцев, про то, что потери Красной армии в десять раз превышали потери Вермахта и т.д.
Яровые предлагают уничтожить российскую историческую науку, изучающую события Второй мировой войны, и заменить это агитпропом.
Кроме того, наносится удар по российской исторической науке. Последние двадцать лет дали ей мощнейшее развитие, появилось множество фундаментальных трудов, в архивах Минобороны в Подольске ежедневно трудятся десятки исследователей. Но учёный тем и отличается от пропагандиста, что он изучает и осмысливает всё. Яровые предлагают уничтожить российскую историческую науку, изучающую события Второй мировой войны, и заменить это агитпропом. То есть они считают, что советский народ совершил какие-то преступления, которых надо стыдиться и которые надо умолчать. Только такой логикой можно объяснить эти запретительные позывы. Всё это от незнания собственной истории и нежелания читать современные исследования.
Это, безусловно, антироссийский шаг, и в отношении таких «законодателей» стоило бы принять отдельный закон о запрете мозгофобии. Принять его, конечно, должны не коллеги Яровой, а избиратели путём отторжения мракобесов на выборах.
Что Вы думаете о законодательной инициативе Алексея Этманова и других левых депутатов о наказании за неучастие в выборах?
Я бы поддержал её. Если мы являемся гражданами, а не поданными, то мы должны нести ответственность за свою страну. Ответственность предполагает участие в определении судьбы собственной Родины. В этом и есть любовь к Родине.
Но значительная часть граждан на выборы не ходит, и в иных формах гражданской активности не замечена, но рассказывает о своём патриотизме. И в чём же этот патриотизм, если им безразлично, кто управляет страной, в которой они живут, как расходуются богатства этой страны, и какое создаётся у неё будущее? Так что пусть выбирают — или они на самом деле патриоты и раз в пять лет отводят 20 минут времени на посещение избирательного участка, или платят патриотический сбор.
Лицам с избыточным уровнем отторжения иностранного следует отказаться от всего, что пришло оттуда и разводить гусей, чтобы добывать гусиные перья.
Взимание штрафа за неучастие в выборах может показаться кому-то недемократичной мерой. Но эта практика существует в ряде стран с серьёзными демократическими, более того, левыми традициями, например, в Австралии. Австралия — страна с высоким уровнем жизни, которая показывает то, как можно эффективно распоряжаться национальным богатством.
Могут возразить, что мало ли там, как устроено за границей. Однако мы пользуемся всеми результатами зарубежной человеческой мысли — от автомобиля и вилки до компьютеров и мобильных телефонов. Поэтому лицам с избыточным уровнем отторжения иностранного следует отказаться от всего, что пришло оттуда и разводить гусей, чтобы добывать гусиные перья. Вот тогда их отторжение зарубежного опыта обретёт целостный и нелицемерный характер.
Но тогда необходимо вернуть графу «против всех», чтобы человек, придя на избирательный участок, не выбирал между Петровым, Сидоровым и Ивановым, а мог проголосовать против них всех, не портя при этом бюллетень
Я согласен. Эта графа уже появилась на муниципальных выборах, и я не исключаю, что на определённом этапе её официально восстановят на федеральном уровне, потому что наличие такой строчки в принципе соответствует интересам «Единой России».
Давайте не будем забывать, что голоса, поданные против всех, распределяются пропорционально между партиями победителями, и поскольку консервативная ЕР — партия номер один в нынешней консервативной России, за неё, так или иначе, голосует больше избирателей, чем за любую другую политическую партию. Соответственно, от строчки «против всех» она выигрывает больше, чем остальные. Это выглядит парадоксально, поскольку голосующие «против всех», очевидно, наибольшее неприятие испытывают не к оппозиции, а к власти. Но кроме неприятия, следует ещё иметь и разум.
Исключаете Вы для себя или нет сотрудничество с непарламентской оппозицией по каким-либо пунктам. Например, Ваш бывший однопартиец Геннадий Гудков шёл в первых рядах марша памяти Немцова… Я не спрашиваю Вас, пошли Вы на этот марш или нет… Но видите ли Вы точки соприкосновения с внепарламентской оппозицией?
Непарламентская оппозиция есть разная — левые в многоцветии оттенков, либералы, националисты. И российские фашисты тоже вне парламента.
Фашисты — это кто? «Комитет 25 января», в который вошли Гиркин (Стрелков), Лимонов и прочая имперская публика, как сталинистская, так и националистическая?
Я не очень разбираюсь в стилистических оттенках между имперцами. Но это часть непарламентской оппозиции, которой в парламенте не должно быть никогда, потому что строительство империй и международный союз трудящихся против международной олигархии — вещи несовместные.
«Справедливая Россия» борется за власть, и всегда предлагала иной подход, чем у правительственных неолибералов (и неоконсерваторов).
Есть неолиберальная оппозиция. Она периодически поднимает даже социальные лозунги, критикуя Владимира Путина за сокращение финансирования медицины и образования. Но кто лидер их парламентского списка? Михаил Касьянов, вносивший закон о запрете забастовок и ограничении прав профсоюзов. Кто их экономический гуру? Алексей Кудрин, на протяжении долгих лет направлявший доходы от российской нефти на приобретение казначейских облигаций США. Я не вижу содержательной разницы между ними и тем же Игорем Сечиным.
Есть внепарламентская левая оппозиция — тот же самый Рот-Фронт, который борется за сохранение социальных выплат, повышение заработной платы работникам, социалистические перемены. Я с такой оппозицией солидарен. Мы вместе выступаем за повышение заработной платы и пенсионного обеспечения, за бесплатные образование и медицину, за национализацию монополий в коммунальном секторе, за изъятие сверхбогатств у олигархов, за светскость, за интернационализм, за демократию. У нас есть разногласия по методам, но это нормально, ведь только состязание идей и практик даёт развитие.
Курс, который выбрало руководство СР перед выборами — критика правительства Медведева без критики президента Путина — насколько он искренний, насколько он честный? Не является ли это обычной политтехнологией?
Этот курс и честный, и последовательный. СР на протяжении всего периода своего существования оппонировала социально-экономическому курсу правительства, направленному на обогащение одного процента населения ценой обеднения всех остальных. Но вопрос не только в оппонировании. КПРФ также занимает критическую позицию в отношении правительства, но их оппонирование формально, эта партия не вносила и не вносит альтернативных законопроектов, потому что её вполне устраивает бесконечное пребывание в оппозиции посредством спекулирования советской ностальгией.
Жилищное движение приобрело массовый характер и охватило тысячи домов в России, в которых проживают миллионы людей.
А «Справедливая Россия» борется за власть, и всегда предлагала иной подход, чем у правительственных неолибералов (и неоконсерваторов). Лично я вносил альтернативные проекты Трудового Кодекса и Жилищного Кодекса. Автором большого числа законопроектов по вопросам ЖКХ является Галина Хованская. В том числе благодаря ей открыты спецсчета по капремонту, отменена коллективная ответственность по коммунальным услугам для вновь создаваемых ТСЖ, заблокировано введение энергопайков. Депутат Александр Агеев поддержал кампанию против репрессивного закона о прописке и провёл через Госдуму закон об отмене уголовной ответственности за проживание не по месту регистрации, которую единороссы уже успели протащить в первом чтении.
Это когда была акция на Красной площади: «Идите на х.. с вашей регистрацией!»?
Да, совершенно верно. Тогда марксистами и анархистами был создан федеральный комитет борьбы за право человека свободно передвигаться по стране без полицейского присмотра. Я участвовал в работе этого оргкомитета, но всю нагрузку юридической борьбы в Госдуме взял на себя депутат от СР Александр Агеев.
Если конкретно: какие успехи активисты СР достигли в жилищном движении?
Жилищное движение росло на протяжении всего последнего десятилетия довольно быстро. Скорее всего, по ошибке была принята норма Жилищного Кодекса, позволявшая жителям домов собраться, избрать домовой Комитет, разорвать соглашение с прежним ЖЭКом и либо создать ТСЖ, либо заключить на своих условиях договор с любой иной фирмой. Когда число таких домов достигло критической черты, и пытаться подкупать активистов стало бесполезно, местная единороссовская бюрократия утратила всякий контроль над ситуацией. Как можно управлять самостоятельными людьми, которые не получают от администрации денег и которых нельзя ни уволить, ни наказать?
Жилищное движение приобрело массовый характер и охватило тысячи домов в России, в которых проживают миллионы людей. Разумеется, спохватившаяся власть пытается ввести в отношении ТСЖ и Домовых Советов штрафы, есть множество грабительских законов, которые нельзя обойти на уровне отдельного дома или даже города, и люди видят, что проблема в системе. Причём не просто люди, а люди организованные, которые могут организованно прийти и на митинги, и на выборы. Сформирован мощнейший политический фактор, фактор реальной низовой демократии и самоорганизации. СР активно участвует в этом движении, помогает ему и способствует его развитию. А участие непарламентских левых весьма очагово.
Есть причина…
Здесь причины не особо глубоки. Сама социальная практика великолепно развернула движение непосредственного самоуправления. И для непарламентских левых, видимо, это стало неожиданностью. Работа в такой среде требует специализации и большого времени. Марксист Анастасия Мальцева в Перми показала, насколько такая работа может быть эффективной, создав в своём городе и Ассоциацию непосредственного управления, и движение жителей общежитий. Но это единичный пример. А СР такую работу крайне результативно проводит в десятках регионов, создавая систему низового самоуправления.
Простые люди, согласитесь, всё же с большей готовностью идут на сотрудничество с парламентскими партиями в надежде, что эти парламентские партии, если они решили участвовать в их судьбе, помогут им на законодательном уровне.
И ресурсном. Потому что очень часто всё упирается не только в законодательство, но и в возможность выйти на какие-то структуры, привлечь, например, к работе прокуратуру. И в этом смысле, с моей точки зрения, непарламентские левые не сумели выработать тактику, чтобы работать продуктивно с жилищным движением. Они, мне кажется, априорно его отторгают, считая его мелкобуржуазным. И это отделяет непарламентских левых от реальной борьбы и от реального участия в общественной жизни.
Олег, не могу Вас не спросить об одном. Четыре года назад Вы голодали, протестуя против нарушений на выборах в Астрахани. Как Вы думаете, насколько эффективен этот способ борьбы, если ты не готов дойти до того же предела, как, скажем, знаменитые ирландцы — Бобби Сэндс и его товарищи, которые требовали признания их политическими заключенными; они умерли через два месяца с лишним после начала голодовки.
Я начну с того, что я всегда был противником голодовок, потому что голодовка — это инструмент, который резко подрывает здоровье человека. К голодовке следует прибегать, когда нет возможности обратиться в суд, к общественному мнению, когда репрессивный механизм загоняет человека в состояние, близкое к пребыванию в концлагере или тюрьме.
Первую, пятидневную, голодовку я вместе с пятью товарищами провёл в 2009 году в знак протеста против возбуждения серии уголовных, а по сути — политических, дел против депутатов СР и против независимых журналистов. Тогда власти поставили перед собой задачу раздавить нашу астраханскую организацию. А это была структура, объединяющая социальные движения: жилищные, профсоюзные, независимые экологические инициативы и т.д. Поэтому мы находились на острие очень серьёзной борьбы с местным криминалитетом, и были такие эпизоды, как избиения, поджоги машин, поджоги домов, нападения на активистов и т.д. И голодовка была выиграна, поскольку делами занялась Генеральная прокуратура, и сфабрикованные дела были в итоге прекращены.
К голодовке следует прибегать, когда нет возможности обратиться в суд, к общественному мнению, когда репрессивный механизм загоняет человека в состояние, близкое к пребыванию в концлагере или тюрьме.
Вторая голодовка приобрела известность, она длилась 40 дней, в ней участвовали 60 человек, и некоторые из нас, включая меня, продержались весь период; она сопровождалась крупнейшей в городе манифестацией, в ней участвовали около восьми тысяч человек. Мы выступали против фальсификации выборов, сохранения у власти в городе криминальной камарильи. Астраханские события имели массовый резонанс, и продлили срок протестных выступлений по стране до мая 2012 года. Я хочу сказать слова огромной благодарности активистам из всех городов России, которые нас поддержали.
В результате мы смогли привлечь пристальное внимание к Астрахани. На сегодняшний день порядка семидесяти человек из числа местных мафиозных чиновников осуждено. Гражданин, который уголовным образом захватил должность мэра города, получил девять лет лишения свободы по факту крупной взятки. Мы переломили ситуацию и с фальсификациями: не могу сказать, что они полностью прекращены, но их масштабы сократились кратно. Более того, буквально недавно два фальсификатора были осуждены именно за подтасовки на выборах, и это стало всероссийским прецедентом. То есть голодовка ситуацию оздоровила.
Но ещё раз повторю, что не являюсь сторонником голодовок, это инструмент, который можно использовать только в очень крайних случаях. Как, например, к голодовке прибегали авиадиспетчеры, так как им просто законодательно запрещено бастовать. Они, кстати, выиграли, а я им помогал в трудовом арбитраже.
А с профсоюзным движение «Справедливая Россия» притормозила сотрудничество?
Профсоюзное движение было сильно приторможено принятием нового Трудового Кодекса и лишь после десятилетнего перерыва смогло начать новый подъём, в котором определяющую роль играет Конфедерация труда России, к слову, заключившая соглашение о сотрудничестве с СР.
Как заметил лидер МПРА в Калуге Дмитрий Трудовой, «главное препятствие для развития в России рабочего и профсоюзного движения — это сами наши рабочие», из-за того, что они «не готовы идти на риск» и выбирают «спокойное настоящее». Вы как человек, который стал левым активистом, создавая профсоюзы на заводах в Астрахани, в чём видите причины инертности нашего рабочего класса?
Мы с Вами знаем, как боролся русский рабочий класс в начале ХХ века. Например, в июле 1914 года в Петербурге бастовали 200 тысяч рабочих в знак протеста против того, что власть им не дала провести кампанию солидарности с бакинскими стачечниками. Сегодня, когда бастует 200 человек, мы, активисты, готовы указывать на это как большой успех рабочей борьбы…
Я думаю, что нужно говорить не только об инертности рабочего класса, а об инертности российского общества вообще. И здесь, наверное, надо назвать несколько причин.
Базовая, основная — это, безусловно, отсутствие самостоятельности. Наши граждане боятся наказания за самостоятельность. Не будем забывать, что в годы сталинизма были выкошены, истреблены все люди, которые принимали участие в революционной работе в царской России. К 1940 году в коммунистической партии осталось два человека из ста, которые вступили в партию до 1918 года. А ведь во время Ленина в партии преобладала молодёжь, то есть речь идёт не о старении. Люди, участвовавшие в революции, при Сталине были из партии вычищены и, как правило, отправлены в лагеря или расстреляны. Соответственно, сформировалась атмосфера конформизма и страха наказания за самостоятельность.
Между власть предержащими, новой буржуазией и населением было заключено негласное соглашение: вы нам вовремя платите, вы нам немножечко поднимаете уровень жизни…
Второе — это, безусловно, отсутствие солидарности. В девяностые годы солидарность начала вырабатываться. Но забастовки и акции протеста в основном имели причиной невыплаты заработной платы.
В нулевые годы ввиду роста цен на нефть долги по зарплате ушли в прошлое, а сами заработки несколько выросли. Между власть предержащими, новой буржуазией и населением было заключено негласное соглашение: вы нам вовремя платите, вы нам немножечко поднимаете уровень жизни, даёте возможность оформить кредит, съездить на отдых — в Турцию или в Египет, но при этом мы не задаём слишком много вопросов. Одновременно было ужесточено законодательство трудовое и выборное. Права профсоюзов были резко урезаны, а гарантии активистам от увольнений отменены.
Соответственно, неформальные отношения, когда работник сам договаривается с работодателем, оказались для работника более выгодными, чем борьба за коллективный договор, который обеспечивал бы повышение заработной платы. Тогда же возникла гибкость, которая позволяла за один и тот же труд разным людям платить разные деньги. Это достигалось путём выплаты премиальных и стимулирующих выплат. Работодатель получил возможность карать и миловать, разделяя и расщепляя трудовой коллектив.
И, безусловно, я бы ещё добавил тему формирования образа этнического врага в лице гастарбайтеров, кавказцев или кого бы то ни было другого.
А «национал-предателей» люди не боятся?
В регионах, думаю, нет. Это скорее свойственно для Москвы и Санкт-Петербурга, это не предмет регионального дискурса, за вычетом каких-то отдельных территорий. Но надо понимать, что правящему классу выгодно стравить людей по национальному признаку. Давайте вспомним, как это было с гастарбайтерами. Все мы прекрасно понимаем, что реальным врагом российского рабочего является российский олигарх, а вовсе не армянский или таджикский, белорусский, казахский или украинский работник, который приехал сюда на заработки. Но телевидение постулирует совершенно другие вызовы, другие угрозы — делается тоже для разобщения рабочих. Национализм является оружием разобщения.
Может быть, новая индустриализация позволит наладить социальное партнёрство между предпринимателем из реального сектора экономики и рабочими, которые заинтересованы, как в сохранении рабочих мест, их увеличении, так и в повышении собственной заработной платы?
Если в тёмные годы правления Бориса Ельцина из нашей страны в офшорные зоны вывозилось 15-20 миллиардов долларов США, то только в 2014 году из страны было вывезено 140 миллиардов в той же валюте. Понятно, что это делают не российские наёмные работники, а правящий класс олигархов, топ-менеджеров и чиновников.
Когда в 2012 году на острове Кипр случился кризис, и кипрские власти решили арестовать ряд счетов российских фирм, Дмитрий Медведев сказал дословно следующее: «На Кипре грабят награбленное, а там деньги российских компаний, включая государственные. Надо их спасать!» Конец цитаты.
Без коренного переворота в политике никакой реиндустриализации мы и не наблюдаем и не будем наблюдать.
О какой индустриализации мы можем говорить, если страна представляет собой просто объект выкачивания денег за рубеж? Причём осуществляет это не кто-то, а такие компании, как Лукойл, Газпром, Роснефть и все остальные.
Далее, российская экономика просто не конкурентоспособна по отношению к экономике Запада. Приведу пример: плата за электроэнергию. Если мы продаём в Китай электроэнергию в четыре раза дешевле, чем в Россию, то это означает, что российская продукция будет дороже китайской просто для того, чтобы энергетические боссы перегнали изъятые у российских заводов деньги на счета в Гонконг.
Но ведь сам по себе лозунг индустриализации бессмысленен. Китай производит iPod, однако доля Китая в его стоимости не превышает $3,7 из $224. Это цена сборки и производства пластика. Сами микросхемы производятся в Калифорнии, и на них приходится 98% прибавочной стоимости. Какие микросхемы мы готовы производить в России? Какую вообще наукоёмкую продукцию мы готовы производить, если расходы на высшее образование у нас сокращаются с 2011 года и их доля в ВВП вдвое меньше, чем в Европе?
Без коренного переворота в политике никакой реиндустриализации мы и не наблюдаем и не будем наблюдать. Все ограничится заявлениями телевизионных демагогов, давно пристроивших своих детей за рубежом и рассматривающих Россию лишь как кусок мяса.
Значит, чтобы возродить старые заводы и построить новые, нужна другая политическая воля?
Нужная иная политическая воля. А для этого нужна экспроприация правящего класса в России. Невозможно понять ситуацию в стране, если не посмотреть, как распределяется наш национальный продукт. Если один процент населения России присваивает 71 процент национального богатства, если 116 долларовых миллиардеров из списка Форбс, имеют доходы и состояние, превышающие доходы 125 миллионов человек, у нас не может быть рынка сбыта, его просто не существует. Потому что при средней заработной плате 15-16 тысяч рублей у людей нет возможности покупать какие-либо товары, кроме продуктов питания. А ещё нужно оплачивать коммунальные услуги. В этих обстоятельствах не может развиваться национальная экономика.
Соответственно, задача номер один — экспроприация сверхбогатств одного процента, сколоченных за счёт приватизации монополий, уклонения от уплаты налогов, хищений бюджетных денег, и создание механизмов, не позволяющих подобное создание капиталов впредь. Это путь сложной солидарной борьбы, обучения масс навыкам самоорганизации и коллективных действий, преодоления национализма и шовинизма, но это единственный путь, который приведёт нас к развитию экономики и достойным зарплатам и пенсиям. Высокий уровень жизни достижим лишь дорогой социалистических изменений.
