Продолжение цикла статей «Бастующая Россия»
Дмитрий ЖВАНИЯ
115 лет назад, 7 (20) мая 1901 года, в Санкт-Петербурге русские рабочие впервые в российской истории дали открытый бой вооружённым силам государства: армии и полиции. В историю эта схватка вошла под наименованием «Обуховская оборона».
Краса и гордость русской индустрии
Сейчас Обуховский завода (с 1922-го по 1992 год — государственный орудийный, оптический и сталелитейный завод «Большевик») находится в черте Санкт-Петербурга, недалеко от станции метро «Пролетарская». А 115 лет назад эта территория была за пределами города: Обуховский завод (названный так по фамилии одного из его основателей — учёного-металлурга Павла Обухова) располагался в селе Александровское, которое, по сути, представляло собой рабочее предместье с мощёнными булыжником улицами, что сыграет свою роль в организации рабочей обороны.
А вообще Обуховский завод был красой и гордостью бурно развивающейся русской индустрии. Основанный 4 (16) мая 1863 года по соглашению с Морским министерством товариществом промышленников, в которое, помимо Павла Обухова, входил Николай Путилов, завод под началом Александра Колокольцова, назначенного директором царём Александром II, уже в 70-е годы стал передовым. Мощная производственная база на этом предприятии сочеталась со смелыми лабораторными исследованиями. Достаточно напомнить, что на Обуховском заводе впервые в России начали работать конверторы и мартеновские печи.
На Обуховском заводе существовали революционные кружки, как народнические, так и социал-демократические.
На заводе, выкупленном казной в 1886-м, стоял 35-тонный паровой молот-гигант с 450-тонной наковальней, производились 20 сортов стали, броня для кораблей, артиллерийские башенные установки, пушки разных калибров, снаряды, мины, стальное, медное и чугунное литьё, пароходные коленчатые валы, хирургические и чертёжные инструменты, стальные ружейные стволы и магазинные коробки для винтовок, налажено производство колёс, шин и осей для подвижного состава железных дорог России. В 1886-м на Обуховском заводе изготовили двигатели для самолёта Александра Можайского.
В 1894-м государство назначило начальником Обуховского завода генерала Геннадия Власьева, не только модернизировавшего производство, но и много сделавшего для улучшения быта рабочих предприятия. Так, он расселял рабочие общежития, предоставляя рабочим и их семьям комфортабельное (с поправкой на время) жильё в виде небольших домов.
А главное, Власьев, будучи прогрессистом и считая, что образованные рабочие гораздо лучше справляются со сложными производственными задачами, направлял обуховцев в воскресные школы, которых за Невской заставой было немало, а учителями в них нередко работали революционные активисты: как народники, так и социал-демократы. Так, с 1891 года по 1896-й в Петербургской воскресной вечерней школе для взрослых за Невской заставой, на Шлиссельбургском тракте, на котором располагается Обуховский завод и поныне, преподавала молодая марксистка Надежда Крупская, с 1894 года — подруга молодого марксиста Владимира Ульянова, приехавшего в Петербург из волжской провинции. Поэтому неудивительно, что на Обуховском заводе существовали революционные кружки, как народнические, так и социал-демократические. В один из них, социал-демократический, входил Анатолий Гаврилов — дворянин, уволенный из военной гимназии за избиение преподавателя. Именно он и будет ключевой фигурой Обуховской обороны.
Русский Первомай
В апреле 1901 года Обуховский завод получил срочный государственный заказ, что повлекло за собой ужесточение графика рабочего времени, введение сверхурочных работ — до 5-6 часов в день. Рабочим, конечно, это не понравилось. Тем более, что многие из них знали, что такое прибавочная стоимость. Рабочие попросили Власьева отменить сверхурочные, но тот отказался.
Европейский Первомай приходился в дореволюционной России на 18 апреля, а в 2001-м это был рабочий день. Понимая, что 18 апреля не удастся провести стачку в масштабах всего города, социал-демократический «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» предложил провести воскресное шествие 22 апреля. Чтобы сорвать его, на многих заводах и фабриках, в частности, на Обуховском заводе, в воскресенье были срочно организованы сверхурочные работы. В результате в манифестации на Невском проспекте участвовало около двух тысяч человек. Рабочих разогнали полиция и казаки, но те оказали им сопротивление. Обуховцы, в основном — молодёжь и чернорабочие, вернулись из города, с Невского проспекта, побитыми. И этот факт тоже подлил масла в огонь недовольства обуховцев. Подпольщики-кружковцы агитировали их в ответ на нежелание администрации идти на уступки провести собрания и маевки вне территории завода в юлианское 1 мая. Эта агитация нашла отклик: 1200 рабочих взяли у мастеров увольнительные на день, что дезорганизовало производственный процесс и де-факто привело к частичной забастовке.
7 мая рабочие активисты пришли к администрации с рядом требований. Кроме отмены увольнений, бастовавшие требовали включить 1 мая в число праздничных дней, установить 8-часовой рабочий день и отменить сверхурочные и ночные работы, учредить на заводе совет выборных уполномоченных от рабочего коллектива…
Как на грех, 1 мая адекватный Власьев ушёл в небольшой отпуск, чтобы отдохнуть перед командировкой в Севастополь, где он должен был сдать пушки на военное судно. Его замещал подполковник Иванов — служака-самодур. С 5 мая он начал увольнять наиболее активных рабочих (предположительно, человек 200-300) под тем предлогом, что они взяли увольнительные необоснованно (в реальности, разумеется, необоснованными были увольнительные у всех 1200 человек). «Это возмутило всех рабочих, вызвало протесты, началось брожение. Рабочие не работали, а стали собираться в кучки, роптать и решали вопрос, как поступить, чтобы вернуть выброшенных за ворота. Работа не начиналась, и группы рабочих бродили по двору завода. Что-то назревало…», — вспоминал Гаврилов.
Кружковцы собрались на совещание, чтобы обсудить план действий. Токарь Александр Шотман, «искровец», а в будущем — большевик, рассказал о событиях 2-4 мая на Выборгской стороне, когда забастовало несколько заводов, рабочие вышли на демонстрацию, у Сампсониевского моста они подрались с полицией, а затем выдержали полицейский штурм дома в Форбесовом переулке. В итоге — до 70 раненых с обеих сторон, ходили слухи, что дело не обошлось без смертоубийства. Обуховцы решили действовать по той же схеме, что и рабочие Выборгской стороны.
7 мая рабочие активисты пришли к администрации с рядом требований. Кроме отмены увольнений, бастовавшие требовали включить 1 мая в число праздничных дней, установить 8-часовой рабочий день и отменить сверхурочные и ночные работы, учредить на заводе совет выборных уполномоченных от рабочего коллектива, увеличить расценки, уволить некоторых административных лиц и т. д. Туповатый Иванов, не вникая в требования рабочих, отправил их в цеха. Рабочие вызвали Власьева. «Тот немедленно приехал на катере. Поговорил с рабочими и пообещал, что когда вернётся из Севастополя, то тогда примет рассчитанных обратно на работу. “Сейчас же, — добавил он, — я сделать этого не могу, так как вся власть на заводе уже передана мною моему помощнику Иванову. Потерпите, я скоро вернусь”», — описывает события Гаврилов.
Иванов, чувствуя себя хозяином положения, требовал прекратить беспорядки, вернуться к работе, так как «пушки нужны для защиты Родины». «Родина наша там, где есть работа, хлеб и справедливость… а мы сейчас взволнованы и работать не можем» — так прореагировал на патриотические речи Иванова один из рабочих. Тогда Иванов, по словам Гаврилова, «со злой усмешкой, указав на водопроводный кран, сказал: “Напейтесь холодной воды, успокойтесь и немедленно отправляйтесь работать”». Издёвка Иванова, а заодно и хамство сторожей, которые «держали себя грубо, как полицейские, особенно хорохорились в присутствии начальства», ещё более раззадорила обуховцев.
«Раздражение росло. Толпы во дворе становились всё гуще, и, наконец, созрело решение: был подан тревожный гудок, рабочие хлынули из мастерских, и лавина двинулась со двора в переулок и на Шлиссельбургское шоссе. Угрозы Иванова оказались бессильными, — рабочая лавина всё смела на своём пути, — исчезли церберы-сторожа, дежурные, околоточный надзиратель и сам “герой” Иванов. Гудок зловеще ревел, допевая свою призывную песню», — вспоминает Гаврилов.
«Бей эту сволочь!»
Появилась полиция: «рядов 20 по 12 человек в ряду». Но рабочих это не испугало. Они не расходились. Из толпы забастовщиков выскочил активист Гаврилов с криком: «Товарищи! Чего мы ещё смотрим, бей эту сволочь!» и схватил первый попавшийся камень. Полицейский пристав пытался его увещевать: «Господин Гаврилов, оставьте, господин Гаврилов, оставьте, что вы делаете?!» Тщетно. «Долго ему говорить не удалось, так как я с силой пустил ему камень в голову, а так как он был высокого роста и успел нагнуться, то попало ему по затылку, и камень полетел дальше. Вслед за моим камнем посыпался их целый град, строй полицейских смешался, и разлетелась вся эта нечисть, кто куда. Спереди их встретили, сзади и с боков приняли как следует и пошли осыпать каменными поцелуями, разделали быстро», — рассказывал Гаврилов. Гаврилов знал, что делал. А делал он то, что рабочие Выборгской стороны несколькими днями ранее.
Что касается подполковника Иванова, то он «метался как мышь, попавшаяся в мышеловку, отдавал приказание телефонистке Александре Ивановне Каплуновской телефонировать скорей в Петербург о высылке конной и пешей полиции и жандармерии. На беду Иванова, телефон не работал…»
Рабочих удалось потеснить матросам. Но число рабочих прибывало. В знак солидарности с обуховцами встали соседние предприятия: Александровский главный механический завод (пароходо- вагоно- и паровозостроительное предприятие, известное под названием «Бердовский завод» по имени бывших собственников — английских предпринимателей Бердов; в 1894-м завод выкупило государство) и Карточная фабрика (государственная фабрика по изготовлению игральных карт), на которой работали в основном женщины. Затем, уже на суде, одна из работниц Карточной фабрики 18-летняя Марфа Яковлева объяснит своё участие в волнениях за Невской заставой своим сочувствием обуховцам: она не могла иначе, так как «видела, как полицейские и жандармы избивали ни в чём неповинных людей». «Мы стоим за братьев!» — заявила она.
Весть о забастовке за Невской заставой быстро облетала и другие рабочие кварталы столицы. К обуховцам пытались прорваться через закрытые градоначальником Петербурга генералом Николаем Клейгельсом заставы путиловцы.
Волновались рабочие судостроительного Семянниковского завода (официальное название — Невский судостроительный и механический завод), тоже находящегося на Шлиссельбургском тракте. Весть о забастовке за Невской заставой быстро облетала и другие рабочие кварталы столицы. К обуховцам пытались прорваться через закрытые градоначальником Петербурга генералом Николаем Клейгельсом заставы путиловцы. Они сумели дойти до Московской заставы, где их и рассеяла полиция.
Матросы дали залп по толпе. Рабочие, не веря, что они стреляли боевыми патронами, с изумлением увидели, как с простреленным горлом упал замертво их товарищ Василий Булыга. Рабочим некуда была деться. Весь Шлиссельбургский тракт (ныне — проспект Обуховской обороны) был забит рабочими Обуховского, Александровского заводов, а также рабочими и работницами Карточной фабрики. «Опомнитесь, товарищи, что вы делаете? Ведь я такой же матрос, как и вы, ведь я также служил недавно, а теперь на заводе. Так и вы, после службы, будете рабочими. Вернитесь к совести, одумайтесь. Если боитесь в открытую отказаться стрелять, то возьмите чуть повыше наших голов», — кричал матросам Гаврилов. Последовала вторая команда «Пли!» В рабочих пули не попали, но сразили двух мальчишек, которые наблюдали за происходящим из окон второго этажа.
Орудие пролетариата в действии
По толпе пробежала молва: «Казаки едут!». «Надо принять гостей, если не с хлебом и с солью, то с каменной болью!», — скомандовал Гаврилов, войдя в раж. Для встречи усмирителей рабочие организовали шесть засад, в частности — «на каменных двухэтажных домах — флигелях Карточной фабрики, куда было натаскано столько камней, что в одном месте крыша продавилась; отсюда было удобно громить конницу».
В организации обороны пригодились военные навыки Гаврилова. «При въезде не тронь, пусть врежутся в самую гущу, тогда они очутятся в кольце, сжатые со всех сторон, и струсят, а это очень важно во время схватки. А если только они задебоширят — шпарь тогда со всех сторон», — наставлял он товарищей. «Наши камни работали очень хорошо, — получился сплошной град, от которого было одно спасение, что жандармы и сделали: прильнули головой к шеям коней, закрыли головы руками и шпорили коней, чтобы те вынесли их от этого смертельного града. Кони бесились от боли и страха, протаскивая всадников сквозь толпу», — рассказывал Гаврилов. Правда, конница, издалека принятая рабочими за казачью, оказалась жандармской. Ей ничего не оставалось делать, как отступить, уводя оседланных коней без всадников, на телегах лежали тела, покрытые брезентом. Вспоминая о битве после революции, Гаврилов признался, что «не все из нас только камнями действовали, у некоторых были и стальные огнестрельные щелкуны».
Вслед за первой полицейской атакой последовали вторая и третья. Чтобы отразить их, рабочим требовались орудия пролетариата — булыжники. Выкапыванием их из мостовой занимались работницы Карточной фабрики. Для усмирения рабочих, на Шлиссельбургское шоссе пригнали отряд пешей полиции в трамвайном вагоне с конной тягой (на конке). Этим полицейским повезло меньше всего. «Мы принялись хлестать и их со всех сторон. А вагон был начинён так, что плотно сидели по обеим сторонам, вторые ряды сидели у них на коленях, и весь проход был набит стоящими. Выйти из вагона под тучей камней им было немыслимо, оставаться в вагоне тоже: стёкла и тучи камней неслись в окна; и выйти нельзя, и оставаться нельзя, и спрятаться негде. От груды летящих камней и разобранной мостовой вагон сошёл с рельс и не мог двинуться ни назад, ни вперёд. Приезжим досталась жаркая баня: кто выбирался наружу, тот моментально избивался камнями, обезоруживался и покрывался дорожной пылью. Вагон был весь разбит и полон камней. Этим и закончилась Обуховская схватка», — описывает бой Гаврилов.
Вспоминая о битве после революции, Гаврилов признался, что «не все из нас только камнями действовали, у некоторых были и стальные огнестрельные щелкуны».
Рабочие радовались победе, когда послышался барабанный бой, «и снова облако пыли со стороны Петербурга». Это шли две роты Омского пехотного полка в полном боевом вооружении. Рабочие им сопротивления не оказали. Силы кончились. Булыжники тоже.
Военные быстро заняли всё село Александровское, выставили заставы на Шлиссельбургском шоссе. Полиция взялась за аресты. Всего было арестовано около 600 человек. «Арестованных выстраивали в две шеренги и поодиночке пропускали сквозь строй жандармов и полиции, чтобы те могли узнать, кто был активным участником в бою. Кого признавал хоть один жандарм или городовик, того сейчас же отправляли под арест», — вспоминал Гаврилов. В дом предварительного заключения заперли 37 человек, среди них оказались две работницы Карточной фабрики — 18-летние Марфа Яковлева и Лидия Бурчевская.
«После боя на третий день хоронили семь гробов. Сколько было тяжело раненых — не знаю, а легко раненые лечились тайно, чтобы не выявить своего участия в бою и не попасть на скамью подсудимых», — отчитывался Гаврилов. Среди погибших рабочих был 13-летний юноша.
Суд над участниками рабочей обороны начался через четыре с лишним месяца. Несмотря на то, что рабочих защищали 17 адвокатов, нанятых оппозиционно настроенными общественными деятелями из интеллигенции, судьи сурово наказали организаторов Обуховской обороны. Гаврилова приговорили к шести годам каторги на острове Сахалин, где политические заключённые работали вместе с уголовниками, и лишили из дворянского звания. Другой кружковец и организатор сопротивления, Анатолий Ермаков, получил пять лет сахалинской каторги. Марфе Яковлевой дали три года тюрьмы, а Лидии Бурчевская — полтора. Многих участников обороны отправляли в арестантские роты на порядочные сроки — по три года, а то и по четыре, или, в лучшем случае, высылали из Петербурга. Гаврилов и Ермаков вернулись в Петербург во время революции 1905 года. Их амнистировали.
Обуховская оборона произвела на рабочих Петербурга огромное впечатление. Уже 8 мая в знак солидарности с обуховцами забастовали рабочие Семянниковского, Александровского, Франко-русского, Гвоздильного, фабрики Гука и др. Разумеется, вообще всякие забастовки в то время — а уж тем более политические (а забастовка солидарности — это политическая) — были запрещены законом. Но рабочих того времени этот факт не останавливал. Стачки солидарности с обуховцами вспыхивали на протяжении целого месяца. А всего за 1901 год в Петербурге прошло 33 стачки, которые охватили около 40 тысяч рабочих.
Шаг к производственной демократии
Однако забастовка и битва рабочих с полицией на Шлиссельбургском тракте возымели не только моральный эффект. Вскоре после бойни на завод прибыл его начальник Власьев, срочно вызванный из отпуска. Он попросил рабочих предъявить свои требования, что те не преминули сделать.12 мая рабочая делегация представила дирекции список из 14 требований. Рабочие добивались восьмичасового рабочего дня, введения института выборных от рабочих, удаления Иванова и ряда мастеров, вежливого обращения, верных расценок, уменьшения штрафов, отчёта о штрафном капитале (по законам того времени он обращался на нужды самих рабочих — ссуды и другие выплаты), возвращения всех уволенных. Власьев прибавил 15-й пункт — о страховании рабочих. В результате двенадцать из четырнадцати требований были вскоре выполнены, рабочий день сокращён на полчаса, вопрос о внесении 1 мая в табель как праздничного дня решался (но так и не решился) в министерстве.
После майских событий 1901 года Обуховский сталелитейный завод превратился в центр рабочего движения за Невской заставой. Главным же результатом Обуховской обороны стало рождение на заводе постоянного института уполномоченных от рабочих, который летом 1903 года с принятием Закона о фабрично-заводских старостах, получил официальный статус. Это был важный шаг в развитии производственной демократии, которая широко распространилась после Февральской революции 1917 года в виде фабрично-заводских комитетов.
Текст опубликован на сайте Межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация»
