Продолжение. Начало – «Проституция в духовном Петербурге». Цикл «Потерянная Россия»
Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
В дореволюционном Петербурге было очень много проституток. Из чего нетрудно сделать вывод, что на их услуги существовал большой спрос со стороны мужчин – обитателей Петербурга и гостей столицы… Что это были за типажи?
…Считается, что индустрия развлечений — чисто западное изобретение. И мы лишь воспроизводим её на скудной русской почве. На первый взгляд — так оно и есть. Одни названия ночных клубов чего стоят! Однако в конце XIX века в Питере вовсю бурлила ночная жизнь. И бурление это порождало определённые типы мужчин.
Фараоново племя
«В то время, как остатки трудового, озабоченного люда расходятся по квартирам, на Невском проспекте замечается прилив новых людей. Это — люди, старающиеся убить время в погоне за развлечениями и призрачным наслаждением. Огни ресторанов в это время как-то особенно приветливо манят. Двери их предупредительно распахиваются» — это наблюдение известного публициста В. Н. Никитина. В столице Империи всегда было полным полно кабаков, трактиров, шалманов. В самом сердце города находились шикарные рестораны: «Эрнест», «Пивато», «Кюба», «Донона», «Контан». Попытаемся обрисовать фешенебельный кабак того времени. Большая дубовая дверь. Швейцар — солидный мужчина в ливрее с расчёсанными надвое бакенбардами. Он с почтением кланяется перед посетителем. Пол прихожей украшает мягкий ворсистый ковёр. Далее — гардероб, где посетителя ловко и бережно освобождают от верхней одежды: один человек принимает пальто, второй тянется к шляпе, третий занимается тростью и галошами (если время осеннее). При входе в зал — метрдотель в чёрном смокинге. С серьёзнейшим видом он провожает посетителя до того места, которое тот сам выбрал.
Не успел клиент сесть, как тут же перед его очами вырастают два официанта. «Официант непременно во фраке при белом галстуке и в белом же жилете. Настоящий официант с баками и брюшком. Чаще всего официанты — татары, французы, немцы, реже — петербуржцы», — пишет Н. Н. Животов в книге «Петербургские профили». Они стоят молча и ждут распоряжений метрдотеля, обговаривающего с клиентом заказ. Предлагаются изысканные закуски и дорогие французские и итальянские вина. Посетитель выбирает. Через мгновенье — блюдо на столе. Официанты не дремлют. С каменными лицами стоят они за спиной клиента, бдя каждое его желание. Посетитель потянулся за солонкой — официант тут же подает её. Посетитель достал портсигар — официант уже стоит рядом с зажжённой спичкой. Жиром замазали пальчик? Не извольте беспокоиться! Пожалуйте — салфеточка!
Такие рестораны работали до 3 часов ночи. Часов в 8-9 начинал играть оркестр: румынский или венгерский. Ближе к ночи появлялись цыгане. «А! Фараоново племя! — встречали их какие-нибудь загулявшие купцы. — Ну-ка, зажарьте что-нибудь сердцещипательное. Чтоб слезу прошибло!» Цыгане настраивали гитары. Для начала — несколько нестройных аккордов. Цыганки обжигают купцов огневыми глазами. И пошло-поехало. Визг. Пёстрые юбки. Звон бубнов. «Ой-на-не!» Бешеные гитары. Бесшабашный разгул в разгаре. Расчувствовавшиеся купцы швыряют деньги, стучат кулаками по столу, бьют о пол тарелки, рвут на себе рубахи, крича: «Ловко, фараоны! Жарь ещё в наши головы!» И те жарили что было мочи. Метрдотель спокойно взирал на этот спектакль. И лишь записывал на листок убытки. Ему нечего было нервничать. Он прекрасно знал: купцы заплатят с лихвой.
«Наш буржуй, — отмечал писатель Глеб Успенский, — пьёт, и не то что пьёт, а говоря собственными словами нашего буржуя, жрёт он и пиво, и шампанское, и “душит водку”, и квасом от всего этого пойла отпивается, и потом опять жрёт, что попадётся под руку на заставленном бутылками столе трактирного кабинета. Ухаживает он за буржуйной дамой и ничего не может выдумать, кроме пойла. Поит её и опаивает всё, что кругом её есть. В “густолиственной” аллее ему нечего назначать ей свидания, с глазу на глаз ни буржую, ни буржуйке нечего сказать; она понимает, чего ему нужно, а он ничего иного и понимать не может». В конце прошлого века, говорит Успенский, «вся вселенная, во всех углах успела пропахнуть и прокоптиться противным запахом сигар и скверным запахом пивных бочек».
Костяная нога и бакинская котлета
Одним из тех, кто в то время «опаивал всё, что кругом есть», был петербургский коммерсант по фамилии Соколов, о котором рассказывает Животов. Днём он зарабатывал огромные деньги. Ночью — пускал их на кутежи. Справедливости ради скажем, что выдумывал он кое-что и помимо пойла. В частности, он очень любил спорить. Однажды он сидел в компании гуляк в ресторане «Аквариум» (что располагался на Петроградской стороне). Вдруг он решил заключить с приятелем пари на 300 рублей, что заставит раздеться по пояс чиновника, сидевшего за столиком напротив. Объект спора спокойно поглощал снедь, когда Соколов подошёл к нему со словами: «Зачем вы обзавелись татуировкой на животе?!» Бедный чиновник чуть не поперхнулся: «Какая татуировка?! Что за чушь вы несёте?!» — «Не отпирайтесь! Я всё знаю! У вас на животе — татуировка. Да ещё пикантного характера!» — продолжал разыгрывать комедию Соколов. «Да не делал я никакой татуировки!» «Давайте заключим пари на 150 рублей». «Это уж слишком!» — горячился чиновник. «Я настаиваю!» — «Что ж! Готовьте деньги!» Чиновник и Соколов вошли в отдельный кабинет, где первый и разделся по пояс. Никакой татуировки, конечно же, не было. Соколов со спокойной душой одарил чиновника 150 рублями, чтобы вскоре положить в свой карман 300 рублей приятеля. Очень похоже на приём, о котором рассказывает герой Квентина Тарантино в фильме Роберта Родригеса «Отчаянный». Правда, в фильме предметом спора была не татуировка, а мочеиспускание в баре.
Соколов спорил не денег ради. Однажды он глядел из окна одного из ресторанов на оживлённый вечерний Невский проспект. Под окном фланировал дежурный городовой. Внезапно Соколов говорит собутыльникам: «У этого городового деревянная нога» — «С чего ты взял?» — «Готов побиться об заклад!» Было заключено пари на 500 рублей. Компания дождалась, когда городовой сменится, чтобы завлечь его в ресторан. Городовой ходил на тех ногах, с которыми появился на свет. Соколов выложил 500 рублей на стол и глазом не моргнул. Что касается женщин, то и здесь он не терялся: куча содержанок, бесчисленные любовницы… И при этом — жена и трое отпрысков.
Скрипка. И немножко нервно
100 лет назад существовали рестораны 1 разряда: «Вена», «Прага», «Квисисана», «Доминик», рестораны при гостиницах «Знаменской», «Северной», «Англетер». Посещали их в основном состоятельные и уважаемые люди: чиновники, банковские клерки, артисты, богатые художники, зажиточная молодёжь, а также светские журналисты, чтобы получить порцию свежих грязных сплетен. «В “Вене” на Малой Морской обстановка была свободная. Заводились споры, обсуждались вернисажи, литературные новинки, посетители обменивались автографами, декламировали, пели», — вспоминают петербургские старожилы В. И. Пызин и Д. А. Засосов. Ресторан при «Мариинской» гостинице на Чернышевском переулке облюбовали гостинодворские купцы, промышленники, коммерсанты, старшие приказчики. Это заведение специализировалось на настоящей русской кухне и русском стиле: блюда разносили дородные официанты в белых портах и рубахах, перехваченных малиновым пояском, на сцене бренчали балалаечники, скрипели гармонисты.
100 с лишним лет назад окраины Питера покрывали трактиры. Обычно трактиры и чайные имели две половины — одна для публики попроще, другая для «чистой». «При заказе порции чая подавали два белых чайника, один маленький “для заварки”, другой побольше, с кипятком, крышки были на цепочках, а носики в оловянной оправе, чтобы не разбились», — свидетельствуют Засосов и Пызин. Обслуживали здесь половые. В этих заведениях обедал трудовой люд, люмпенизированные элементы, мелкие воры, дешёвые шлюхи, бродячие артисты, дворники. Играла гармонь, разгорячённые спиртным посетители плясали, нередко дело доходило до скандалов, драк и художественного свиста городового. Особо выделялись извозчичьи трактиры. При них был большой двор с яслями для лошадей. Названия многих трактиров были весьма нелепы: «Париж», «Лондон», «Сан-Франциско». Хозяева с выдумкой давали своим заведениям названия типа «Муравей».
Наблюдательный Животов нарисовал несколько «профилей» владельцев трактиров. Первый тип: «аристократы» — купцы с регалиями, почётом и титулами, а главное — с капиталом. «Такому трактирщику 57-60 лет, он сед, в бриллиантах, с плавными, величественными движениями. Держится скромно и с достоинством, одет безукоризненно и со вкусом, говорит мало и дельно, замечания делает кстати и резонно, собеседник приличный и приятный». Вторая категория: старики-кулаки. «Кулак тучен при маленьком росте. Бегающие глаза. Лапищи, наводящие страх на трактирных слуг, слоноподобные ножищи. Костюм неряшливый, грязный. Ходит лениво, в заведении больше кричит осипшим голосом. Неграмотен». Новички — это третий разряд. «Все они неопытны, несведущи, часто наивны. У них всё добросовестное: водка, провизия, чай, вина».
Продолжение следует
