Главные события последнего времени — разнообразные «оккупации», распространяющиеся на всё большее количество городов и стран. Исход противостояния во многом определяется тем, как складываются отношения между полицией и протестующими. Мне показалось интересным попробовать в этом разобраться. Полицейские и протестующие в большинстве стран – это представители одной и той же группы граждан: наёмные работники. Как же устроен механизм разделения граждан на группы? Возможно ли что-то сделать, чтобы этого избежать?
В Нью-Йорке
Зуккотти-парк плотным кольцом окружают полицейские. Я решила поговорить с одним из них. Разговор состоялся на следующее утро после столкновения на Бруклинском мосту.
Ника: Здравствуйте, расскажите, пожалуйста, о вчерашних столкновениях с полицией. Вы в них сами участвовали?
Полицейский: Нет, меня там не было. Ну, не знаю, что сказать. Тут всякие придурки попадаются (показывают в сторону протестующих). Мы смотрели, чтобы люди не выходили на проезжую часть и не попали под машину.
Ника: Люди рассказывали, что полиция неоправданно применяла силу против мирных демонстрантов. Вы с этим согласны?
Полицейский: Я же сказал, что меня вчера не было. Не знаю, кто что рассказывает. А вы что, тоже из «этих»?
Ника: Нет, я журналист из России.
Полицейский (неожиданно воодушевлённо): А! У вас там, небось, не бывает таких больших демонстраций? Говорят, что в России вообще царский строй восстановили!
Ника: Почему же… Постоянно народ протестует. Только по телевизору ничего об этом не говорят… К тому же, в России полицейских для разгона демонстраций разрешается привозить из других регионов. Это очень удобно: жители Тулы лупят питерцев и никаких шансов, что случайно попадёшь дубинкой по голове однокласснику.
Полицейский: Ужас какой! Как вы там живёте? У нас это совершенно запрещено. (Назидательно) Мы все – нью-йоркцы!
Мы – 99 процентов
Протестующие ведут себя по отношению к полиции по-разному. Некоторые их провоцируют. Другие ходят с плакатами и выкрикивают речёвки, обращаясь к полиции: «Мы все – 99 процентов. Мы с вами. Вы с нами». Безусловно, тактика переманивая полицейских на свою сторону была бы самой эффективной. Но есть и не менее эффективные случаи обескураживания полицейских, когда они попадают в ситуации, где их легитимность подрывается.
Югославское движение «Отпор», принимавшее активное участие в борьбе против диктатуры Слободана Милошевича, разработало целую стратегию работы с полицией. Оно использовали слоганы, новые коммуникации (мобильники), уличный юмор в стиле Монти-Питона. Они тщательно планировали свои акции, никогда не прибегали к насилию и действовали единой сетью, не связанной партийной принадлежностью. «Отпор» в основном состоял из студентов.
Одна из акций, проведённых «Отпором», выглядела так: они поставили перед национальным театром большую канистру из-под бензина с надписью «Монеты для перемен» («dinar for change»), на канистре был нарисован портрет Слободана Милошевича. Бросая монетку, прохожие ударяли по его портрету. Оставив канистру у театра, активисты сначала наблюдали, как всё больше людей окружало канистру, а потом как полицейские долго не могли решить, что им делать. Арестовывать прохожих было не за что – тогда, в конце концов, они решили арестовать канистру. Это было довольно глупое решение, и полицейские понимали это. Однако, художники-активисты из «Отпора» поставили их в такую ситуацию, что другого выхода у них не осталось. Любое их действие, так или иначе, подрывало бы легитимность власти. Прежде всего – в их собственных глазах.
«Тюремный эксперимент»
Противостояние полиции и протестующих прекрасно описано в рамках «тюремного эксперимента», проведённого в Стэнфорском университете в 1971 году. Группу добровольцев разделили на «полицейских» и «заключённых», снабдив отличительными знаками. Все участники были психически здоровыми людьми. Они понимали, что не являются ни заключёнными, ни тюремщиками, а всего лишь участвуют в научном эксперименте. Однако, к величайшему удивлению наблюдателей, «тюремщики» начали вести себя по отношению к «заключённым» со страшной жестокостью, а «заключённые» начали унижаться и… вести себя как настоящие заключённые. За последние десятилетия эксперимент был многократно повторен в разных странах и всегда приводил к одному и тому же результату: испытуемые вели себя согласно выданным им знакам отличия. Полицейские били и мучили заключенных, а те подчинялись им и ненавидели их.
К чему нужно стремиться
Прогуливаясь вокруг «оккупированной Уолл-стрит» я думала о том, что максимально эффективной была бы стратегия, которая помогла бы спутать карты, уничтожить визуальные знаки отличия, которые заставляют нас (и полицейских, и оккупантов) вести себя по отношению друг к другу так, будто мы являемся участниками тюремного эксперимента. А мы ведь все – просто граждане, которые в силу обстоятельств переоделись в тюремщиков или заключённых. Если получилось придумать «тюремный эксперимент», который воспроизводится с удручающей постоянностью из страны в страну, то, возможно, получится придумать правила игры, которые возвращают нас к реальности?
Я разговаривала об этом с Анди Бичельбаумом (Andy Bichlbaum), участником художественной группы Yes Man, и одним из организаторов арт-комитета «Оккупации Уолл-стрит» и студентами нью-йоркского университета (NYU). Yes Man устроили в Нью-Йорке Yes man lab — студенческую лабораторию, в которой все желающие могли объединить свои усилия в художественных и активистских проектах, поделиться опытом.
Во время разговора с участниками звучали предложения переодевать протестующих клоунами-полицейскими. Другие предлагали изображать журналистов, которые проводят постоянные опросы-интервью полицейских, светят им в глаза вспышками камер, задают личные вопросы, вырывают их из толпы, обращаются к ним индивидуально. Я не знаю, какие именно идеи будут реализованы ребятами в их акциях. Однако я точно знаю, какой результат не желателен в общении с полицией.
Результат нежелательный
Создание «героического образа» протестующего против полиции, заявленного группой «Война» основной целью их деятельности — это поистине вредная затея! Такая цель располагается в том же ряду создания разделяющих символов, увеличивающих противостояние и, в конечном счёте, приводит к насилию, как и технология «тюремного эксперимента». Группа «Война» выстраивает символический ряд, отделяющий «их» от «нас» (полицейских от протестующих, одних художников от других, хороших от плохих) не на основе каких-то конкретных действий или сообщений, а на основе манипулятивного символического ряда: «они» — всегда плохие, «мы» — всегда хорошие.
Понятно, что у молодых людей, зажигающих факелы и выкрикивающих оскорбительные лозунги в адрес полицейских, поднимается уровень адреналина в крови, растёт чувство сплочённости и солидарности. Возможно, что для каких-то акций, требующих прямой конфронтации – это тактически полезные приёмы группового поведения. Однако, когда то же самое имитируется в одиночку (акция московской фракции «Войны» «Лобзай мусора, или тренинг по зацеловыванию милиционерш» и «героическое» бросание мешка с мочой в полицейских «питерской» фракцией «Войны»), то никакой конкретной цели здесь нет. Противостояние «героя» и полиции превращается в напыщенный пустой символ. Очень важно, что это символический ряд насилия, лишённый практического смысла, замкнутый сам на себя.
Революция по телевизору
Протесты продолжаются по всему миру и называются «оккупацией». При этом, они всё больше и больше носят символический характер: протестующие «захватывают» некую общественную территорию, типа небольшого скверика Зуккоти в Нижнем Манхэттене, называют это «оккупацией Уолл-стрит» и фактически начинают жить своей жизнью в ограниченном ими самими символическом пространстве.
Занятно, что тротуар вокруг скверика Зуккоти обклеен ярко-жёлтой клеящейся лентой. Как в театре: «Тут мы, а там – они. Нам туда нельзя. Мы это понимаем». Довольно очевидно, что демонстранты совершенно безобидны и никому не мешают. В Манхэттене много бездомных, которые беспорядочно спят по всему городу прямо на тротуарах, писают под себя, оставляют мусор, иногда пристают к прохожим. Периодически бездомных собирают полицейские и отвозят в редкие и плохо обустроенные ночлежки. Почему же вдруг компактно расположенные «оккупанты», «захватившие» небольшой садик, где они организованно проживают, ежедневно убирая за собой, раздавая еду и книги всем желающим и уж явно ни на кого не нападая, вызвали такую панику у властей? Бюджет полиции был немедленно увеличен, сотрудники работают сверхурочные, к Нижнему Манхэттену стянуты нешуточные силы. Почему информационная блокада вокруг «оккупации» была прервана после того, как полиция проявила в отношении протестующих бессмысленную жестокость — начала распылять горчичный газ? Потому что в этом небольшом скверике формируются новый символический ряд. Новый тип отношения власти и граждан. У меня, к сожалению, нет готового сценария «антитюремного эксперимента», но хочется верить, что кто-то его придумает и реализует.
Инересно, что как раз в Израиле, где сионистское воспитание внушает, что это наша страна, наши улицы, наша полиция — протесты меньше всего боялись полиции. наоборот, на итоговм митинге палаточного городка, благодарили Израильскую полицию за помощь. Это отмечали и анархист Ронен Эйдельман — один из инициаторов протеста, и в изр. блогах, где я раскидал эту статью. Правда в Израиле для разгона протеста использовали бы не «синюю» полицию, а пограничную охрану, во многом состоящую из русских, друзов и др. аутсайдерских меньшинств.