Настоящая революционная альтернатива системе — наднациональная

Алексей ЛАПШИН

(Заключение книги «Явление смыслов»)

Определяющим фактором практически всех сфер жизни нашей эпохи является утверждение  тотального  господства системы корпораций. Я сознательно пишу просто «наша эпоха», не ставя рядом определений «постмодернистская», «постиндустриальная» и т.п.

Высокий уровень технологического развития позволяет не только контролировать людей, но и успешно отвлекать их от мыслей о тяжести этого контроля
Высокий уровень технологического развития позволяет не только контролировать людей, но и успешно отвлекать их от мыслей о тяжести этого контроля

 

Корпоративная система  начала формироваться намного раньше, чем возникли эти понятия, и напрямую не зависит от господствующего сейчас дискурса западной цивилизации. Хотя данная система в её нынешнем виде сложилась именно на Западе, территория её распространения — весь  социально-экономически обустроенный мир. А мир этот далеко не всегда соответствует  состоянию постмодерна или постиндустриального общества.

Иными словами, система господства корпораций не везде проявляется одинаково. Довольно часто даже может казаться, что различные её части находятся в жёстком противостоянии друг другу и не имеют между собой почти ничего общего. Однако за идеологическими различиями и геополитическими противоречиями скрывается более фундаментальная общность, в которой действительно могут не отдавать себе отчёта миллионы участников и свидетелей внешнего противостояния.

Итак, господство корпоративной системы не следует отождествлять с глобальной экспансией транснациональных корпораций, как это часто делают многие критики современного миропорядка.

Такая  экспансия — одна из важнейших частей этой системы, но не её суть. Главным в системе является принцип иерархического единства общества, структурируемого идеей блага и выраженным в той или иной форме законом «господство-подчинение».

Жреческие, финансовые, бюрократические корпорации действуют очень давно, почти всё обозримое историческое время существования государств. Но никогда ранее их наличие не было самоценным. Ни для них самих, ни для общества. Отличие нашей эпохи именно в том, что корпорации превратились в самоценные структуры, получившие огромные возможности для  узурпации исторического процесса.

Разумеется, произошло это превращение не сразу. Если смотреть на вещи с чисто социально-экономической точки зрения, то решающую роль здесь, конечно, сыграла научно-техническая революция и  вступление человечества в эру технологий. Очевидно, что такое объяснение затрагивает лишь внешнюю сторону процесса. Тут будет уместно вспомнить принципиальные и очень показательные философские расхождения Карла Ясперса и Мартина Хайдеггера по поводу смысла и роли техники в истории.

Для Ясперса назначение техники состоит  в освобождении от господства природы и создании людьми собственного мира, независимого от природной данности. То есть речь идёт о радикальной эмансипации общества от воздействия окружающей среды.  Хайдеггер же, напротив, рассматривает результаты вторжения техники в природу как нечто тёмное и пока не ясное для людей. Техника извлекает таящиеся в природе энергии, но человек не распоряжается  извлечённым.

По прошествии достаточного количества времени после объявления этих двух фундаментальных позиций можно подвести некоторые итоги.

В результате технического прогресса, со многими оговорками, всё же удалось создать некий искусственный технологический мир, эмансипированный от природы, но подавляющее большинство людей не имеют к его управлению никакого отношения.

Трудно сказать насколько контролирует этот искусственный технологический мир даже так называемая элита. Просматривается вторжение тех «неясных», ранее скрытых в природе энергий, о которых говорил Хайдеггер.

Интересно вспомнить, что «технические» занятия в традиционных обществах, например, работа кузнеца, требовали особого посвящения. Считалось, что не владеющий тайным знанием о металлах профан может выпустить в мир демонов. В модернистскую, тем более постмодернистскую эпоху с их невероятно бурным развитием техники эти древние заповеди были полностью проигнорированы.

При более пристальном взгляде на нашу эпоху, мы можем заметить, что реальной личной свободы в последние десятилетия стало значительно меньше. Зависимость конкретной человеческой жизни от деятельности корпораций скрыта за всевозможными либерально-демократическими процедурами и свободами, значение которых сильно снизилось, да и вообще всегда было преувеличено идеологами и пропагандистами.

Тем не менее, доверие к этим институтам как к способу решения социальных проблем в целом продолжает сохраняться, что мешает на должном уровне вынести на рассмотрение новые угрозы. Собственно это уже не угрозы, а вполне сложившиеся новые условия существования.  Определяющим для них является неуклонное сокращение возможностей действовать независимо от системы. Достигается это постепенным установлением тотального технологического, законодательного и финансового контроля над человеком.

Ещё пару десятилетий назад предположения футурологов об отслеживании жизни через видеокамеры или о введение индивидуальных карточек с информацией о личности, включая генетические данные, вызывали глубокий скепсис и считались едва ли не мрачной конспирологической чепухой. Сегодня подобные проекты или реализованы, или близки к осуществлению.

Современное общество оплетено настоящей сетью законов, большинство из которых  известно только специалистам. Отсюда такая высокая востребованность профессии юриста. Вместо того, чтобы задуматься, зачем обществу такое количество законов, граждане покорно платят по счетам за услуги.

Между тем, при  здравом рассуждении, очевидно, что бесконечное штампование законов  усложняет обыденную жизнь и ограничивает свободу. Практически под полным контролем банков уже находятся денежные операции населения. То есть пресловутая «священность»   частной собственности при необходимости может быть легко нарушена.

Все эти процессы достаточно очевидны, о них не раз говорилось, однако проблема в том, что большинство людей вовсе не рассматривают их как  угрозу. Напротив, растущая регламентация  воспринимается как путь к постоянному повышению жизненного уровня. В определённом  смысле так оно и есть, поскольку до сих пор количество того, что называют материальными благами и удобствами, постоянно  увеличивалось. Причём с внешней стороны эпицентры роста  материального благополучия одновременно продолжают казаться маяками свободы.

На самом деле в условиях господства технологий даже далёкие от стандартов либеральной демократии режимы всё меньше нуждаются в методах прямого насилия. Применяются они теперь лишь в особых случаях.

Пафосные рассуждения о фундаментальных различиях между демократиями и диктатурами  давно уже стали дежурной демагогией. Да, человек может казаться и часто действительно  быть более защищённым в государствах, именуемых правовыми. Но ведь свобода или несвобода личности не сводится к вопросу о защищённости.

Сегодня подчинение индивидуума как раз и осуществляется планомерным и жёстким усилением  правовой регламентации его жизни. Во всяком случае, так происходит в передовых центрах  корпоративной системы, сосредоточенных на Западе. Подобное подчинение куда более эффективно, чем старомодная диктатура, поскольку высокий уровень технологического развития позволяет не только контролировать людей, но и успешно отвлекать их от мыслей о тяжести  этого контроля. Для того и поддерживается  всеми силами  функционирование общества потребления. 

Настоящим показателем свободы является внутренняя независимость от ценностной иерархии корпоративной системы, которая, несмотря на рецидивы идеологических, ментальных и геополитических противоречий, становится глобальной. Социальная суть этой системы в организации и подчинении всей человеческой жизни интересам корпораций.

Огромный разрыв между богатством и бедностью на планете общеизвестен, но после поражения социалистического лагеря в холодной войне такой статус-кво начал восприниматься как безальтернативный, вопреки лицемерным заверениям профессиональных гуманистов и искренним протестам сторонников социальной справедливости.

Большая часть бедных видит возможность улучшения своего положения не в изменении системы, а в своём  продвижении по её лестнице.

Здесь необходимо сделать небольшое, но важное отступление в область метафизики.   Проходящее через всю историю утверждение принципа «господство-подчинение» есть следствие  человеческого страха оказаться вне блага. В первую очередь именно этот страх, а не угроза насилия, заставляет людей повиноваться и следовать за внешними обстоятельствами. Функция системного насилия в том, чтобы подавлять радикальные попытки посягнуть на право власти быть главным распорядителем блага или же загонять в угол того, кто пытается оспорить сам принцип «господство-подчинение». Война лишь способ расширения сферы влияния этих распорядителей.

Представление о том, что есть благо, менялось вместе с ходом истории, но само значение его идеи оставалось неизменным. В сухом остатке идея блага состоит в необходимости достижения гармонии с иерархией бытия. Гармонии и «космической», и социальной. Через идею блага люди  проникаются ощущением необходимости быть причастными к всеобщему. Таким образом открываются колоссальные возможности для их постоянного шантажа, от метафизического  до чисто бытового уровня. Выпавший из целого, всеобщего, вне зависимости от причин, становится  изгоем, «прорехой на человечестве».

Идея блага лежит в основе всех манипуляций обществом и средств подавления  обособленного сознания.

Вне зависимости от исторических эпох и традиций, благо в сознании масс тождественно  преодолению юдоли печали этого мира. Даже в современном, по форме материалистическом обществе, благо воспринимается в некоем подобии мистического ореола. В этом проявляются очень глубоко укоренившиеся представления об избранности и обездоленности и, главное, — признание легитимности иерархии. Раб соглашается служить, исходя из своей веры в правомерность распределения блага. На этой же вере основана убеждённость в своей правоте господина. Эти представления фундаментальны для любой социальной пирамиды.

Традиции древних времён утверждали бесконечное превосходство благих бессмертных богов над миром. Модерн и постмодерн, якобы, опустили богов на землю, рационализировали и демократизировали понятие «благо», но действие принципа «господство-подчинение» слабее не стало.

В настоящее время распорядителями блага являются корпорации, выступающие в качестве материального воплощения идеи целого, всеобщего.

Как уже здесь говорилось, корпорации превратились в самоценные, узурпировавшие исторический процесс, структуры, хотя и убеждают общество, что без них никакая нормальная жизнедеятельность просто невозможна. К базовым, заправляющим в мире корпорациям, относятся финансисты, бюрократия, спецслужбы и клерикальное жречество. С некоторыми оговорками к ним можно причислить и мафию.

Подчёркиваю, что речь идёт именно о базовых образах корпоративных структур. Разумеется,  внутри себя они разделяются и конкурируют, но основа и конечный смысл их деятельности — одни и те же. Различия могут быть в методах — более жёстких или более мягких, уровне коррумпированности, степени «консерватизма» или «прогрессивности»…  Однако всегда и везде при корпоративной системе, будь то в США, России, Европе или Китае, человек оказывается  объектом, а организация субъектом. Происходит переворачивание отношений, подмена смыслов существования.

Естественно, корпорации имеют своих боссов, которые и считают себя элитой, вершителями  судеб человечества. Казалось бы, в их руках  колоссальные ресурсы, открывающие возможности, несопоставимые с теми, что были у властителей прошлого. Но это лишь видимость, иллюзия всемогущества. В действительности элита, при всех её капиталах и возможностях, ныне находится в значительно большей зависимости от системы, чем сто или даже пятьдесят лет назад. Внедрение технологий сделало зависимыми от них не только массы, но и саму власть. Снова вспоминается Хайдеггер с его предупреждениями об угрозах тёмных сторон бытия, в которые может вторгнуться техника.

Корпоративная система, судя по всему, переживёт постмодернизм, так как она существует не просто как часть некоего дискурса или определённого состояния общества, а представляет собой квинтэссенцию отношений «господство-подчинение», действующих на протяжении всей человеческой истории.

Это, конечно, не значит, что ей не может быть альтернатив, но искать их следует не в геополитических центрах, биполярном мире и т.п. Все подобные «центры», так или иначе, уже части системы. Всё, что ещё осталось в них «альтернативного», неизбежно будет выдавлено. Такова неумолимая логика глобализации. Вот почему настоящая революционная альтернатива  системе должна сегодня формироваться как наднациональная, внегосударственная сила. Хорошо, когда возникает национальный очаг сопротивления, но вместе с тем нужно понимать, что этого недостаточно.

Осознанное же стремление к восстанию против закона «господство-подчинение» у конкретной личности может возникнуть лишь при условии развитого чувства обособленности своего внутреннего «я» от внешнего мира.

Именно чувство обособленности от «целого», от «мы», позволяет человеку видеть в  обществе искусственно утверждённую систему отношений, а не единственно возможную, раз и навсегда данную реальность.

Обособленное сознание не является прямым следствием социальной жизни, хотя и часто имеет её отпечаток. Но по сути это иррациональный фактор, выделяющий «Я» из общего детерминированного потока бытия, возможность открытия в себе искры Создателя.

Другие главы из книги «Явление смыслов»:

«Современностью» оказывается то, что навязано нам извне / глава «В сравнению с вечностью»

Непознанная смерть

Буржуазные установки намного ближе к женскому началу / глава «Бог и семьи»

У апологетов капитализма и марксистов одно направление мышления / глава «Дорога на седьмой континент»

Добавить комментарий