Дмитрий ЖВАНИЯ
Надежда ТИХОНОВА — муниципальный депутат и известный человек в петербургской политической среде. Она состоит в «Справедливой России», но одновременно развивает и внепартийные общественные движения, например, такие, как «Наше время».
4 декабря 2011 года её обокрали. На парламентских выборах она фактически она победила в своём округе. Но «кудесники» и «волшебники» из избиркома решили, что победить должна другая женщина, из другой партии. Тихонова участвовала в протестной кампании «За честные выборы», однако вернуть свои голоса так и не смогла.
Сейчас она продвигает в Петербурге проект — Социал-демократический союз женщин России. С Тихоновой довольно просто встретиться. В Красногвардейском районе, в Полюстровском округе, где она работает муниципальным депутатом, почти всегда открыта её приёмная. Мы поговорили с Надеждой о её политическом пути и её надеждах на будущее. Этим интервью портал «Новый смысл» и Социал-демократический союз женщин России начинают совместный проект «Состоявшаяся женщина».
— Мы живём в такой стране, о которой нельзя сказать, что она избавилась от патриархальности, где тот факт, что женщина занимается политикой, всё ещё вызывает удивление. Мы о Вас узнали как о муниципальном депутате и активисте «Справедливой России». Не могли ли бы Вы рассказать о начале своей политической деятельности. С чего вдруг Вы решили заняться политикой?
— После окончания института, а закончила я ЛИТМО по профессии оптик-конструктор и инженер, я стала заниматься бизнесом, работала в одной компании региональным менеджером и достаточно успешно. У меня была хорошая зарплата. На тот момент я уже одна воспитывала ребенка и полностью его сама поднимала.
Достигнув определённого уровня, я поняла, что хочу создавать свою компанию. У меня была масса идей в том направлении, в котором я работала. Но произошли перемены в моей личной жизни: я вышла второй раз замуж, родила ребёнка, с которым просидела год в декретном отпуске. Тогда, в 2007-м, через знакомых меня пригласили работать в избирательной кампании кандидата, который шёл от «Справедливой России» в Красногвардейском районе. В мои задачи входила организация встреч избирателей с кандидатом, в частности на заводах. Я человек коммуникабельный. Я за рулём, машина есть, свободный такой художник. Ведь я никогда от звонка до звонка не работала. Менеджер — это ведь тоже такая подвижная работа. Организация предвыборных встреч у меня неплохо получалась. На любом заводе я могла договориться. Это для меня было абсолютно новое дело. И у меня произошёл переворот в сознании. Я поняла: что-то можно менять в этой жизни, что жизнь сама по себе интересная.
— А организация встреч вашего кандидата на заводах чем была обусловлена?
— Просто район наш, Красногвардейский, промышленный, а заводы — это большое скопление людей, хотя понятно, что на них работают люди из разных районов. Но мы решили, что хуже не будет. И мне казалось это важным: разложить газеты на проходной, или поставить пикет.
— Что подсказывает Вам ваш опыт: являются ли рабочие и в целом – производственники той средой, для вовлечения которой в политический процесс необходимо задействовать какие-то особые механизмы?
— Мы на заводах раздавали те же газеты, что и везде. Специальных газет для заводчан не делали. Может, это было упущение; может, надо было отдельно прорабатывать технологии работы на заводах. И встречи проходили том же русле, что и другие. Единственное, чего я не могла не замечать, что наш кандидат эти встречи проваливал. Дворовые встречи с бабушками у него проходили более позитивно. А тут была другая аудитория, специфическая — инженеры, мастера — и наш кандидат не особо хорошо справлялся с их вопросами. Порой мне хотелось выступить вместо него. Я понимала, что я бы сказала совсем иначе. Это отчасти и было моей мотивацией стать политиком.
— Но ведь и до этой избирательной кампании Вы уже были в политике…
Женщин должно быть больше в политике, чтобы женщины могли влиять на решения. Чем больше женщин будет в политике, тем общество будет гуманнее. Общество будет более чувствительным.
— Да, я была членом партии, тогда она называлась партия «Партия Жизни», но тогда мне всё казалось это как-то несерьёзно. Я приходила на собрания, и мне было даже как-то смешно было смотреть на всё происходящее.
— И что же Вас смешило?
— Может быть, напоминало прошлое. Я была комсоргом школы. У нас в школе комсорга выбирали, кстати, на альтернативной основе. Было несколько кандидатов, выборы были демократические… У каждого кандидата была программа, стенгазета, затем тайное голосование в актовом зале. Я победила.
— Это в годы перестройки?
— Да. Это был 1989-1990 годы. Я была последним комсоргом школы. Меня выбрали, год я принимала кого-то в комсомол, в октябрята и в пионеры, и на мне это всё закончилось. Поэтому я с улыбкой смотрела на партсобрания «Партии Жизни». Вроде это всё осталось в советском прошлом, а тут опять какие-то кворумы и всё такое…
Когда прошла избирательная кампания 2007 года, я стала более осознанно присутствовать на собраниях, интересоваться политикой. Что-то читала, что-то слушала, появился новый круг общения. Меня захватила волна избирательных кампаний. Я работала на одних, на вторых, на третьих. В разных регионах. Я занималась организацией кампаний на Сахалине, в Липецкой области, в Кургане — и не без успеха. В Кургане в 2010-м мы начинали с нуля, подняли партийный рейтинг очень прилично, и пять человек от нас прошло.
— Вы были состоятельной женщиной на тот момент? Я об этом спрашиваю потому, что для политтехнологов избирательные кампании — это, прежде всего, время больших заработков.
— У меня была и квартира, и дача, и машина. Конечно, денежная сторона вопроса была не последней, ведь я бросала двоих детей и уезжала в другой регион. Но самое главное, что это было безумно интересно. Я сейчас скучаю без этого.
Но, начиная с 2009 года, я вкладывала деньги в себя — в свою кампанию. На свои средства несколько лет я содержала приёмную партии «Справедливая Россия» в Красногвардейском районе. Тогда у партии были сложные времена. В 2009-м меня избрали муниципальным депутатом. Моя команда работала на волонтёрских началах. Мы скидывались, чтобы напечатать газеты и плакаты для моего округа. Все работали в поле совершенно бесплатно! Хотя кампанию нельзя назвать дешёвой. Мы потратили 300 тысяч рублей. По тем измерениям это — очень много.
И когда у меня появился статус муниципального депутата, я начала приём граждан в приёмной. Приёмная называется «Центр Социальной Справедливости в Красногвардейском районе». Над входом висит большой баннер. Люди знают, что это и общественная приёмная партии «Справедливая Россия», и что здесь можно безвозмездно получить юридическую помощь, и встретиться или написать обращение к депутату Тихоновой.
— Мы ещё вернёмся к теме приёмной. Вы поездили по регионам. И как Вам «русский мир»?
— В провинции везде одно и тоже. Нигде никто ни во что не верит. Никому ничего не надо. Полнейшая апатия. Но разбудить людей легче, чем в Петербурге. Вот в Кургане в 2010-м перед встречей с Сергеем Михайловичем Мироновым мы работали под слоганом «Проснись! Зажги свет справедливости!». Мы так раскачали ситуацию, что в зал, рассчитанный на 700 человек, пришло больше полутора тысяч. Нам пришлось выводить рупоры на улицу, чтобы люди слышали, о чём говорится в зале. Вся площадь перед ДК была заполнена, внутри люди висели буквально на люстрах, сидели на подоконниках, в проходах. Я такой встречи ни разу не видела — чтобы вот так было много людей.
В 2011-м здесь, в Петербурге, моя кампания проходила под лозунгом «Встань и иди!». Здесь, чтобы привлечь людей, нужно больше времени. Нужны реальные дела, простым призывом «Встань и иди!» народ не раскачаешь.
Может быть, квоты и нужны, но в отношении к себе я не чувствую дискриминации. А есть женщины, которые чувствуют.
— Вот Вы состоите в умеренно левой партии…
— Мне кажется, что партия меняет свой курс.
— Но ставка на идею социальной справедливости остаётся. И если посмотреть, что написано в программе «Справедливой России», то мы увидим, что это программа здравого радикального левого реформизма.
— В риторике Сергея Михайловича Миронова сейчас всё чаще звучит слово «социализм».
— В Европе ещё в XIX веке была разработана теория муниципального социализма, которая подразумевает, что вначале социалисты берут под свой контроль муниципалитеты, стараются на местах развивать жизнь граждан, делать её более удобной и гуманной, развивают самоуправление граждан. А у нас, в России, в Петербурге, реально ли взять власть «на районе»?
— Мой слоган 2009 года — «Берём власть и наводим порядок!» Я могу рассказать про развитие моего муниципального округа. В 2009-м прошло нас двое. А я стала единственным депутатом, который вчитывался в повестку, задавала неудобные вопросы, лезла в сметы и программы. Я не писала запросы в прокуратуру на главу своего Муниципального образования. Я пыталась работать. И вот итог. Когда я пришла, у нас 30 процентов бюджета шло на благоустройство, а сейчас — 50. Каждый год мои активисты, члены партии, проходят всё Полюстрово, составляя список проблем для разработки нашей программы по благоустройству. В этом году 64 адреса мы внесли! Каждую яму учли; то, где какой куст надо спилить и т.д. Из 64 заявок 51 заявка была принята. Я считаю, что это прекрасный результат.
В этом году я одобрила муниципальный бюджет, поскольку все мои поправки были внесены. Хотя по идее оппозиция должна голосовать против бюджета. Но зачем я буду голосовать против, если я достигла такого успеха? Сейчас работать будет легче. После последних выборов в наш муниципалитет прошло пять человек от нас.
— И это несмотря на то, что эти муниципальные выборы проходили в весьма непростом режиме для всех, кто шёл не от «Единой России». Как вам удалось увеличить ваше представительство?
— Потому что мой центр работает. У меня нет сейчас как таковой избирательной кампании. Вот как она у меня стартовала в 2009-м, когда я в первый раз избиралась в муниципалитет, так она и не прекращалась. С тех пор ни на один день моя приёмная не закрывалась.
Кроме того, я, как ни тяжело было с финансированием, нахожу спонсоров и делаю газеты не только на время избирательной кампании. Мы освещали важные вопросы ЖКХ, мы создавали советы домов. Мы не бросали избирателя после выборов, а всё время работали. И это дало свои плоды. Если бы не эта безобразная досрочка, депутатов моих было бы гораздо больше.
— А по-человечески Вам не обидно? Вот те люди, которые голосуют досрочно за тех, на кого указывает власть — это же бюджетники и пенсионеры, то есть та самая социальная среда, для которой и работаете Вы и ваша партия.
— Я, например, знаю, что дома ТСЖ, которые приходят на все собрания организованные действующей властью, получают из их рук свои блага, я понимаю, что им нужно содержать дом… И тем не менее, по информации, которой я обладаю, в одном таком доме «Единая Россия» получила всего 18 голосов. Мне кажется, и с пенсионерами не всё так просто. Хотя я понимаю, что за много лет их прикормили пледами, гречкой… Но мне кажется, это унизительно. Я никогда до этого не опущусь. Надо развивать муниципальные программы: например, обучать скандинавской ходьбе, компьютерной грамотности, иностранным языкам. Людям общение нужно, а не килограмм гречки или плед. Позорище! Так же я считаю, что партия — это не клуб социальной помощи; это, прежде всего идеология и общность людей, завязанных идеологически друг с другом.
Я всегда приветствовала любую активность. Сама я редко прошу о помощи, даже дома. Мне кажется, я всё могу сама. Абсолютно. Наверное, у меня счастливый муж. Но 8 марта я устраиваю ему дикую истерику. Один раз в год. Ненавижу этот праздник. Мне кажется, как раз он очень дискриминирует.
— Всё то, что Вы перечислили, все эти кружки и клубы — это площадки для коммуникации людей. А наши люди страдают от отсутствия нормальной коммуникации. Налаживание здоровой человеческой коммуникации идеологически тоже встраивается в левый реформизм. На Западе, в Европе левые занимаются и этим тоже. Кстати, нельзя не заметить, что Вы работаете в разных структурах, например, возглавляли движение «Наше время»…
— Оно и есть, оно никуда не делось.
— Вы состоите в партии «Справедливая Россия», возглавляете «Наше время», входите в «Социал-демократический союз женщин». Партия слишком узка для Вас?
— Движение «Наше время» возникло в 2009 году. Ко мне в приёмную обратились люди с просьбой помочь организовать референдум на тему предоставления многодетным матерям-очередникам жилья. Была создана инициативная группа, разработаны необходимые документы, и со второй попытки наш вопрос рассматривался на заседании Городского парламента. Да, референдум отклонили, но губернатор города (тогда им была Валентина Матвиенко) на девять тысяч человек продвинула очередь. На мой взгляд, очень хороший результат. А потом была еще одна попытка референдума против намыва, в Сестрорецком районе, и две попытки местного референдума в Красногвардейском районе.
Нужно очень грамотно вопросы формулировать, безусловно. Но, тем не менее, по закону депутаты будут обязаны включить в повестку вопрос инициативной группы, рассмотреть и соответственно принять какое-то решение: одобрить проведение референдума или отказать. Но рассмотреть вопрос — обязаны.
До сих пор выходит газета «Наше время», есть у нас сайт. Основная тема, которой мы занимаемся — непосредственная демократия.
На непартийной площадке легче собирать гражданских активистов. Вообще гражданские активисты очень щепетильны. Им кажется, что их хотят использовать: партии, власть. Общественники всегда очень осторожны. Поэтому я проводила круглые столы с ними на разные темы, всё время пытаюсь найти форматы, удобные для работы с непартийными людьми. «Наше время» — это общественное движение. Кто хочет, пожалуйста, присоединяйтесь.
Также можно на местном уровне работать. Вот буквально на днях была встреча с Маратом Оганесяном (вице-губернатором Петербурга, курирующий строительный блок — прим. «Н. С.»). В парке Малиновка пытаются храм построить, а люди против этого. 25 тысяч подписей собрали. Гражданская активность там сильная. Депутат ЗакСа Борис Вишневский договорился о встрече с Оганесяном. Оганесян приехал. Людей спрашивают: «Кто за парк?» — лес рук. «Кто за храм?» — пять человек руки подняли.
Я подошла к Оганесяну, представилась и предложила использовать инструмент прописанный в законе — референдум. Хотя и так понятно, что люди против. Но если есть норма конституционная о референдуме, то почему бы его не провести? В законе всё прописано. Оганесян покачал головой, мол, доложу губернатору. Посмотрим. Думаю, что там строить, конечно, ничего не будут.
Но Оганесян — молодец, приехал на место, увидел своими глазами, что происходит. Попытки власть какие-то делает, чтобы понять, что это не просто какие-то сумасшедшие бузят. Люди предпринимают титанические усилия. Два года они борются за парк. Нужно провести референдум, а потом принимать решение. Либо опрос элементарный сделать на сайте администрации. Или публичные слушания проводить более открыто.
— Как проводятся эти слушания, мы все знаем на примере слушаний о строительстве «Охта-центра».
— По поводу слушаний по Генплану, где, в частности, рассматривался вопрос о строительстве в Малиновке, пятьсот человек приходило в администрацию. Тоже на люстрах люди висели, так как зал был не приспособлен для большого количества народа. Как отчитываться, так у нас театр «Буфф». А как публичные слушания по такому значимому вопросу как Генплан — то комната на сто человек предоставляется. Безобразие. Я тоже там несколько поправок оставила.
Но публичные слушания как институт надо развивать. Заставлять власти проводить их качественно, в нормальном режиме. Я стараюсь присутствовать на всех значимых слушаниях у себя в районе. И вообще, пытаюсь добиться того, чтобы партактив регионального отделения «Справедливой России» этим занимался.
— А что собой представляет «Социал-демократический союз женщин России»?
Меня квоты мало волнуют. Для меня важнее не объединение женщин России, а то, что это социал-демократический союз. Мне идеология важна: равноправие полов, свобода, солидарность, свобода выбора.
— Создан он в Москве. Её председатель Наталья Великая. Есть несколько региональных отделений союза. И мне предложили создать отделение в Петербурге. Я собрала единомышленниц. Меня избрали председателем. Таким образом образовалась ещё одна внепартийная площадка, с которой я могу осуществлять коммуникацию с властью, с администрацией города, например. На такую гражданскую активность запрос весьма велик. Среди женщин, с которыми я общаюсь, среди женщин моего круга, есть много непартийных людей, и им эта площадка просто на душу легла.
— У нас всё, что связано с женской активностью, либо по советской традиции загоняется в гетто «материнства и детства», либо имеет анекдотичные проявления в виде радикального феминизма, выдвигающего лозунги типа «Не худей, не брей, не вари, не подчиняйся». То есть либо рожай и воспитывай, либо не занимайся кухней и не следуй стереотипам о женской привлекательности. Организаций европейского типа, которые бы серьёзно занимались защитой прав трудящихся женщин, в России практически нет. На что Вы делаете акцент в таком длинном названии организации — на «Союз женщин» или «социал-демократический»?
— Каждая из нас делает свой акцент. Мы, например, боремся за женские квоты. Но меня квоты мало волнуют. Для меня важнее не объединение женщин России, а то, что это социал-демократический союз. Мне идеология важна: равноправие полов, свобода, солидарность, свобода выбора.
Однако не будем забывать о «стеклянном потолке», в который упираются женщины. Вот я руководитель-женщина на самом низком уровне муниципальной власти. У нас в этом году на участке 80 процентов баллотировавшихся были женщины. В муниципальном совете у нас 60 процентов женщин. Но чем выше уровень власти, тем меньше становится женщин. И это несправедливо.
— То есть Вы считаете, что наша политическая система построена так, что она отсекает женщин шаг за шагом?
— Я думаю, что на определенном этапе происходит отсев женщин. На женщине дом, дети, может, она ещё зарабатывает деньги, плюс — занимается общественно-политической деятельностью. И она должна хорошо выглядеть и привлекать мужчин. Этот груз начинает её тянуть. И здесь женщине нужно помогать и наш союз помогает. Например, одна участница нашего Союза, Екатерина Фесик, предложила гениальный проект, призванный помочь женщинам занять вакансии, предложенные на сайтах для людей, находящихся в поиске работы. Мы будем сопровождать их поиск, а заодно популяризировать наш Союз. Проведя какое-то количество женщин на ключевые должности, мы создадим какой-нибудь центр женской поддержки, а, может быть, и спонсоров обретём.
— А как, не создавая квоты для женщин, пробить этот самый «стеклянный потолок»?
— Может быть, квоты и нужны, но в отношении к себе я не чувствую дискриминации. А есть женщины, которые чувствуют.
В партии «Справедливая Россия» всё в порядке с женским представительством, наша думская фракция на 40 процентов состоит из женщин. В Петербурге лидер регионального отделения — женщина. У нас женщин вообще много, и среди лидеров региональных отделений много женщин. У нас этим более-менее в порядке, вполне социал-демократическая партия.
Женщин должно быть больше в политике, чтобы женщины могли влиять на решения. Чем больше женщин будет в политике, тем общество будет гуманнее. Общество будет более чувствительным.
Очень хочется добиться изменений в государстве. Очень хочется честных выборов, защищённости. Сейчас самое главное — запрос на безопасность в обществе. Недаром и закон наше движение поддерживает, который, я надеюсь, будет принят, хотя он инициирован «Единой Россией», о профилактике и предупреждении домашнего насилия. Должен быть выделен специальный уполномоченный при каждом муниципалитете, должен и учёт вестись, очень много групп страдает, причём не только женщины, но и старики, дети. Сейчас у полиции нет даже элементарной формы, которая бы позволила подать заявление о насилии в семье. Я буду продвигать реализацию этого закона на уровне муниципалитета. Очень важно наладить межведомственное взаимодействие. Собрать за один стол участкового, человека из центра психологического кризисного, представителя из опеки. Учёт проблемных семей ведётся, каждой службой в отдельности. Нужно серьезное межведомственное взаимодействие.
— А со снисходительным отношением не приходило сталкиваться как женщине? Мол, куда лезешь «баба-дура»!
— В 2011-м я проиграла выборы не потому, что я женщина, а в силу других причин. Тотальная фальсификация! А, кстати, оппонентка моя — тоже женщина. Был бы мужчина, я, наверное, по-другому запела.
На работе я не чувствую какого-либо пренебрежения к себе. Если и приходилось сталкиваться со снисходительным отношением, я всегда могла сказать что-то в ответ. Может, и было что-то в этом роде, причём от самых близких людей. Как раз близкие люди не могут тебя осознать в роли какого-то лидера, депутата. Вот, например, муж подчас меня критикует, и иногда он даже прав, мне это неприятно, но я прислушиваюсь к его советам.
— Но на самом деле у нас в «русском мире» часто проводниками той самой патриархальности являются женщины. Допустим, мужчина начинает чем-то заниматься не для заработка — жена тут же начинает его сверлить: куда ты лезешь, займись делом, заработай деньги на новый автомобиль, а то в твоё корыто сесть стыдно.
— Я всегда приветствовала любую активность. Сама я редко прошу о помощи, даже дома. Мне кажется, я всё могу сама. Абсолютно. Наверное, у меня счастливый муж. Но 8 марта я устраиваю ему дикую истерику. Один раз в год. Ненавижу этот праздник. Мне кажется, как раз он очень дискриминирует. Только 8 марта мужчина способен на какие-то проявления заботы, что ли? Это всё неправильно категорически. У меня крепкий тыл круглый год, и для внимания со стороны близких никакие праздники не нужны.
Может быть, со стороны то, что я делаю, кажется войной с ветряными мельницами. Но это не так. Мне кажется, что я на своем месте. Я помогаю людям, я пытаюсь изменить жизнь в лучшую сторону.
— 4 декабря 2011 года — как тобой воспринимается эта дата? Эти выборы, а точнее — массовые нарушения на них в пользу «Единой России», стали для тебя какой-то рубежной чертой?
— Да, конечно. Во-первых, я не сомневалась, что я выиграю. Я настолько была в себе уверена! И опросы это показывали, что Тихонова проходит без вариантов. Я побеждала вчистую. То, что я выбила бы конкурентку — это однозначно. Проголосовали за меня, а не за неё. Но так как у нас был партийный список, неизвестно, попала бы я в двенадцать человек по этому списку. Но если бы не переписали протоколы, там не было бы депутата от «Единой России» — это факт. Но что в итоге? Полгода депрессии. Пятнадцать лишних килограмм. Ничего… А потом стала дальше жить.
— Депрессия от ощущения несправедливости, бессилия? Ведь в нашей стране справедливого пересчёта голосов не добиться пока ни с помощью митингов и шествий, ни через обращения в суд…
— Меня не покидает ощущение, что я сама виновата в проигрыше. Никто административный ресурс не отменял. Всё понятно, что власть просто так не отдают. Значит, тогда нужно было сделать те шаги, которые я сейчас сделала. Надо было серьезнее относится к членам комиссии с решающим голосом. Хотя никто не мог себе представить, что можно переписать протоколы в ТИКе несколько раз. В итоге у меня украли более 4 500 голосов — это только то, что мы смогли зафиксировать. А ещё вбросы были пачками, несмотря на то, что было по четыре наблюдателя. Урну просто закрывала толпа народа, а наблюдателей удаляли. Такая чехарда была.
Кстати говоря, тут такой момент: выборы 2011 года показали, а точнее последующий протест против их фальсификаций, что голос протеста может быть услышан. По крайней мере, есть результаты в Москве, где последние выборы в Мосгордуму проходили на совсем другом уровне. Фильтр отменён. Досрочка отменена. Никаких фальсификаций. Выборы проходили честно. Оппозиция баллотировались, но никто не прошёл, значит плохо агитировали, плохо работали. Проиграли в честной борьбе. На будущее, а я планирую в 2016 году обязательно баллотироваться вновь, нужно иметь армию где-то в тысячи две активистов, готовых стоять день и ночь, оцепив администрацию на расстоянии 50 метров, как позволяет закон, на случай, если будут переписаны протоколы или какие-то безобразия происходить. Или нужно будет в одночасье послать тысячи телеграмм президенту с информацией о нарушениях. Нужны люди, способные мобилизоваться на законных основаниях. Либо в СМИ устроить взрыв на эту тему и не позволить, чтобы фальсификаторам всё с рук сошло.
— А Вам не кажется, что 2016-м гайки будут закручены так, что вообще ничего нельзя будет сделать. Выборы будут простой формальностью. Иначе власть «Единой России» и её ставленникам не удержать. Мне кажется, что старые механизмы типа оцеплений и наблюдений не будут работать. Всё будет настолько нагло перевираться, переписываться, пересчитываться, что активисты в оцеплении ничего не поделают.
— А я как раз уверена в обратном. Мне кажется, что тот беспредел, какой был в 2011-м, не повторится. Я думаю, что общественность наша привлекла внимание очень серьёзных людей к последним выборам губернатора с их досрочными голосованием бюджетников и т.д. Надеюсь, что в 2016-м будут КОИБы (комплекс обработки избирательных бюллетеней — прим. «Н.С.»). Конечно, я знаю, что при желании можно сфальсифицировать и при КОИБах. Но тем не менее. Не надо и людей мучить до утра. Ведь это же пытка, когда человек сидит целые сутки на избирательном участке. Зачем это делать! Издеваться сколько можно над людьми?
Я после выборов 2011 года заменила всех членов комиссий с решающим голосом, которые меня сдали. Там были и члены партии. Сейчас у меня процентов 80 наблюдателей — это «Наблюдатели Петербурга». Это общественная организация, с которой мы хорошо общаемся. Им все равно: СР или ЕР — они за честные выборы. Это очень хороший момент.
— А зачем Вам лично всё это: участие в выборах муниципалитет, в Законодательное Собрание, в Думу?
— Может быть, со стороны то, что я делаю, кажется войной с ветряными мельницами. Но это не так. Мне кажется, что я на своем месте. Я помогаю людям, я пытаюсь изменить жизнь в лучшую сторону. Если сумею стать депутатом, смогу сделать больше. Я не живу впустую, и это главное.
