На что отвечал «военный коммунизм»

Дмитрий Верхотуров

Вокруг советской истории сложилось немало мифов и предвзятых представлений, среди которых видное место занимает т.н. «военный коммунизм». Обычно этот самый «военный коммунизм» толкуется как некая целенаправленная политика большевиков, которая проводилась сразу после прихода к власти, и от которой отказались в марте 1921 года, когда Х съезд РКП(б) принял решение о замене продразвёрстки продналогом. Мол, Ленин «увидел, что «военный коммунизм» не работает» и повернул руль в сторону рынка и капиталистических отношений.

Эта версия столь часто повторялась, за неё выступало такое количество всяких именитых и маститых историков, экономистов, политологов, что она воспринимается как навсегда устоявшаяся истина. Во всяком случае, многие люди вполне искренне пересказывают эту версию как соответствующую действительности. Теория «военного коммунизма» имеет весьма широкое распространение из-за того, что очень подходит для антисоциалистической пропаганды и для утверждения тезиса о том, что якобы любой социализм, не говоря уже о коммунизме – это только и исключительно путь к «военному» или «казарменному коммунизму». На этой основе даже пытаются делать какие-то глобальные обобщения об извечном пристрастии коммунистов к казарменным и принудительным мерам.

Однако все эти рассказы о «военном коммунизме» очень смешны, ибо нет ничего более дикого, абсурдного и не соответствующего действительности, зафиксированной во множестве документов, чем эта теория.

Из войны в войну

Все без исключения сторонники теории «военного коммунизма» выпускают из виду одно маленькое обстоятельство — войну. Да, большевики пришли к власти в воюющей стране. Несмотря на то, что в 1917 году германская армия не вела активных боевых действий на Восточном фронте, тем не менее в России под ружьём было около 8 млн. человек и промышленность работала на войну.

Второе обстоятельство, которое не находит почти никакого внимания у сторонников теории «военного коммунизма», состоит в том, что российское хозяйство в начале 1917 года было сильно подкошено войной и расстройством транспортного сообщения. Кризисные явления отмечались уже в 1915 году. К началу 1917 года в промышленности царил топливный голод: заводы не получили от 50% до 80% минимальной потребности угля, а Петроградско-Ревельский район весной 1917 года имел ежемесячный дефицит 25% по нефтяному и около 30% по угольному топливу от самой минимальной потребности. В силу нехватки сырья и топлива, в течение 1917 года шло закрытие заводов, и к ноябрю было закрыто 800 предприятий с 770 тысячами рабочих.

Всё это было связано с расстройством железных дорог, которые из-за отвлечения вагонов и паровозов на военные перевозки не могли подвозить в достаточном количестве уголь, нефть и хлеб в основные промышленные центры, вследствие этого падало производство, наступало бестоварье. Хозяйственный кризис разразился задолго до того, как Ленин пришел к власти.

Потому надо было с немцами заключать мир, чтобы получить возможность исправить тяжёлое хозяйственное положение. Уже в ноябре начались переговоры о перемирии, которые потом превратились в переговоры о мире. Однако мир получился тяжёлым, с немецкой оккупацией в феврале 1918 года Украины и Прибалтики, с развалом армии и массовым дезертирством. Подписанный 3 марта 1918 года мирный договор был ратифицирован на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов 14-16 марта 1918 года, который одновременно принял решение о переносе столицы в Москву в связи с опасностью немецкого наступления. Совнарком переехал в ночь с 10 на 11 марта, то есть ещё до решения съезда. Как видим, ситуация была крайне тяжёлая, советское правительство было фактически беззащитно перед немецким наступлением и спасалось от него бегством вглубь страны.

Но мира фактически Ленин не получил. В феврале 1918 года началась Гражданская война, ещё более ожесточённая и разрушительная, чем Первая мировая, и она принесла небывалое углубление и распространение хозяйственной разрухи. Боевые действия на Юге России сразу отрезали основные сырьевые районы: Донецкий район, дававший около 80% всего каменного угля, и Северный Кавказ – крупный хлебопроизводящий район. Это была катастрофа. Урожай 1917 года составлял 881,9 млн. пудов товарного хлеба (1 млн. пудов = 16 тысяч тонн), из них на Украину приходилось 516 млн. пудов, на Северный Кавказ — 130 млн. пудов, на Западную Сибирь и Казахстан — 130 млн. пудов, а на Центрально-Чернозёмную область — 52 млн. пудов. Война отрезала украинский и кавказский хлеб — 73% урожая.

Большевики, придя к власти, попали из одной войны в другую. Причём война сразу поставила их в крайне тяжёлые условия, лишив их большей части сырья, топлива, хлеба.

Страшный дефицит

Большевики вели Гражданскую войну в условиях страшного дефицита всего необходимого. Но сторонники теории «военного коммунизма» ни слова не говорят об исключительно тяжёлом хозяйственном положении в Советской республике, несмотря на изобилие данных по этому вопросу, что является наглым и демонстративным искажением. Если рассмотреть политику большевиков через призму их военных задач и хозяйственных проблем, то сразу становится понятно, что война и дефицит всего подряд руководили их хозяйственной политикой, заставляли прибегать к самым жёстким методам. Чтобы выжить.

Выше уже говорилось, что в самом начале Гражданской войны большевики потеряли 73% урожая. Хлебозаготовительная кампания 1917/18 года, которая начиналась в октябре и шла до мая-июня, окончилась полным провалом и таким голодом в городах, что Ленин был вынужден в мае 1918 года объявить «поход» и даже «террористическую борьбу за хлеб». Ситуация как-то поправилась в октябре 1918 года, с поступлением нового урожая, тогда как всё время с мая по сентябрь 1918 года поступления и трофеи не покрывали даже минимальной месячной потребности в хлебе. В августе собрали 1/10 часть минимальной месячной потребности. Разумеется, что при остром дефиците продовольствия немедленно будет введено его распределение, нормированная выдача, будут введены карточки и категории потребителей. Так делали все воюющие страны, и первыми в этом деле были вовсе не большевики. Карточная продовольственная система была введена в Германии ещё в 1914 году, вскоре после вступления в войну.

Такой же острейший дефицит был и с топливом. Не стоит недооценивать значение угля и нефти для Советской республики, поскольку именно от запасов топлива зависело производство как оружия и боеприпасов, так и товаров для торговли с крестьянами на хлеб. Между тем, в руках большевиков в марте 1918 года оставалась почти вся машиностроительная индустрия страны, сосредоточенная в Петербурге и Москве, а также металлургический район Урала. Донецкий район, дававший основной объём металла и угля, оказался охвачен боевыми действиями. Вскоре был потерян Бакинский район, дававший основную часть нефти. Это сразу создало острейший топливный дефицит. Журнал ВСНХ «Народное хозяйство», издававшийся в 1919-1921 годах, даёт весьма показательную картину наступившего кризиса. Достаточно сказать, что в Петрограде, при годовой потребности в 200 млн. пудов угля, в начале 1918 года имелось всего лишь 1,3 млн. пудов угля и 4,6 млн. пудов нефти.

Крайний дефицит топлива преследовал Советскую республику в течение всей Гражданской войны. Особенно остро стоял вопрос с нефтетопливом. В первом полугодии 1919 года было распределено 18,4 млн. пудов нефти, из которых 12,6 млн. пудов было вывезено с Волги. Из них 8,9 млн. пудов пошло железным дорогам, 2,1 млн. — флоту, 2,5 млн. — оборонной промышленности, 3 млн. — предприятиям водосвета, 1,9 млн. пудов распределено остальным потребителям. То есть раздавалось буквально по крохам. Что такое 40 тысяч тонн нефти для всей оборонной промышленности, в которой насчитывались тысячи предприятий? Это по цистерне нефти на предприятие, которой хватит на пару недель работы в режиме сверхстрогой экономии. Ленин говорил в 1919 году: «Не бывает заседания СНК или СТО, где бы мы не делили последние миллионы пудов угля или нефти».

Нефть добывалась в оккупированном британскими войсками Азербайджане и вывозилась нелегально на лодках из Баку в Астрахань. С наступлением Деникина и взятием Царицына — основного перевалочного пункта по доставке нефти – поступление её прекратилось. В июле-августе 1919 года были распределены последние 3,7 млн. пудов нефти и запасы её были практически исчерпаны. Остаток на начало 1920 года составлял всего лишь 400 тысяч пудов всех видов нефтетоплива, распылённого по сотням нефтехранилищ, барж и складов. В начале 1920 года пришлось выскребать последние запасы. Комиссия использования составила план распределения всего имеющегося нефтетоплива, как из остатка, так из трофеев. Набралось  1250 тысяч пудов – 20 тысяч тонн нефтепродуктов. Точно такое же положение было с металлом. На ноябрь 1918 года было учтено 40 млн. пудов запасов чёрных металлов. Этот запас старались расходовать по возможности экономно. В 1919 году было распределено 15,5 млн. пудов металла при общей потребности в 143 млн. пудов.

Можно приводить и дальше очень показательную статистику из советских хозяйственных журналов времён Гражданской войны, но вся она будет показывать только одно – сильнейший дефицит самого необходимого. Не было, пожалуй, ни одного товара, ни одного продукта, который имелся бы в наличии по потребности, не говоря уже об избытке. В ход шёл металлолом, брак, утильсырьё, случайно найденные старые запасы, трофеи. Потому ничего удивительного, что быстро установилась жёсткая, централизованная распределительная система, поскольку никакого другого способа рационально и эффективно использовать эти ресурсы не было.

При этом, несмотря на множество ясных указаний на причины жёсткой централизации и распределения продуктов и товаров, несмотря на вынужденный характер этих мероприятий, проведённых под давлением войны, сторонники теории «военного коммунизма» совершенно не принимают во внимание эти условия и обстоятельства, а выставляют дело так, будто централизация и продовольственная диктатура были чуть ли не целенаправленным заговором большевиков.

Полное истощение и разорение

Результаты Гражданской войны были ужасающими. Это было полное разорение и истощение. По сравнению с 1916 годом, разорение Донбасса –  главного района добычи угля, было огромным. До революции месячная добыча составляла 140-150 млн. пудов угля, а вывоз — 120 млн. пудов. К началу 1920 года добыча упала более чем в 8 раз, а вывоз в 24 раза.

Донецкая металлургия была почти целиком разрушена. Например, Макеевский завод был одним из самых крупных металлургических заводов Донецкого района. В 1916 году, когда он достиг максимальной производительности, в его составе были три доменные и шесть мартеновских печей, восемь прокатных станов. В этом году завод выпускал 235,8 тысяч тонн чугуна, 188,5 тысяч тонн мартеновской стали и 131,1 тысяч тонн проката. В 1920 году сразу после окончания боевых действий на заводе работала одна доменная и одна мартеновская печь, прокатный стан 280 и листовой стан № 3. Производство продукции было минимальным. В 1920 году доменная печь Макеевского завода была единственной работающей домной из 65 домен Донецкого района. Разрушение чёрной металлургии было таково, что даже в 1923 году на душу населения выплавлялось всего лишь по 6 фунтов металла на человека в год. Это 2,4 кг. В 1913 году душевая выплавка составляла 1,8 пуда — 28,8 кг.

Разорение можно проиллюстрировать тем фактом, что Советская республика не могла производить в достаточном количестве даже сельхозинвентарь. В 1920 году из 63320 заказанных плугов было изготовлено всего лишь 4500, из 20460 заказанных борон изготовлено 862, из заказанных 8085 уборочных машин выпущено всего 1671. Насколько же это был мизерный объём производства! Даже в 1919 году, во время ожесточённой Гражданской войны, промышленность выпустила 361,4 тысячи плугов, 11,4 тысячи борон и 11,9 тысяч уборочных машин. В 1920 году поступление новых сельхозорудий практически прекратилось. Причём это касалось даже таких элементарных изделий, как железные палицы для сохи.

Не имея пахотных орудий, не имея достаточно рабочего скота (в войну было выбито до 35% поголовья лошадей и волов), крестьянство было обречено на неурожай и голод в засушливый год. Без плуга и лошадей быстро не вспашешь, не посеешь, сев затягивается и в высушенной земле зёрна просто не прорастают. Голод 1921 года – это кумулятивное последствие войны и хозяйственной разрухи. Кстати, большой голод был и в Германии в знаменитую «брюквенную зиму» 1916/17 года, когда умерло от голода порядка 700 тысяч человек.

В таких условиях восстановление разрушенного хозяйства требовало максимального напряжения всех сил, использования всех трудовых ресурсов. Созданная в начале 1920 года Украинская трудармия, которой руководил Сталин, была брошена на ключевой участок — восстановление и подъём угледобычи. Была введена трудмобилизация, специальный ревтрибунал – всё  ради угля, от которого зависело всё хозяйство разорённой за войну страны. Уголь – металл – хлеб, так стоял вопрос. Альтернативой была смерть от голода и холода.

Если смотреть на первые годы Советской власти через призму хозяйственной и военной истории, то она становится достаточно простой и понятной. Все меры, все инициативы, все новшества были тесно и неразрывно связаны с войной и сильнейшим хозяйственным разорением, были направлены на выживание в этих исключительно трудных условиях и на победу в Гражданской войне. Тут и спорить не нужно — вся советская политика тех лет является прямым последствием войны.

Удивительно другое, что даже в таких условиях у большевиков находились силы и ресурсы на строительство новых заводов, электростанций (Волховскую ГЭС стали строить летом 1918 года), на строительство новых железных дорог и даже на разработку перспективного плана на десять лет вперёд. Но это было только прологом. Именно в 1921 году началось бурное становление специфически советских форм хозяйства, его планирования и развития. Никакого «поворота к рынку» не произошло. Главным образом потому, что не к чему было поворачивать, рынок и частные капиталисты практически исчезли в годы Гражданской войны.

Актуальные выводы

Сегодня многие события и процессы прошлого снова приобретают большое значение. В них можно подчерпнуть немало ценного опыта. Скажем, после изучения хозяйственного опыта большевиков в Гражданскую войну уже можно не бояться любого хозяйственного кризиса, поскольку есть готовая методика борьбы с ним, показывающая, что нужно делать в первую очередь. Потом, правильное понимание событий прошлого влияет и на оценку многих сегодняшних событий.

Теория «военного коммунизма», если рассматривать её с точки зрения изучения реальных военно-хозяйственных условий той эпохи, представляет собой чисто идеологический конструкт, созданный с целью оклеветать социализм в целом и советский опыт в частности. В этой теории проводится главная мысль, что стоит только социалистам прийти к власти, как сразу наступает разруха, распад хозяйства, падение уровня жизни, голод. Читатель из этого должен сделать вывод, что лучше держаться «старого, доброго» капитализма.

Эта теория держится на наглом и неприкрытом фальсификаторстве, она игнорирует условия сначала Первой мировой, а потом и Гражданской войны, она игнорирует наступление хозяйственного кризиса задолго до прихода к власти большевиков, она игнорирует все хозяйственные особенности России того времени (вроде географического размещения отраслей промышленности и производства основных видов ресурсов) и, наконец, она игнорирует и тот факт, что большевики справились со всеми трудностями. Они выдержали удар кризисом, дефицитом, голодом, войной, одержали военную победу над белогвардейцами и перешли к восстановлению и бурному развитию советского хозяйства.