Спецрепортаж
Дмитрий ЖВАНИЯ
Как ведут себя машинисты электричек, чтобы не сойти с ума
«В 12.36 вы должны быть на пункте оборота Финляндского вокзала. Поедете с машинистом первого класса Владимиром Петровичем Довганюком и его помощником Владимиром Гавриловым. Опоздаете — вас никто ждать не будет!» — предупредил меня работник службы эксплуатации локомотивного (моторного) депо Санкт-Петербург Финляндский. «В 12.36? Зачем такая точность? Это же не запуск ракеты. Почему, скажем, не в 12.30?», — удивился я про себя. Но озвучивать свои мысли не стал. «Железная дорога — это не полувоенная организация, как вы, наверное, полагаете, а военная!» — как бы читая мои мысли, заявил работник.
«Тундра» везде
Дабы не увидеть хвост электрички, управляемой машинистом Довганюком, я пришёл в пункт оборота (помещение, где железнодорожники готовятся к смене) заранее – приблизительно в 12.26. Машинисты живо обсуждали инцидент, который произошел в Белоострове прошлой ночью:
— Опять два состава разрисовали! – горячился пожилой полный мужчина в серой железнодорожной куртке. — Машины на линию не вышли, их сейчас перекрашивают в депо.
— Они не только их раскрашивают, но и фотографируют потом свои художества. Я замечал: подходит разрисованный состав к платформе, а его уже встречают ребята с фотоаппаратами. Это, наверное, организация какая-то, — сказал подтянутый мужчина лет 50, тоже в железнодорожной куртке.
— Отдали бы этим ребятам забор какой-нибудь, пусть их размалёвывают, бывает, очень красивые рисунки делают, настоящие произведения искусства, — продолжал пожилой и полный, и уже мне: — А вы кого ищете?
— Владимира Петровича Довганюка.
— Это я, — откликнулся подтянутый машинист, и улыбнулся так, как будто мы старые знакомые, а потом предложил: — Пойдем с нами, посмотришь, как мы проходим медосмотр перед сменой.
Кабинет врача чем-то напоминает лабораторию. Конечно, всё начинается с обычного измерения пульса и давления, затем доктор с помощью компьютера определяет общее состояние здоровья машинистов, пил ли вчера человек или нет, проверяет реакцию.
— Вот так перед каждой сменой! Я считаю, это правильно. Ведь мы отвечаем за безопасность людей, за их жизни. После того, как ввели эти проверки на компьютере, те, кто был склонен к выпивке, сами уволились. Постоянно держать себя в руках им оказалось не по силам. Их у нас было мало, правда.
Мы пошли к электричке. Помощником Владимира Петровича оказался парень лет 27.
— Вот ещё одного машиниста подготовил, — не без гордости сказал Довганюк. – Володя последние дни помощником ездит.
— И что, графферы часто вагоны разрисовывают?
— Благодаря тебе узнал, как их величают – графферы! Частенько. Хуже, когда стекла бьют. Раньше, как правило, это происходило в Невской Дубровке, туда на «химию» отправляли. Мы этот район называли тундрой. А сейчас везде — «тундра». Но наиболее опасные зоны – те, что в черте города: мальчишки из кустов камни бросают. Сейчас, правда, в вагонах стоят двойные окна, стеклопакеты.
— Вандалы, наверное, тоже донимают…
— У нас принцип — «Всё для пассажира». Но ведь пассажиры сами себе проблемы создают, — вздохнул Владимир Петрович. – Сейчас чтобы прогреть поезд зимой, надо потратить часа два, не меньше. А всё из-за антивандальных сидений, что недавно установили: они не горят, но и тепло не пропускают. А старые сидения были из деревянных реек, покрытых лаком. Вагон прогревался за 20 минут, но эти сиденья и сгорали за считанные минуты. Поэтому их поменяли на антивандальные.
«Поборами не занимаемся»
Мы помолчали немного. Мне стало стыдно за пассажиров, так как я представитель этой многомиллионной армии.
Оказывается, железнодорожники очень болезненно реагируют на постоянные структурные изменения их ведомства. Может быть, железная дорога все еще и военная организация, но Министерства путей сообщения уже не существует. Оно преобразовано в ОАО РЖД.
— В 1996-м я был на съезде железнодорожников в Москве, чиновники клятвенно обещали, что никакого акционирования нашего министерства не будет. И на тебе! К железной дороге присосались конторы «рога и копыта», — объяснял мне машинист Довганюк. — Вот видишь женщин с метлами, в оранжевых жилетах? Это служба сервиса Транскома. Уборщицы. Отдельная служба. До смешного доходит. Ты как на перрон попал через турникеты?
— Показал временный пропуск, выписанный в службе эксплуатации
— Но вот, как обратно ты выйдешь, я не знаю. Меня, человека, который 28 лет отработал на дороге, на Финляндский вокзал в перерыв между маршрутами в туалет не пускают. Я в форме, показываю удостоверение – не пускают! Нормальное дело?! Я этих тётушек, что у турникетов стоят, упрашивать должен: пустите в туалет! (В составе туалетов нет, в кабине машиниста он закрыт – Д.Ж.). А всё потому, что мы – одна контора, а Транском – другая. Кстати, вокзал отремонтировали, турникеты установили за счёт государства, а потом их тут же приватизировали. Разве это справедливо? Контролёры – отдельная тема, даже касаться её не хочется… Собирают деньги с пассажиров, выписывают фиктивные бумажки, ходят в форме машинистов, вот пассажиры и думают, что мы поборами занимаемся…
— Честно говоря, пассажиры уверены, что контролеры с вами и милицией в доле…
— Не знаю, как с милицией, но мы, железнодорожники, от них ни копейки не получаем. С кем они в доле, остаётся только догадываться, но деньги огромные крутятся. За всё время, что я на дороге работаю, один раз только помощник машиниста пошёл по пьяни по вагонам билеты проверять. На следующий день он уже на дороге не работал, уволили. Мы считаем, обирать пассажиров – пачкать честь мундира, что ли.
— А что за история с профсоюзом локомотивных бригад железнодорожников?
— Да это жёлтый профсоюз. Из 400 работников нашего депо их поддержали всего 16 человек, — ответил Владимир Петрович. — Мы им предлагали объединить всех железнодорожных рабочих, мы же делаем общее дело: машинисты, обходчики, слесаря, ремонтники. Они ответили: «Нет! Наш профсоюз только для локомотивных бригад». Мы им сказали: «До свидания!»
Всё под контролем
Мы в кабине электрички, которая появилась на свет 34 года назад. Старушка. Но в кабине установлено электронное оборудование. Один прибор фиксирует скорость, другой – что-то типа автомашиниста. Удовольствие дорогое — например, автомашинист обошелся в 714 тысяч рублей. Есть прибор, который следит за задымлением. Кто-то в тамбуре раскурился не по-детски – раздаётся металлический женский голос: «Прекратить разговоры! В вагоне (таком-то) пожар!». Параллельно работают старые приборы, которые тоже фиксируют скорость, давление. Скорость записывается на бумажной ленте, как кардиограмма.
— На каждом участке пути установлена та или иная скорость. Скажем, на перегоне до Ланской – скорость 25 километров, где-то 40 километров, где-то – 60. Медленней ехать можно, а быстрей – нельзя. Превысил скорость – будут проблемы. Вплоть до увольнения! Приборы, как одни, так и другие, всё отмечают. После смены – проверка, — объяснил Владимир Петрович. – Если поступает сигнал о пожаре, помощник бежит проверять.
Помощник ушёл в хвостовую кабину, мы остались вдвоём с Владимиром Петровичем.
— Сейчас он пройдет вдоль состава и даст сигнал. На остановках помощник следит за тем, чтобы всё было нормально при посадке пассажиров, чтобы никто не упал между платформой и поездом, чтобы никто не застрял в дверях, — пояснил Довганюк. Кстати, многие платформы изогнуты, отчего машинист в боковое зеркало не видит, как идет высадка-посадка.
— Мы столько раз об этом говорили, но ничего не меняется, — сказал Владимир Петрович.
Смерть на рельсах
Несчастные случаи на дороге – очень деликатная тема. Владимир Петрович признался, что за 28 лет под его поезд попали 12 человек. Только, пожалуйста, не надо, вздыхая, говорить: «Боже! Как он с этим живёт!». У Довганюка крепкие нервы, вот и живёт. С характером кисейной барышни на дороге не задерживаются. Под колеса попадают в основном пьяные. Владимир Петрович рассказал жуткую историю, как под поезд в Кавголово угодила целая семья. У пьяного папы развязались шнурки, вот он и сел на рельс, чтобы их завязать. Его нетрезвая благоверная присела на параллельный рельс, дочурка стояла на шпалах. Машинист сигналил, сигналил – ноль внимания. А тормозной путь более чем 400-тонной махины минимум 60-70 метров, а в среднем — 400 метров. Девочка в последний момент отпрыгнула… и осталась круглой сиротой. Под поезд попадают автолихачи, которым не дождаться открытия переезда. Особенно опасный переезд — на Лисьем носу, от которого идёт дорога на аэродром.
Если решил покончить самоубийством – ладно, ответишь за грех перед Богом. Только не надо втягивать в это дело посторонних людей. Но находятся те, что втягивают! Владимир Петрович уже знает, как ведут себя те, кто хочет свести счеты с жизнью.
— Женщины надевают косынку, мужчину кепку и ложатся на рельс. Я однажды заметил такого мужика, он лег на рельс, а я уже начал тормозить. Мужик увидел, что поезд останавливается, вскочил и убежал в кусты.
До Белоострова и обратно мы прокатились без приключений. Но, должен признать, пассажиры ведут себя безобразно: перебегают перед самым носом поезда, (а семь метров перед кабиной – мертвая зона, машинист не видит, что происходит перед самым носом поезда), ходят по рельсам, не обращая внимания на сигналы, задерживают закрытие дверей… О вандализме речь шла выше.
— Часто срывают стоп-кран. Срывают и выходят. Или пьяный держится за него как за поручень, шатается и срывает. Вечером по громкой связи с машинистом начинают нас поливать матюгами. Чего только о себе не услышишь! — улыбается Владимир Петрович. – Но мы держим себя в руках. Иначе можно в сумасшедший дом угодить.
Читайте также другие тексты из серии «Они не работают в офисе»:
Дмитрий ЖВАНИЯ. Женщины в оранжевых жилетах
Дмитрий ЖВАНИЯ. Ночь с «тихой смертью»
Я сам закончил железнодорожное училище и с ума не сошел. У меня много друзей и знакомых которые работают на железной дороге и вполне довольные жизнью люди.
Очень интересный и сильный репортаж. Шесть лет отъездил электричками до Петергофа.