Михаил ПАНКРАТОВ, Давлет МИРГАЯЗОВ
Продолжение цикла статей о классовой сущности современной милиции «Диалектика мента».
Сочетание двух факторов, тенденции к пролетаризации полиции и милицейского прошлого структуры, является взрывоопасным и режим это чувствует. В ходе социальных потрясений вполне возможно возникнет сначала взаимопонимание, а потом и структурное единение восставших трудящихся и милиции. Буржуазия через СМИ, через административные меры (например, переименование в полицию), организацию провокаций (например, 6 мая 2012 года), популистских шагов всемерно стремится, если не предотвратить, то максимально осложнить этот процесс.
Силы, распространяющие идеи о целиком (всецело) полицейской сущности милиции, и несовместимости нужд её сотрудников с нуждами большинства трудящихся прямо и дословно проводят линию буржуазии. В своей политической практике нам приходилось сталкиваться с полицейскими агентами, обязательной и характерной чертой деятельности которых являлось «возбуждение ненависти» у активистов по отношению к сотрудникам милиции. Вплоть до попыток организации их убийств. Напомним о небезызвестном участнике уличных протестов в 2007-2008 годов Сурене Едигарове. Мотивы провокаторов нам понятны. Мотивы людей считающих себя марксистами — нет.
Внутри структуры милиции, несомненно, идёт классовое расслоение, как по должностной вертикали, так и по специфике деятельности подразделений. Политическому руководству режима, высшему руководству милиции (относительно которого можно сказать, что они действительно уже полиция) совершенно необходимо удержание личного состава милиции под своим контролем, в первую очередь, идейным. Краеугольным камнем этого идейного контроля является пролитие крови между сотрудниками милиции и активистами протестного движения. Создание взаимной нетерпимости как постоянно действующей идейной установки и атрибута принадлежности к сообществу.
Обратимся к тексту статьи, анонсированной выше:
«Последнее совещание Союза Трудовой Бедноты Московского региона напомнило об одной очень важной проблеме, проблеме отношения к полиции. Некоторая часть из гостей совещания в течение всего времени своего присутствия проводила излюбленную ею тему, а именно тему полиции. Основная идея этой группы, если её кратко изложить, заключается в следующем: полиция (не полиция, нет, они требуют продолжать называть её “милицией”) это — осколок военно-административной системы социалистического государства, попавший в нынешнее буржуазное государство.
Из этой идеи они выводят, что полиция — прогрессивная сила, одна из сил будущей революции. Один из лозунгов звучит: “Даёшь советы рабочих и милицейских депутатов!” Кроме того, они считают полицейских “наиболее организованной частью трудящихся”, а иногда даже называют их пролетариями. Если бы такие взгляды ограничивались небольшой долей участников московской левой, то разбирать их не было бы смысла. Однако, к сожалению, взгляды родственные этим всё ещё имеют хождение в непролетарской среде (пролетариат от таких иллюзий в массе избавлен, т.к. постоянно ощущает на себе политическое и бытовое давление, репрессии со стороны полиции). В наибольшей мере такие прополицейские взгляды распространены в мелкобуржуазной среде, а среди политических течений — у националистов, тяготеющих к фашизму».
Такая постановка вопроса является извращением нашей не раз подробно высказанной позиции. Мы никогда не утверждали, что полиция является осколком военно-административного аппарата рабочего государства. Мы утверждали и утверждаем: несмотря на выполнение милицией полицейских функций, её не единовременной, но последовательной деградации в сторону полиции, тем не менее, полиции как стройного и чётко структурированного буржуазного исполнительного органа у нас до сих пор не существует. Мы всегда отмечали, что милиция — разложенный и оторванный от своего класса институт. Мы всегда настаивали, что некорректно называть милицию полицией, тем самым выдавая перлы а-ля «полиция (не полиция, нет, они требуют продолжать называть её “милицией”) это — осколок военно-административной системы социалистического государства, попавший в нынешнее буржуазное государство, говорят нам “милицейщики”». Говорят же нам это не некие «милицейщики», а ключевые представители режима. Касаемо сего перла в целом. Он сравним с тем набившим оскомину способом развлечения, как спор «Был ли в СССР социализм?», когда плаксы из мелкобуржуазной интеллигенции пытаются доказать, что полного коммунизма в СССР не было (что есть факт), но упорно называют коммунизм социализмом. Из чего таким образом, подменяя смыслы, высасывают из пальца сам предмет спора.
Именно милиция является осколком военно-административного аппарата выродившегося рабочего государства. Если у нас существует структурная, кадровая и образовательная преемственность, а также преемственность идейных стереотипов, то изменение названия не является констатацией реального положения вещей, а является скорее декларацией о намерениях господствующего класса. Вышесказанное не значит, что милиция является революционной силой сама по себе, или полностью и целиком состоит из пролетариата.
«Постараемся разобрать аргументы группы этих активистов с помощью марксистского анализа современной полиции. Начнём с наиболее враждебного марксизму тезиса. Этот тезис заключается в том, будто полицейский — это трудящийся, возможно даже пролетарий. Раз мы взялись рассматривать полицию с т.з. исторического материализма, то мы должны отталкиваться от того, какую роль полиция занимает в обществе. Полиция — это часть надстройки или базиса общества? Можно ли назвать трудящимися группу людей, не создающих ни продукта (в материальной или идеальной форме), ни услуги?»
Что касается трудящихся и эксплуататоров и их места в создании общественных благ. Если мы не порываем с марксизмом, то мы должны констатировать, что именно эксплуататоры последние пяти тысяч лет являются основными инициаторами и организаторами создания общественных благ. И именно их деятельность, а ни чья либо другая, создала материальные и духовные предпосылки для возникновения неэксплуататорского общества. Отношения эксплуататоров и эксплуатируемых это часть базиса, часть производственных отношений.
Но может ли базис существовать в отрыве от соответствующей ему надстройки? Могут ли производственные отношения существовать в отрыве от политических и правовых институтов общества? Азбука марксизма состоит в том, что разрыв между надстройкой и базисом является одной из причин социальной революции. Говорить же о том, что какие-либо надстроечные структуры, в отличие от базиса, не принимают участия в создание общественных благ, является разрывом с историческим материализмом.
Любые настроечные структуры эксплуататорского общества, действующие в интересах господствующего класса, являются необходимыми для функционирования базиса и действуют как механизм всего общества. В том смысле что: «Существовавшему и существующему до сих пор обществу, которое движется в классовых противоположностях, было необходимо государство, т. е. организация эксплуататорского класса для поддержания его внешних условий производства, значит, в особенности для насильственного удержания эксплуатируемого класса в определяемых данным способом производства условиях подавления (рабство, крепостничество или феодальная зависимость, наёмный труд). Государство было официальным представителем всего общества, его сосредоточением в видимой корпорации, но оно было таковым лишь постольку, поскольку оно было государством того класса, который для своей эпохи один представлял всё общество» (Фридрих Энгельс, «Развитие социализма от утопии к науке», 1885 г.)
И только когда суммарно весь господствующий класс, в том числе его бюрократический и военно-административный аппарат, становится исключительно паразитическим, до предела выхолащивается его организующая функция, становится выпуклой его недееспособность, что и порождает условия для революционной ситуации. Революционная ситуация оканчивается революцией, когда общество выдвигает силы способные заменить старый господствующий класс.
«Можно ли сказать, что полиция обеспечивает безопасность и порядок? Так сказать значит — встать на вне классовую позицию, на прикрытую т.з. буржуазии. Полиция обеспечивает безопасность для буржуазии, для некоторых частей буржуазии, и в то же время для пролетариата полиция создаёт опасность. Про порядок надо сказать то же самое. Видно, что никакой общественно-полезной услуги в классовом обществе полиция не оказывает. Полиция выполняет исключительно надстроечные функции, поддерживая существование капиталистического способа производства, никак не участвуя в производстве. Полиция, являясь частью государственного аппарата, защищает буржуазное право собственности, защищает власть буржуазии, поддерживает её классовое господство, никак не участвует в воспроизводстве и производстве жизненных благ. Отсюда видно, что полицейские — это не трудящиеся, это — часть государственного аппарата буржуазии».
Безусловно, и милиция, и полиция создают такое общественно необходимое благо как безопасность. Безопасность в классовом обществе поддерживается через механизм монополии на насилие. Можно возразить, что первой и основной функцией военно-административного аппарата является силовое обеспечение классового господства, но тут нет противоречия. Также буржуазия концентрирует ресурсы для строительства заводов, на которых создаются потребительская стоимость, например кастрюли, несмотря на то, что основная их цель это не производство кастрюль, а извлечение прибыли.
Автор опуса приводит цитату из третьего «Письма из далёка», где Ленин указывает способ организации милиции для решения им же чётко оговорённых задач: «осуществлять правильно и быстро развёрстку хлеба и др. припасов, проводить в жизнь “всеобщую трудовую повинность”». Волонтёрская милиция может выполнять эти указанные Лениным задачи, поскольку имеет дело с противником разрозненным и деморализованным. Не нужно специфической подготовки, чтобы под страхом наганов, винтовок и пулемётов погнать широкие буржуазные городские слои на общественные работы. Для этого не нужно аппарата накопления и анализа информации, специальных навыков оперативно-розыскной деятельности, агентурной и контрагентурной работы, владения специальной материальной частью, делопроизводством.
Если же речь идёт о борьбе с такими высокопрофессиональными видами деятельности как бандитизм, саботаж и контрреволюция, то здесь необходимо создание учреждений более профессиональных и организованных, чем у противника. Именно ленинским правительством были созданы вполне себе бюрократические такие учреждение, как ВЧК, НКВД, ЧОН и прочие «ужасы комиссародержавия».
Тем временем тов. НКВД, цитируя кусок ленинской работы в отрыве от смысла всего письма, выставляет Ленина неким анархистом, стремящимся разоружить пролетариат перед лицом буржуазии. Для того чтобы не допустить искажения ленинской мысли процитируем другое место из той же работы: «Пролетариат же, если он хочет отстоять завоевания данной революции и пойти дальше, завоевать мир, хлеб и свободу, должен “разбить”, выражаясь словами Маркса, эту “готовую” государственную машину и заменить её новой, сливая полицию, армию и бюрократию с поголовно вооружённым народом. Идя по пути, указанному опытом Парижской Коммуны 1871 года и русской революции 1905 года, пролетариат должен организовать и вооружить все беднейшие, эксплуатируемые части населения, чтобы они сами взяли непосредственно в свои руки органы государственной власти, сами составили учреждения этой власти».
Что мы видим из этих слов Ленина? Ленин говорит об уничтожении буржуазной государственной машины, но он не говорит о том, что пролетариату не нужна своя государственная машина — «полиция», армия и бюрократия (под последним понимается аппарат сосредоточения власти в руках центральных органов). Ленин говорит о том, что народ должен быть вооружён, но этого абсолютно недостаточно. Народ должен создать органы государственной власти и, одновременно, должен быть слитым с ними. Ленин прямо указывает, что они должны составить учреждения власти. Те, кто не понимают необходимость одновременного наличия выделенных профессиональных учреждений и их одновременную слитность с вооружённым народом, тот не вникает в замысел Ленина, тот ничего не понимает в диалектике, тот не стоит на позициях диктатуры пролетариата. Это можно сравнить с тем, как интеллигентные нытики отказываются понимать тезис Сталина об отмирании государства через его усиление. Они являются идеалистами и метафизиками, то есть сознательными или бессознательными агентами буржуазии в рабочем движении.
Теперь возникает вопрос о контроле над бюрократическим аппаратом. Очевидным образом бюрократический аппарат не может контролироваться бюрократически. Буржуазия контролирует его через коррупцию, которая является производной от её экономической деятельности. Можно заявить, что такая постановка вопроса специфична для стран периферии. Это не верно. Дело в том, что у нас коррупционное управление бюрократией несовершенно, поскольку к управлению аппаратом допущены мелкие собственники через подкуп мелких же чиновников. Вся «борьба» с коррупцией является монополизацией крупными собственниками возможности контроля над бюрократическим аппаратом, через подкуп крупных чиновников. В метрополиях мирового капитализма коррупционный механизм ближе к совершенству и там «совершенно нет коррупции», о чём свидетельствуют непрерывные коррупционные скандалы с высшими должностными лицами.
Пролетариат при своей диктатуре становится собственником и распределителем труда. Точно таким же образом, буржуазия, являясь при капитализме собственником и распределителем финансовых средств, контролирует через подкуп деятельность своей бюрократии, пролетариат через непосредственнее участие, через вложение труда, в том числе, в виде прямого насилия, должен контролировать деятельность своей бюрократии. Один и тот же человек должен быть одновременно занят на производстве и в работе бюрократического аппарата, в том числе карательных органов. Такой прямой агентурой масс должно быть «прошито» всё рабочее государство. Гарантией неотрывности от масс должно служить право отзыва, обеспеченное всеобщим вооружением пролетариев.
Буржуазия, как уже замечено, контролирует свой бюрократический аппарат через коррупцию, а с другой стороны, сам бюрократический аппарат сливается с буржуазией, через возможность инвестирования коррупционно нажитых средств. Таким же образом, рабочая бюрократия, чья непосредственная деятельность оторвана от производства, должна иметь возможность участвовать в производстве в тех областях, где ей это будет доставлять наибольшее удовольствие. Эта фраза может быть воспринята нынешними «мОрксисистами» как комичная, но хотим напомнить, что в основе марксистской теории лежит то обстоятельство, что труд, являясь фундаментальным условием для происхождения человека в прошлом, в будущем, когда спадут оковы его отчуждения, станет первичной потребностью человека. Без учёта этой фундаментальной истины все остальные претензии на марксистский подход лишены смысла. Так же стоит напомнить, что те бюрократы, которые будут лишены таких качеств, будут отозваны и отправлены в заведения подобные «школам кадров» в годы Культурной революции в Китае. Без этого диктатура пролетариата не может быть полной.
«Однозначно — нет. На это “милицейщики” возражают, мол, полицейские обеспечивают безопасность, порядок, значит — оказывают услугу. Интересно, как думают действительные пролетарии? Разве мало взяток полиция выбила из приезжих рабочих? Почти всякий приезжий из бывших республик СССР знает таксу в 500 рублей/месяц участковому. Разве мало полиция арестовывает пролетариев, поднявшихся до политической борьбы? Забыли аресты стачечного комитета на автоВАЗе, избиения активистов РПЛБЖ, убийство Швырёва? Разве мало телефонов и денег забирает полиция у пьяных? Разве мало полиция разгоняет митингов? Мало переломала костей и наставила синяков 6 мая? Недостаточно часто полиция выступает как вооружённая группа поддержки работодателей во время забастовок? Забыли, как во время забастовки на “Бейнтеллере” к заводу подогнали ОМОН? Думаю, что этого волне достаточно для того, чтобы пролетарии, активисты левого и демократического движения припомнили, что полиция — это надстройка общества, что это — часть репрессивного аппарата буржуазии, а не трудящиеся».
Со всем, что сказано относительно полиции, мы согласны. Более того мы согласны, что милиция выполняет все эти функции полиции. Но если мы не порываем с диалектикой, то мы должны рассматривать перспективы изменения тех или иных общественных структур при коренных ломках самого общества. Все констатации преступлений, творимых режимом руками милиционеров, вполне соответствуют ситуации, которая наблюдалась век назад в отношениях армии, полиции и революционного движения при предыдущем издании капитализма в России. Если классовое положение солдатской массы таково, что она совершала эти преступления фактически против самой себя, то есть поддерживала условия своего угнетения, как на службе, так и в мирной жизни, то полиция совершала эти преступления, поддерживая своё привилегированное положение и господство в обществе. Именно по этой причине революционеры обращались с воззваниями к непосредственно стреляющим в них солдатам, а с полицией, которая, как мы знаем, вообще-то всегда стремится договориться, считая себя кастой профессионалов, необходимой любому режиму, не могло быть никаких переговоров, причём не только у пролетарских, но и буржуазных революционеров. Сейчас же у монополистического капитализма нет никаких кадровых возможностей и времени для создания настоящей полиции кровно, классово и кланово связанной с ней. В смысле материального подкупа у них банально нет средств. В частности этих средств нет потому, что раньше функцию угнетения исполнял 12-часовой рабочий день, безграмотность, голод и эпидемии, то ныне эти факторы ослаблены. Следовательно, буржуазия вынуждена замещать их непропорционально разрастающимся аппаратом подавления, который в силу этого неизбежно теряет свою элитарность и пролетаризируется.
«Пойдём дальше. Полиция — это осколок военно-административной системы социалистического государства, попавший в буржуазное государство, говорят нам “милицейщики”. Они утверждают, что много кадров в полиции сохранилось с советских времён, что структура её тоже сохранилась, а значит, полиция, де, как кость в горле для буржуазии. Есть два момента, показывающих несостоятельность такого взгляда. Первый — простой: значительная часть современного буржуазного государства состоит из слегка преобразованных структур советского государства. Это — и минздравсоцразвития, и министерство образования, и министерство обороны, и министерство труда и соц. защиты, и т.д. Значительная часть чиновников работает в госаппарате ещё с советских времён. О чём это говорит? Это говорит о том, что формы исполнительной власти, сложившиеся в СССР к моменту контрреволюции, не враждебны буржуазному государству. Во многом процесс превращения социалистического государства в буржуазное (по форме) начался ещё при Сталине. Это же относится и к полиции. Именно в эти годы милиция по форме становится полицией, т.е. профессиональными отрядами вооружённых людей, противостоящих основной массе народа. Потому — это не осколок военно-административной системы социалистического государства, попавший в буржуазное государство, это — социалистическое государство постепенно выродилось в буржуазное. К слову сказать, кадров со времён СССР в полиции осталось совсем немного. Средний возраст полицейского в 2010 году составлял 30 лет. Учитывая выслугу лет, полицейскую реформу, можно с уверенностью сказать, что полицейских работающих со времён СССР осталось мало. Да и на руководящих должностях стараются держать молодых и энергичных».
Все выходят из советского времени, но не все в него входят. Тов. НКВД отмечает переход Советского государства или структур советского государства в современное буржуазное, но уклоняется от рассмотрения условий и механизма образования этих структур при возникновении Советского государства. Необходимо напомнить, что в 1917 году, когда произошёл Октябрьский переворот, революция не свершилась, а началась. Низкий уровень образованности не мешал осуществлению диктатуры пролетариата как непосредственных насильственных мероприятий, но он принципиально препятствовал замене пролетарскими кадрами феодально-буржуазных кадров в области реализации многих управленческих задач. Заставить интеллигенцию, чиновников, офицеров и буржуазных специалистов выполнять свои функции на службе пролетариату удавалось, но немедленно заменить эти кадры мы не могли. В результате мы получили практически во всех структурах преемственность буржуазно-абсолютистских порядков, тем более такие порядки соответствовали развитию средств производства. По этой причине государственный аппарат, в целом созданный в результате пролетарской революции, не только легко преобразовался в буржуазный, но и до этого был существенно буржуазным, ибо имел преемственность от классовых врагов. Пока пролетариат мог осуществлять свою диктатуру, этот аппарат вполне был проводником диктатуры пролетариата. Когда пролетариат потерял политическую волю в результате мелкобуржуазного перерождения, в том числе по причине размывания его массовым притоком крестьянства, оставшийся без контроля государственный аппарат произвёл ползучую контрреволюцию. Очертить временные границы этой контрреволюции довольно сложно, ибо классовая борьба в рабочем государственном аппарате непрерывно шла с момента завоевания власти пролетариатом и начала его строительства.
В силу названных обстоятельств, всеми тогда понимаемых, именно карательные органы создавались заново, с нуля, то есть с той самой полной ломкой предыдущего государственного аппарата в этой области. Именно в карательные органы рекрутировались наилучшие сыны пролетариата, именно они были наиболее чисты по своему классовому составу и содержанию. Это относиться как к ЧК и к её дальнейшим трансформациям, так и к милиции. Однако у Госбезопасности было больше объективных факторов для классового перерождения. Это элитарность деятельности, выражающаяся как в более высоких начальных требованиях, так и в оторванности от повседневной жизни масс. Сама эта деятельность осуществлялась в непосредственном контакте с классовым врагом и неизбежно приводила сначала к внешнему подражанию врагу (в целях обеспечения оперативной работы), а потом и к внутреннему.
«Как правило, даже неверные взгляды отражают ту или иную сторону действительности, просто они преувеличивают её значение, ставят слабую тенденцию выше господствующей. Вот и взгляды “милицейщиков” преувеличивают величину и качество пережитков, оставшихся в полиции от советской власти».
Чтобы сказать, что мы преувеличиваем, нужно найти объективный критерий для оценки. Где мы заявляем, что существует некая распрекрасная рабочая милиция, которая сейчас в рамках буржуазного государства сражается с ним за интересы рабочих? Где и когда мы заявляли, что этот осколок военно-административного аппарата деформированного рабочего государства не является органом буржуазного порядка? Более того, мы всегда заявляли, что полицейские функции милиция стала приобретать фактически с момента своего образования. Именно на наличие советских пережитков в том, что называется современной российской полицией, мы обращаем внимание. Значение этих пережитков в историческом процессе зависит от множества факторов, одним из важнейших среди которых является сознательное использование этих пережитков пролетарскими революционерами в своей повседневной работе. В современной политической деятельности «левых» наличие этих пережитков отрицается или приуменьшается. Огульные заявления о том, что современная российская полиция и есть классическая буржуазная полиция — это не просто оторванность от реальности, это прямое проведение линии буржуазии, стремящейся всецело и безраздельно подчинить этот орган себе.
Продолжение следует
