Михаэль ДОРФМАН. Толпа – это доброе существо

После летнего затишья, которое скептики поспешили назвать «арабской зимой», наступила настоящий горячий ноябрь. 11-месячное стояние народа в Йемене привело, наконец, к отставке засидевшегося президента. Революционные толпы вновь заняли площадь Тахрир. Народ добился окончания затянувшегося военного правления.  А в эти дни толпы на улицы российских городов выходят толпы людей, недовольных тем, как были проведены парламентские выборы. Казалось бы, толпа — явление позитивное. Но после летних беспорядков в Британии множество комментаторов указывали пальцем на главного виновника – толпу. Мол, если даже человек рациональный, то в толпе он меняется, позволяет себе то, на что не способен в одиночку. В общем, толпа – якобы имеет свой собственный нрав, подавляющий индивидуализм. Проблема в том, что обвиняют толпу те, кто боится толпы, боится народа, верит, что «революций не бывает». В общем, «мы знаем, что из этого получается», почему-то всегда во множественном числе. А что они знают на самом деле?

Дисфункциональная персона  

В 1871 году, вскоре после народного восстания, которое привело к Парижской коммуне, политик Жорж Клемансо вспоминал: «Вдруг начался потрясающий шум, и толпа наполнила двор, вырвалась на улицы во власти какого-то безумия… Все визжали, как дикие звери, не понимая, что они делают». Ощущения весьма типичные и для сегодняшнего обывателя. Когда комментируются темы беспорядков на телевидении, в газетах, в интернете​, то в ход идут​ сравнения с животными, обуреваемыми примитивным безумием. Обвиняют не алкоголь или наркотики, а толпу. Нам часто говорят, что якобы толпа глупа. Якобы толпа лишает человека разума, чувствительности и ответственности, превращает людей в беспомощных подражателей. Комментаторы беспорядков предлагают различные объяснения, но неизменно соглашаются, что психология толпы была частью проблемы. «Доминирующим свойством толпы является сведение её бесчисленных лиц к одной, дисфункциональной персоне, — писал в «New Statesman» романист Уилл Селф, — Толпа глупее усреднённого интеллекта её составляющих».

У меня под рукой вырезки, касающиеся беспорядков в Лондоне, но аналогичные вещи писали и про участников беспорядков в Москве, Каире, Орегоне. Писали, что насилие распространяется сквозь толпу, как зараза. В том же самом обвиняли социальные медиа. Те, кто стремится к наукообразности, пустили в оборот термин «деиндивидуализация», то есть потеря идентичности и моральной ответственности, которая может произойти в толпе. Вроде бы и массовая культура поддерживает в нас это чувство. «Невозможно переоценить глупость толпы», — Чарлз Буковски. «Толпа — существо медлительное и недалёкое, и ума у неё куда меньше, чем у любого из составляющих её людей», — Иэн Макьюэн, «Чёрные собаки». Можно из классики – Сенеки, Ницше, либо из отечественной литературы: «Можно возбудить в ней злое внимание к себе и не обладая выдающимся умом или смешным носом: толпа выбирает человека для забавы, руководствуясь только желанием забавляться» (Максим Горький, « Трое»).

Порядок – это когда на улице нет полиции
Вопрос в том, проверяли ли эти уважаемые авторы свои утверждения? На самом ли деле толпа так оглупляет нас? Я как раз люблю бывать в толпе. В молодости я был довольно критически настроенным к советскому режиму, тем не менее, я любил ходить на праздничные демонстрации. Я хорошо себя чувствую в толпе футбольных болельщиков, на рок-концерте или народном гулянье. Участвовал в демонстрациях протеста, даже в драках с полицией. Как раз полиция, а не толпа, неизменно начинала насилие. Один из вожаков французских студентов, помнится, сказал: «Порядок – это когда на улице нет полиции».

В начале года весь мир с замиранием сердца наблюдал, как толпа свергала тиранию только тем, что день за днем, ночь за ночью собираясь на одном месте. Египетские демонстранты организовали на площади Тахрир свою общественную структуру, наладили уборку мусора, питание, самооборону, однако, по большей части, протест носил мирный характер. Кроме мужества, толпа на площади Тахрир проявила много интеллигентности, организационных способностей и сдержанности. Насилие в основном шло от власти. Мало кто из международных обозревателей может обвинить толпу на площади Тахрир в глупости или несдержанности, сказать, что толпа была дисфункциональной, или что там люди превращались в животных.

Демонстранты на Тахрире, как и участники беспорядков в Британии, так же использовали социальные медиа. В Британии или России после беспорядков власти подумывают их запретить. Зато про использование социальных медиа в арабских революциях пишутся хвалебные статьи и исследования. Кажется, что не всякая толпа — это плохо. Когда же происходят плохие вещи, толпа становится виноватой.

«Самая ужасная толпа, какую можно себе представить, состояла бы из одних знакомых» (Элиас Канетти)

Вряд ли запуганные толпой обозреватели читали книгу 1896 года «Толпа – Исследование массового сознания». Этот труд француза Густава Лебона оказался самой важной книгой, уже больше ста лет определяющей понимание толпы в нашей культуре. «Самим фактом, что человек является частью организованной толпы, он спускается на несколько ступенек по лестнице цивилизации. Каждый в отдельности может быть культурным, но в толпе – он варвар…», — утверждал Лебон. Если бы Лебон жил сегодня, наверняка был бы околонаучным блогером консервативного направления, вроде Дмитрия Галковского или Александра Дугина. Открытый им «закон ментального единства толпы» — как раз ранний пример наукообразной терминологии, призванной оживить старую идею, что толпа якобы имеет собственное сознание, подавляющее индивидуальность и разрушающее рассудок.

Труд Лебона пришёлся кстати в Европе, где растущая индустриализация  привлекала в города толпы народа. И этот «неконтролируемый» народ имел «противное» свойство собираться в толпу и требовать для себя различные вещи. Лебон и назвал своё время «эрой толпы». В Париже, где он жил, всё XIX столетие толпа являлась важным фактором общественной жизни. Не раз бывало, что толпа свергала власть и устанавливала новый порядок. Лебон был консерватором старой закалки и с недоверием относился к новомодным идеям демократии. Как и другие добропорядочные буржуа, при виде толпы Лебон не ждал ничего хорошего. Как и для современных «консерваторов», толпа для него была чем-то недочеловеческим.

«Пытаясь выделиться из толпы, ты попадаешь в толпу, которая пытается выделиться из толпы» (Джаред Лето)

Аристотель жил в IV веке до нашей эры. В одном из трактатов он написал, что муха имеет восемь ног. Авторитет Аристотеля был так велик, что средневековые схоластики в течение более двух тысяч лет не удосужились подсчитать, сколько у мухи ног. Лишь кто-то из натуралистов в XVI веке собрался и определил, что ног всего шесть. Инерция мысли велика, и мы всё ещё разделяем предрассудки Лебона столетней давности. Психолог Джон Друри из Университета Суссекса решил экспериментально проверить поведение толпы. Он нашёл попросту бездоказательными утверждения, что толпа якобы ведёт себя иррационально и подавляет индивидуальность. Во-первых, большинство толп не склонны к насилию и жестокости. Толпа в торговом центре или на музыкальном фестивале ведёт себя вполне пристойно. Недавно я гулял в толпе демонстрантов, участников акции «Захвати Уолл-стрит». Если кто-то там и портил атмосферу, то это были правые, пришедшие поикать подтверждения своих страхов.

Во-вторых, даже толпа, состоящая из конфликтных групп, скажем – болельщики на футбольных матчах – всё равно, по большей части, ведёт себя мирно. И даже если толпа творит насилие, то её действия не обязательно иррациональны. Взятие Бастилии вовсе не было иррациональным актом. Британский историк Эдвард Томпсон занимался историями голодных бунтов в Англии XVIII века. Вот бы когда толпа действовала иррационально. Томпсон пишет, что бунты начинались не при виде пищи, а при виде спекулянтов, торговавших зерном по непомерным ценам.  Это вполне рациональное чувство гнева, вызванное социальной несправедливостью, а никак не «животный» драйв от голода.

То же старое лебоновское видение толпы определяет мнения о катастрофах, случившихся в толпе. Как правило, катастрофы и несчастья на стадионах и площадях объясняют «одичавшей толпой», «примитивными инстинктами», а виновата логистика и организация мероприятия, плохая полицейская работа, плохой инженерный дизайн или небольшие группки хулиганов.

Самые известные несчастья в русской истории – на Ходынском поле во время гуляний на коронации Николая II или кровавая давка на похоронах Сталина – результат плохой организации, а не мистических свойств толпы. Я как-то писал о несчастье на стадионе Хилсборо в Ливерпуле, где мердоковская пресса поспешила обвинить во всем «зверьё» — болельщиков. Виновным в происшествии оказалась администрация, наполнявшая кассы бесконтрольной продажей «стоячих мест». Несчастье на концерте рок-группы «The Who» в Цинциннати в 1979 году, унесшее 11 жизней, вызвало шквал газетных комментариев, мол, «эти дети вели себя как звери». Расследование показало, что народ устремился занимать лучшие места, однако, когда люди увидели, что происходит, наоборот, пытались помогать друг другу. Как правило, причина таких катастроф всегда физическая – а паника, как волны, распространяется в толпе, и страдают те несчастные, которые оказываются в самой давке или оттеснены к стенам. Именно это и произошло в Цинцинати, где пострадали те, кого оттеснили к дверям, которые администрация не додумалась оперативно открыть – и в Ливерпуле, где болельщиков оттеснили к бесполезному барьеру, разделявшему секции стадиона.

Разумеется, толпа может изменить поведение человека. Есть большая разница в том, какая толпа – случайная, как на вокзале, или организованная демонстрация, где люди собрались вместе ради общего дела, например – поддержать любимую футбольную команду или сбросить тиранию. Нахождение в организованной толпе может действительно подвигнуть человека на дела, которых он от себя не ожидал и даже бы не одобрил. Человек может выкрикивать лозунги, петь, кричать: «Судью на мыло!» или подпевать артистам на сцене. Сейчас, правда, кричат судье несколько другие вещи, но я их приводить не буду. Однако никак нельзя сказать, что то, чем становишься в толпе – это не ты, что поведение твоё неестественно. Неестественно и нерационально громко «болеть» за ЦСКА в толпе болельщиков «Спартака». Если же начинаешь подпевать и танцевать на рок-концерте, то просто открываешь в себе какой-то уголок, которого раньше не знал, а самое главное – испытываешь замечательные чувства, которые куда больше тебя самого.

«Идеи становятся силой, когда они овладевают массами» (Ленин)

Неорганизованная толпа тоже может превратиться в организованную в ответ на внешнюю угрозу. Случайные пассажиры поездов проявляют чудеса взаимопомощи при авариях или нападениях. На площади Тахрир стояли болельщики двух каирских футбольных команд – «Ал-Ахли» и «Ал-Замалек». Болельщики эти имели долгую традицию соперничества и массовых драк после матчей. Однако на Тахрире они стояли вместе против бандюков Хосни Мубарака. Их опыт и организация очень пригодились демонстрантам. Можно не соглашаться с толпой, кричавшей на Манежной «зиг хайль», но нельзя отказать ей в сплочённости и организованности. Будь она иррациональна, «как животные», то кончилось бы всё куда хуже.

В 2002-м я с двумя молоденькими девушками отправился на демонстрации альтерглобалистов в Геную. Я несколько переоценил свой опыт участия в демонстрациях, да и мой опыт 1980-х устарел. Я не ожидал столь массированного и жестокого поведения полиции. На демонстрацию мы двинулись как на прогулку. Когда же полиция применила слезоточивый газ, то я снял с шеи свой арабский платок-куфию, порвал пополам, намочил и отдал девочкам. Это мало помогло. Небольшая израильская колонна разбежалась. Мы втроём, кашлявшие и полуослепшие, падая и помогая друг другу, отступали  к какому-то парку. Меня с девочками вытащили из зоны поражения здоровенные скины-неонацисты. На мне была майка, где на иврите и по-английски было написано «Мир сейчас», да и девочки имели весьма характерную внешность. Тем не менее, скины помогли нам, оттащили за стенку какого-то парка, угостили из фляжек каким-то соком. Скины беззаботно улыбались и душевно говорили друг другу: «Хайль Гитлер, брат».

От толпы можно всего ожидать, хорошего и плохого. Я ожидаю хорошего, и пока не имел оснований разочароваться. Однако, находясь в толпе, я автоматически фиксирую пути выхода. На всякий случай.