Михаэль ДОРФМАН. Свои страшнее чужих

Утверждение о том, что свои куда более опасны, чем чужие, вроде бы противоречит логике, здравому смыслу. На самом деле никакого здравого смысла нет, а есть страх перед чужим, внушённый (порой не без основания) поколениями воспитателей и проповедников. Учёные и рядовые граждане, очевидно, верят, что наши улицы кишат видимыми, а ещё больше – невидимыми, враждебными чужаками, которые только и делают, что в «столкновении цивилизаций» пытаются бросить вызов нашему образу жизни.

Чужим быть легче?

В реальности всё иначе. Насилие обычно поднимается и нарастает изнутри, а не приходит извне. И в этой ситуации чужаком быть проще и безопасней. Я вырос во Львове. Там жило разнородное население, не испытывающее особой любви друг к другу. Русские, украинцы, поляки, евреи, армяне и ещё десятки национальностей СССР. Ещё горожане и выходцы из деревни, центровые и жители окраин; атеисты, православные и греко-католики, римские католики и баптисты. Антисемитизма во Львове хватало и на бытовом, и на официальном уровне. И я как-то инстинктивно создал свою особую еврейскую идентичность. Скажем, сидел народ, водку пил, салом с луком закусывал. Я же им говорил, что я – еврей, и сала мне нельзя и, пожалуйста, сварите мне яичко. Народ удивлялся, но уважал. Зато тем, кто пытался мимикрировать, выдавать себя за русских, украинцев, поляков и т. д., приходилось куда тяжелей.

Фильм «Фанатик» режиссёра Генри Бина вызвал несколько лет назад много откликов. Раньше я полагал, что история члена нью-йоркской банды скинхедов, покончившего с собой после того, как корреспондент «Нью-Йорк Таймс» обнаружил, что он еврей – часть городского фольклора, придуманная авторами телесериала «Лу Грант» в 1970 году. Оказалось, что речь идёт о реальной истории, произошедшей в 1965 году. Активист Американской нацистской партии Дэни Борроус покончил с собой после того, как интервьюировавший его журналист Макэндлиш Филлипс выяснил и опубликовал факт его еврейского происхождения. Во вводных кадрах 12-летний Дэни беседует со своим учителем религии в еврейской школе о безжалостном смысле Бога. Затем, уже в майке со свастикой, яростно атакует еврейского школьника, напоминающего его самого. Ключевая фраза фильма – «Ненавидеть себя – и тогда можно ненавидеть всех» — даёт ключ к понимаю феномена ненависти.

Где-то читал высказывание индуса-националиста по поводу конфликта с индийскими мусульманами: «Как можно достичь единства? Индусы смотрят в одну сторону, мусульмане в другую. Индусы пишут слева направо, мусульмане справа налево. Индусы молятся восходящему солнцу, мусульмане поклоняются богу на закате. Индусы едят правой рукой, мусульмане левой. Индусы поклоняются корове, мусульмане считают, что в раю едят говядину. Индусы носят усы, мусульмане бреют верхнюю губу…»

Очень похоже на смертельные схватки за два или три перста на Руси… Последователи Никона своих единокровных земляков — православных русских староверов — жгли, убивали, изгоняли с насиженных мест куда круче, чем тех же евреев. Русские люди убивали друг друга за то, как креститься – в два перста или три перста, как писать имя – Исус или Иисус. Различные проповедники, говоруны и прозелиты способны поверить, что именно в этом коренная разница. То, что разделяло протестантов и католиков во Франции XVI века или евреев и немцев в Германии в середине ХХ, шиитов и суннитов в современном Ираке – это различия маленькие, а не большие. Однако маленькие различия терзают душу сильней, чем большие.

Нашумевшая книга 1978 года «Ориентализм» Эдварда Саида начинается с описания Гражданской войны в Ливане для иллюстрации того, в каких искажающих очках смотрит «Запад» на «Восток». «Ориентализм определённо был политическим представлением реальности, предназначенным для подчёркивания разницы между знакомым и привычным (мы, Запад) и странным и чужим (они, Восток)», — писал Саид. Небольшая книжка стала первым камешком огромной лавины научной, научно-популярной, околонаучной и спекулятивной литературы на тему о «другом», о том, как мы создаём образ чужого. Десятки тысяч названий, тысячи конференций и симпозиумов, бессчётное число выступлений и статей исследователей, политиков, общественных деятелей, лоббистов посвящено «другому». Гуманисты и либералы, политики и бюрократы считают своим долгом любить «чужого» и заботиться о том, чтобы его правильно представить публике. Соответственно, их оппоненты любят ненавидеть чужого, предостерегают об опасностях; скорбят о мифологических временах, когда «чужого» не было среди них; когда все жили в гармонии одной дружной семьёй, «никогда не запирая двери домов». И эта всеобщая озабоченность даёт возможность отвлечься от того очевидного факта, что главную опасность представляют свои, ближние.

Войны не по Клаузевицу

Ливанская гражданская война, которую Саид использовал для иллюстрации непонимания между Западом и Востоком, длилась 15 лет, унесла десятки тысяч жизней самих ливанцев. Там брат пошел на брата, а не свой на чужого. Эта война была полна жестокости и насилия, превосходящих любую войну между государствами на Ближнем Востоке за последние 100 лет.

Американская гражданская война была самой кровавой в истории американских войн. Белые англоговорящие христиане безо всякого сожаления убивали друг друга, женщин и детей, жгли дома и посевы, терроризировали население. Некоторые в США до сих считают, что Гражданская война не окончилась. Ущерб той войны ощущается в Америке по сей день. По теме гражданской войны есть десятки, если не сотни тысяч книг, фильмов, статей и речей. И до сих пор спорят, почему эта война вспыхнула, когда всего можно было достичь мирно.

В ХХ веке гражданские войны унесли куда больше жизней, чем войны межгосударственные. Десятки миллионов людей унесли две гражданские войны в Китае (1927-1937 и 1946-1949); сотни тысяч – Испанская гражданская война. Гражданские войны бушевали в Латинской Америке, Азии и Африке. Гражданская война в России была куда более смертоносной, чем предшествовавшая ей Первая мировая война, названная кое-где Великой. На фронтах Гражданской войны погибло куда больше русских, украинцев, грузин, других народов Российский Империи, чем на фронтах Великой войны. (По подсчётам ЦСУ СССР от 1925 года в Первой мировой войне погибло и пропало без вести 855 268 граждан Российской империи, а ходе Гражданской войны в России от голода, болезней, террора и в боях погибло (по различным данным) от 8 до 13 млн человек – редакция «Нового смысла».)

Мы живём в пору этнического и религиозного братоубийства. После окончания Второй мировой войны можно насчитать, по крайней мере, 51 гражданскую войну, от Алжира до Йемена, от Афганистана до Зимбабве. Число жертв внутренних войн раз в пять выше числа жертв войн между государствами. Цифры беженцев от межгосударственных войн несоизмеримы с числом беженцев войн гражданских. Несоизмерим и экономический ущерб. Безотносительно к тому, кто виноват в происходящем в Ираке, число иракцев, убитых руками своих сограждан в разы больше, чем убитых американской армией.

«Нет ничего удивительного, что у Клаузевица нет трактата о гражданской войне, — пишет историк Арно Майер. — Гражданские войны просто дикие и варварские». Прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц был последователем Иммануила Канта. Он пытался построить теорию войны, исходя из строгой логики своего учителя. «Знание о войне очень простое, что не значит очень легкое», — философски гласит подзаголовок его труда «О войне». Для Клаузевица война – это продолжение политики. Это позволило ему рационализировать цели и методы войн. Политика для него – «продукт мозговой деятельности», и война – одна из возможностей. «Никто не начинает войну (или, по крайней мере, не должен бы этого делать), если он не имеет чёткой картины того, чего желает достигнуть  и чёткого понимания, как он собирается вести войну», — утверждал Клаузевиц. Для него неприемлемо убийство военнопленных и разрушение городов, «потому, что рассудок играет в войне куда большую роль… чем грубые проявления инстинкта».

В гражданской войне, наоборот, убийство пленных и разрушение городов – это обычное дело. В гражданской войне все воюют против всех. Как заявил свидетель на суде по делам геноцида в Руанде, «сосед убивал соседа». Соседи, вооружённые ножами и топорами, оказались куда более эффективными убийцами, чем отлаженная и технологически оснащённая машина смерти Третьего Рейха. В северном Конго за несколько месяцев были убиты тысячи человек, 100.000 человек оказались беженцами. «Как и все этнические конфликты, это война братоубийственная, — записал в отчёте сотрудник гуманитарной миссии в регионе. — Два племени – хема и ленду – говорят на одном языке, сочетаются друг с другом браками и борются за одну и ту же отдалённую и малозаселённую территорию».

Французский философ Рене Жерар тоже подвергает сомнению расхожие мифы, что опасность в различиях, а не в подобии. «В человеческих отношениях такие слова, как «единообразие» и «похожесть» ассоциируются с гармонией. Полагают, что если у нас те же самые вкусы, любим те же самые вещи, то мы неизбежно должны быть вместе. Что же случается, когда нас обуревают одинаковые страсти? Простой принцип распространяется на искусство и религию – мир, порядок и плодовитость зависят от культурных различий. Не эти различия, а потеря их порождают яростную вражду и толкают членов одной семьи или социальной группы вцепиться друг другу в горло».

Это не изжить?

Иерусалим, 1980. В молодости мне приходилось работать в детективном агентстве, специализировавшемся на иерусалимской общине набожных евреев. Сегодня их называют ультраортодоксами, а сами себя они зовут харедим, что значит (бого)боязненные. Бога там всуе не произносят. Нам приходилось заниматься всем – от проверки женихов на самозванство (довольно частое явление) и до тренировки по обращению с оружием служек раввинов (гедолим). Я немного говорю на идише, научился их понимать – так, что меня в этом закрытом и сверхподозрительном мире принимали в какой-то степени за своего.

Мир религиозного еврейства дышит насилием. Порог насилия здесь куда ниже, чем в светском Израиле. Драки вспыхивают часто. Существует своя, очень жестокая полиция нравов, выслеживающая всяких нарушителей. Метод наведения дисциплины там – исключительно физическая расправа. Могут и кислотой плеснуть в глаза. Не останавливаются перед избиением женщин. Не так давно группа «блюстителей нравственности» ворвалась в квартиру, где скрывалась жена известного раввина, сбежавшая из дому из-за побоев. Женщину били ногами, облили бензином, угрожали поджечь. В доме главного раввина Израиля Амара тяжело изувечили ухажёра дочери – мол, не замай (не трогай). Телесные наказания применяются с малого возраста, как в семье, так и в школе. Учёба без битья не считалась серьёзной.

Любимое оружие в мире иудейских ортодоксов – поджог. Поджигают там киоски, торгующие неугодными газетами, дома еретиков, отступников и просто людей из других фракций. Враждующих фракций там много, и в этом, наверное, спасение, потому что 90% насилия в этой общине обращено вовнутрь. Того, что остаётся, тоже достаточно для систематического забрасывания камнями машин, проезжающих по шоссе неподалёку от религиозных кварталов, на буйные демонстрации в Иерусалиме, на постоянные драки с полицией и сборщиками налогов, на агрессию против туристок, посмевших явиться с голыми руками или в слишком коротком платье.

Говорит Иерусалимский психолог Алла Кучеренко:«Вы много пишете о внутренней агрессии в правой и религиозной еврейской среде. Но это не социальный порок и не общинный, и даже не национальный. Он человеческий. И всякий раз, когда мы ищем недостатки лишь у одной из сторон и предпочитаем одну сторону другой, мы добавляем ещё немного в общий котёл ненависти. Неважно, из каких побуждений мы это делаем, — результат один. Если же нам удаётся выработать способность смотреть на обе стороны с равновеликой любовью — будь то левые или правые, богатые, бедные или средний класс, правительство или оппозиция — тогда из этого котла немного убывает, и способность уживаться с ближним в нас растёт. Вот так я вижу тему».

Рождаемость в религиозном иудейском мире высока. Её сдерживает или поощряет лишь размер государственного пособия, получаемого главой семейства за учёбу в йешиве. Мирок этот растёт и становится все более экстремистским. Не иранские атомные бомбы, а именно растущий экстремизм харедим назвал главной опасностью для существования Израиля бывший руководитель Моссада Эфраим Халеви. Он не идёт в политику, ему не нужна политическая корректность. В религиозных кварталах Иерусалима жизнь как бы сама поставила эксперимент о том, как возникает вражда к своим. Население здесь на посторонний взгляд более-менее однородное. Здесь живут исключительно ультраортодоксальные евреи. Они вытеснили всех соседей из когда-то многообразных и разнородных иерусалимских кварталов. Исповедуют здесь одну религию, говорят на одном языке. А вражда между ними – примерно, как в Сомали.

Впрочем, и Сомали – чуть ли не самая гомогенная страна в Африке. Люди там говорят на одном языке – сомали, принадлежат к одному этническому типу, ведут одинаковое пастушеское хозяйство. А вражда там так велика, что не получается даже создать государство. Впрочем, некоторые эксперты считают, что при всей жестокости нынешней ситуации, анархия в Сомали куда менее смертоносна и жестока, чем была при исламско-социалистической диктатуре генерала Бери.

Страх перед своими ультрарелигиозными согражданами и ненависть к ним в Израиле велики. Сами религиозные не стесняются сравнивать отношение к себе с антисемитизмом, а то и нацизмом. Помню, улицы религиозного иерусалимского квартала Меа Шеарим пестрели плакатами, где начальника иерусалимской полиции прямо обзывали нацистом. Как и в других многообщинных странах Ближнего Востока, в Израиле существует вражда по многим осям – между европейскими и арабскими евреями, между старожилами и новыми эмигрантами, между евреями и арабами, между светскими и религиозными, между правыми и левыми. Многие уверены, что если вражда не перерастает пока в открытое насилие, то лишь из-за израильско-палестинского конфликта.

Маргиналы из числа сторонников «Великого Израиля в библейских границах» не стесняются говорить о гражданской войне в библейских терминах. Там призывают к борьбе с Амалеком, которого Библия призывает искоренять во всех поколениях. Другие кодовые слова гражданской войны: «эллинизированные» — взывает к кровавым ассоциациям Маккавейских войн; «эрев-рав» – каббалистический термин, якобы кровь потомков чужих племён, примкнувших к еврейскому исходу из Египта загрязняет чистую еврейскую кровь. Это не пустые разговоры. Здесь взывают к Иудейским войнам.

Историй Иосиф Флавий рассказывает, как в осаждённом римлянами Иерусалиме различные фракции зелотов резали друг друга на улицах, жгли продовольственные склады друг друга. Заодно убивали всех, что выражал сомнение в их мессианских фантазиях. Светские израильтяне опасаются религиозных в точности, как светские египтяне или сирийцы боятся «мусульманских братьев». В Израиле не раз говорили и писали, что не готовы к прекращению израильско-палестинского конфликта именно потому, что боятся у себя гражданской войны. Другие были откровенней – говорили, что если не будет арабов, «нас сделают арабами». Эти настроения были среди израильтян, выходцев из мусульманских стран. Сейчас они не меньше распространены и среди русскоговорящих эмигрантов.

«Мы не сомневаемся, – заявила мне не так давно правая политическая дама из еврейского поселения на оккупированной территории. – Нас назначат палестинцами, если им отдадут территории». Всё эти настроения сопровождаются взрывчатой постмодернистской смесью лозунгов и идей, заимствованных у американских консерваторов и исламских фундаменталистов. Чтобы решить проблему с палестинцами, надо начать гражданскую войну с левыми, — провозгласила недавно популярная писательница и публицист Нелли Гутина.

В Израиле 1976 года, когда я туда приехал, не было такой яростной открытой вражды к арабам, какая есть сейчас, когда израильтяне куда больше похожи на своих арабских соседей, чем тогда. Всё это опровергает нашу уверенность, что мы нападаем на чужих, а чужие нападают на нас. Если бы всё было так, то решение было бы простым – поговорить с ними, узнать их, сделаться не чужими. Помогло бы образование. Помогло бы знакомство с другими культурами, знание и понимание. В действительности происходит иное. Ближний наш, сосед наш вызывает вражду именно потому, что мы понимаем его. Мусульманские экстремисты, как правило, — люди, получившие воспитание и образование на Западе. И чем больше люди похожи друг на друга, тем больше вражды.

Каин знал Абеля, разговаривал с ним, а потом зарезал. Смысл древней мудрости, многократно повторённый в разных формах в иудаизме, христианстве и исламе — «Возлюби ближнего своего, как самого себя» — вовсе не благое пожелание, а эссенция древнего забытого знания, горькой истины, необходимой для выживания рода людей. Ближний может оказаться куда опасней, чем чужой. «В самом деле, в архетипических текстах первое убийство — это либо убийство брата, как в Торе, либо отца, как в греческой мифологии, — говорит иерусалимский психолог Алла Кучеренко. — Я не думаю, что это можно как-то изжить, это слишком базисное свойство психики. Борьба возникает вокруг соперничества, когда свет клином сходится на чём-то одном: одна мама, одно папино благословение, одна территория, одно наследство, одна женщина, один уникальный алмаз. Один Бог, в конце концов. Чем уникальнее нечто, тем больше за обладание им будет пролито крови. И неважно, что папа или Бог может дать другое благословение, или любить больше одного сына, что в мире полно территорий, и ещё больше женщин, а без алмаза вообще можно прожить. Это ж всё не катит. Дитя всё равно будут пилить надвое до последней капли крови, женщин убивать, чтоб не достались никому, а потом мстить друг другу за происшедшее. Это не лечится».

Источник ненависти и насилия – не один. Их много. Учёные, общественные деятели, политики слишком долго и сосредоточенно увлекались проблемами «другого» и отказывались замечать бревно в собственном глазу. Ведь увлекательно и познавательно рассуждать о том, как говорить или не говорить о «другом». Мы слишком долго тешили себя иллюзией, что проблема в чужих. А на самом деле проблема в нас самих.

Огромная благодарность за помощь в написании статьи Екатерине Ермаковой (Санкт-Петербург), Алле Кучеренко (Иерусалим) aylis и Эле Джикирба (Сочи) elya_djika.