Михаэль ДОРФМАН. Старческая болезнь левизны

Революционные события на глазах меняют современный дискурс, бросают вызов неолиберальной свободно-рыночной модели глобального корпоративного капитализма. Под ударами революций крошатся тирании на Ближнем Востоке. На фоне революционной волны организованная и пишущая левая продолжает воевать свои старые войны, рефлексировать по поводу того, что плохо и неправильно, вместо того, чтобы выйти вместе с народом, уж не говоря о том, чтобы возглавить революцию.

Не как в кино

Ленин был прав, называя кино наиважнейшим из искусств. Недавно в Пекине я разглядел наступивший там капиталистический апокалипсис потому, что мне его много раз показывали в кино – от «Бешенного Макса» и «Бегущего по лезвию» до «Дитя человеческого» и «Матрицы». Славой Жижек писал (в “Welcome to the Desert of Real”), что американцев так шокировали рушащиеся башни-близнецы Всемирного торгового центра (ВТЦ) потому, что это было реальное  осуществление того, что они им показывали сотни раз в кино. Левые не видят революций потому, что им не показали в кино, как они выглядят. От эйзенштейновского «Октября» и «Трёх толстяков» до «Я – робот» и «V – значит вендетта» революции в кино показывали как единоразовый апофеоз, когда сначала всем плохо, а потом все куда-то воодушевлённо бегут, старый режим падает, Эдит Пиаф поёт “Ça ira”, вожди выходят из подполья и выступают на площадях… Дальше подразумевается, что всё стало хорошо, все стали жить-поживать, добра наживать, и я там был, мёд-пиво пил, по бороде текло, а в рот не попадало…

Как хотелось бы присоединиться к общему левому хору, осуждающему сирийскую революцию. Меня забанили на нескольких левых площадках, где раньше с энтузиазмом перепечатывали мои материалы. Под угрозой оказались и несколько проектов сотрудничества. Однако бывают для человека вещи, которые важней денег или принадлежности – это его ценности. Я не могу не видеть огромного потенциала ни движений «#Оккупай», ни коренных изменений, производимых движением протеста в России, появление которого я предсказал ещё в начале прошлого лета, ни, тем более, громадного освобождающего значения арабских революций.

Обнадёживает, как революционный народ в Сирии крошит и крушит прогнившую тиранию. В Сирии всё происходит вопреки предсказаниям стратегов. Мощная армия, спецслужбы и коррумпированный полумафиозный государственно-партийный аппарат остаётся верным режиму Башара Асада. Но, вопреки всем учебникам и теориям, режим теряет контроль над улицей. Бои идут уже в столице – в Дамаске – и в крупнейшем промышленно-торговом центре Халебе (Алеппо). Под ударами кое-как вооружённых «оборванцев» режим Асада потерял контроль над границами страны.

Разумеется, в Сирии есть иностранные интересы, в том числе интересы НАТО. Они там были всегда. И тем не менее, в 1982-м, когда исламисты пробовали восстать в Хаме, израильские танки шли на Бейрут, артиллерия держала на мушке шоссе Бейрут-Дамаск, а самолёты со щитами Давида кружили в небе над Дамаском и искали боя с сирийскими самолётами, всеобщего восстания не произошло. НАТО была там и тогда, когда сирийская агентура устроила взрыв казарм американской морской пехоты, унесший полторы сотни жизней.

НАТО была там и в 1993 году, когда позиция Сирии мешала израильско-палестинским договоренностям. НАТО и иностранные интересы были там и в 2003 году, когда американская армия, вторгшаяся в Ирак, ожидала предсказанного неоконсерваторами исполнения теории домино и была готова вторгнуться в Сирию. Как раз вторжение войск США и их союзников на Ближний Восток отсрочило неминуемую Арабскую весну, заставило общества на время сплотиться вокруг своих тиранических правителей.

Потому, что левым «неправильно» показали революцию в кино, они не узнали её в реальной жизни. Многие социалисты и коммунисты, сталинисты и чучхеисты, маоисты и троцкисты, анархо-автономисты и анархо-синдикалисты (особенно те, кто считает себя профессиональными революционерами) старательно выискивают, что там не так, и нестройным хором подпевают контрреволюции. Конечно, в Сирии можно найти много того, что «не так», поскольку реальные революции никогда не были, как в кино. Сводить сирийскую революцию к проискам НАТО – всё равно, что сводить Американскую революцию к антибританским интригам французов, а Русскую революцию к проискам международных банкиров и бронированному вагону, в котором германская разведка привезла Ленина в Россию.

Революция – это долго

Французская революция длилась почти 150 лет, прежде чем во Франции сумели построить общество, в котором удобно жить. Да и то, дело идёт к тому, что мы ещё увидим баррикады в Париже. Похоже, что до сих пор не закончилась Русская революция (начавшаяся, кстати, не в 1917 году, а с неудачной крестьянской реформы 1861 года, когда крестьян освободили, но не наделили землей, чтобы обеспечить их существование).

В среде левых за классический образец принимается Великая Русская революция 1917 года, когда произошёл апофеоз якобинских традиций: прогнившую государственную машину опрокинули снизу и попытались построить новое общество. Однако Русская революция во многом — исключение, а не правило. И тем, что была ведома партией профессиональных революционеров, и тем, что сумела добиться окончательной и бескомпромиссной победы, и тем, что попыталась строить новый мир в отдельно взятой стране, даже тем, что контрреволюция там пришла изнутри.

Крупнейший современный историк Иммануил Валлерстайн указывает на то, что все революции нового времени были глобальными. Великая Французская революция, хоть и произошла в одной отдельно взятой стране, но коренным образом преобразовала весь североатлантический мир – от Польши до Северной Америки. В течение всего каких-то 20-ти лет стали всеобщим достоянием  идеи, считавшиеся раньше уделом безумных мечтателей – о том, что общественное изменение благотворно и необходимо, что правительства нужны для осуществления общественных перемен, что власть получает свою легитимацию от сущности, называемой народом. Даже самые дремучие консерваторы хотя бы на словах вынуждены были считаться с революционными идеями, ставшими частью здравого смысла.

В 1848 году революции произошли одновременно в 50-ти странах – от Валахии до Бразилии. И хотя ни в одной стране революционеры не сумели удержать власть, они вызвали глубочайшие системные изменения, способствовали укоренению идей французской революции, например, идеи о необходимости всеобщего образования. Подобное произошло и в ХХ веке. Русская революция, хоть и не переросла во мировую революцию, однако заставила мир в целях самосохранения прибегнуть к социальной инженерии, создать средний класс и социал-демократические, а то и откровенно популистские, модели обществ всеобщего благосостояния.

«Мировая революция 1968 года» была анархистской по духу. От Калифорнии до Чехословакии, от Парижа до Народного Китая революция 1968 года отличались тем, что была восстанием против бюрократического конформизма, отрицанием партийного политиканства, самоотверженным созданием новой культуры освобождения, позволяющей индивидууму самореализоваться. Революция 1968 года внесла новые темы: отрицание любой формы неравенства, независимо от того, как глубоко в общественном сознании оно было заложено. Революционные круги создавали неиерархические формы организации, движимые сознательностью. Они отличались отрицанием волевого принятия решений и поиском консенсуса. Знаменательно, что дух анархизма пришёл отнюдь не от организованного анархистского движения, к тому времени уже почти исчезнувшего и потерявшего всякое политическое значение.

Теоретики не предсказывали

Всё это очень похоже на нынешние времена, когда революция происходит на фоне системного кризиса, дезинтеграции и исчезновения организованной левой. Если чрезмерную революционность Ленин назвал «детской болезнью левизны», то нынешнее рефлексирование и отчуждённость левых к волне революций конца ХХ – начала ХХI века с полным правом можно назвать старческой болезнью левизны. Ею в разной степени заражены все круги организованной и пишущей левой. Мимо левых прошло и восстание против бюрократического госкапитализма, начавшееся на площади Тяньаньмэнь и завершившееся крахом СССР. Может, поэтому силам неолиберализма и удался перехват этих революций и на постсоветском пространстве, и в Китае, и в Восточной Европе.

Мимо организованной левой прошли и события, начавшиеся в 1994 году с восстания сапатистов, то есть, говоря языком субкоманданте Маркоса, – Четвёртой мировой войны. Это был мини-1968 год: в ходе событий в Сиэтле, Генуе, Канкуне, Квебеке, Гонконге начало формироваться движение в виде глобальной сети – на анархистских принципах децентрализованной, прямой демократии и прямого действия. Власти США впали в панику и прибегли к традиционному средству гашения революционного протеста – они начали войну. Право-исламистский сброд подыгрывал им своими акциями. Обычно неэффективным воителям агрессивного джихада однажды всё же удалось провести показательный теракт, и это стало подарком для «лидера свободного мира». Вместо того, чтобы выследить виновных и предать их суду, Америка, а за ней и весь мир, стали пускать на ветер триллионы долларов на вооружение, слежку, войны за морями и борьбу с собственными гражданами дома. Через десять лет выяснилось, что денег больше нет, а долг глобальной плутократии стал неуправляем. Экономически и политически основы Американской империи оказались подорванными. Смешно и грустно, что организованная левая всё ещё продолжает бороться с призраками вчерашнего дня и отказывается замечать революцию сегодня.

Мировая революция 2011 года началась, как все революции до неё – с восстаний против американских сателлитов и клиентов США. В точности, как восстания, приведшие к краху Советской власти, начались в Польше и Чехословакии. Волна восстаний идёт по Средиземноморью и арабскому миру, от Северной Африки до Израиля, от Египта до Южной Европы. Знаменательно, что прежние волны революций никогда не поднимались в имперских центрах, не затрагивали страдающих от эксплуатации периферий, а всегда  начинались во второстепенных мировых центрах. Французская революция 1789 года и «весна народов» 1848 года не оказали значительного влияния на тогдашнюю сверхдержаву Великобританию. Социалистическая революция 1917 года произошла в Петрограде, а не в Берлине, как ожидалось. Несмотря на жесточайшие кризисы, Америка оказывалась на удивление иммунной ко всем революционным волнам ХХ века. Мировая революция 2011 года началась привычно, но быстро охватила и США. Движение «#Оккупай» началось на Уолл-cтрит – в центре мировой плутократии — и никуда не делось. На сей раз у транснациональных корпоративно-политических элит больше нет возможности развязать войну. Они уже отыграли эту карту. И это тоже даёт огромное преимущество мировой революции. Правда, неолиберальные силы, поддерживаемые всей мощью Большого Бизнеса, держатся благодаря победе ультраправых в США. Классический либерализм здесь больше мёртв, чем жив. Демократическая партия США по всем мировым стандартам – право-консервативная партия, торгующая остатками рузвельтовского наследия. Выбранный с большим шумом Барак Обама оказался самым правым президентом-демократом за последнее столетие. Единственное, на что они способны – это на отстаивание культурной свободы для тех, кто может её себе позволить. Республиканская партия США и вовсе превратилась в невиданную раньше в Америке идеологическую партию, напоминающую сталинистские и фашистские партии 30-х годов в Европе. Однако, чем сильней наступление, тем сильней будет и откат.

Не беда, что левая теория не предсказала ни одной из этих революций. По-настоящему судьбоносные события предсказывали не теоретики, а обладающие творческим воображением писатели и художники. Не случайно Маркс выбрал для своего «Капитала» форму художественного произведения, а не классического экономического трактата. Куда хуже, что организованная и пишущая левая не способна распознать революцию, когда та происходит, а тем более возглавить её. И это серьёзный симптом старческой болезни левизны. Хотя, возможно, для победы левых коммунистических идей литературная и организованная левая, занятая разглядыванием собственного пупка и сравнением жизни с цитатами из классиков, должна умереть, а претворение прогрессивных идей народы поручат совсем другим людям.