18-летнее правление Леонида Ильича Брежнева было достаточно длинным, чтобы отразить не только все положительные и отрицательные стороны советской власти, но и основные архетипы российской истории. Брежневский СССР лучше всего понятен, если рассматривать его как транснациональную мегакорпорацию, занятую сохранением власти и привилегий её номенклатуры. Брежнев встаёт в ряд долгожителей российской политики, от Николая II до Путина, в чьей судьбе не различишь, где кончается трагедия и начинается фарс.
Трудно сказать, почему современный русский язык, как никакой другой славянский язык, так загрязнён варваризмами. Вероятно, одной из причин является постоянная нужда наводить тень на плетень и менять значение всем понятных слов. Потому у нас иностранная революция вместо русского переворота, экспроприация вместо грабежа, демократия вместо народовластия, волюнтаризм вместо своеволия, стабильность вместо постоянства, стагнация вместо загнивания. Древние русичи были куда жёстче. Будь мы на их месте, то до сих пор читали бы Евангелие по-гречески, имели бы их монархию вместо русского самодержавия, их ортодоксию вместо нашего православия, их портшез вместо нашей раскладушки.
Драма
18 лет — долгое время правления в российской истории, и в правлении Леонида Ильича Брежнева были разные периоды – некоторые более успешные, некоторые менее. Я хорошо помню, как пришёл из школы и узнал, что сняли Никиту Хрущёва. Ещё недавно показывали, как Никита Сергеевич говорит по телефону «с космосом» из своего курорта возле Ялты, а тут вся страна готовится… ко встрече не столько с космонавтами, сколько со своим новым руководством («вожди» тогда уже не говорили, а «лидеры» тогда ещё не говорили). Все ожидали драмы – кто будет стоять на трибуне, в каком порядке они туда выйдут. Этот порядок определял советскую иерархию.
На трибуне тогда, вроде бы, ничего не поменялось. Позже чем-то проштрафившегося профессионального пенсионера Хрущёва вызывали в ЦК. Чиновник на Старой площади угрожал отобрать дачу. «Всё отберёте, — якобы ответил Никита Сергеевич, — так пойду побираться. И мне подадут. А вам кто подаст?»
После Хрущёва к власти пришёл созданный и взлелеянный Сталиным служилый класс. Позже привилось слово «номенклатура», или, говоря современным языком, класс менеджеров. Номенклатурные менеджеры победили в борьбе против хрущёвских изменений.
Как водится, победители написали историю, где смешной и жалкий «Никита-кукурузник» сводит и разводит не только министерства и ведомства, но и (как в популярном тогда анекдоте) воду с туалетом, строит хрущобы (до Хрущёва вообще никакого серьёзного массового строительства в СССР не было). И вообще, «добрый дурачина-простофиля… и решил издать закон об изобильи» (как пел Высоцкий). Анекдоты были в советское время оригинальным фольклором, выдававшим самое затаённое народное коллективное бессознательное.
Я вырос в семье советского хозяйственника, и позже мне пришлось беседовать со многими советскими руководителями разного ранга, положительно принявшими эксперименты Хрущёва. Как ещё жить, если не экспериментировать. Все укрупнения и разукрупнения колхозов, бессмысленные на первый взгляд слияния и разукрупнения министерств, даже попытка разбить бюрократический централизм советской однопартийной системы через создание сельских и городских обкомов – всё это были попытки разбить создавшиеся в сталинское время бюрократические мафии, мешавшие управлять страной. Сталин контролировал их с помощью террора, а Хрущёв и его окружение приняли историческое решение отказаться от террора. На этом в первое время и базировалась поддержка Хрущёва служилым классом номенклатурных менеджеров. Они достигли определённого положения и не хотели зависеть от случайностей слепого террора.
Ведь террор – это намеренная случайность и планируемая слепота. Когда непонятно, кто следующий и невозможно определить никаких закономерностей в том, как приходит беда, то боятся все. Терроризируемое общество можно контролировать. Действия Хрущёва своей случайностью и лихорадочностью тоже напоминали террор, но все оставались у себя дома, а часто и при регалиях и привилегиях.
Комедия
Номенклатура хотела сталинизма без Сталина. А сталинизм без Сталина – это уже фарс. Как и в любой корпорации, после всевластного, порой эксцентричного хозяина (Сталина и называли Хозяином). Номенклатурные менеджеры привели во власть своего же управленца Брежнева, чтобы безбедно и спокойно строить свои карьеры, накапливать и сохранять привилегии. Они хотели стабильности, хотя слова этого ещё не было в политическом лексиконе. Слово пришло с Брежневым и его коллективным руководством. Тогда же появились и другие релаксирующие понятия, необычные для советского революционного лексикона прежних лет – реальный и развитой социализм, разрядка, всеобщее благосостояние, прочный мир. Корпорация Советский Союз или, по крайней мере, её номенклатурные менеджеры определили себя под вездесущим тогда лозунгом «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи».
Трудно сказать, понимала ли номенклатура, что если без террора, то для эффективного функционирования государства никак не обойтись без основных демократических свобод, в первую очередь – свободы слова и свободы собраний хотя бы внутри самой партии. Установленный Сталиным бюрократический централизм лишь усиливался. Робкие ростки хрущёвской оттепели были заморожены. Ведущих антисталинистов убрали с глаз долой, однако реабилитации Сталина тоже не произошло. Травмы сталинской эпохи глубоко засели в советской и постсоветской элите. Очевидно, что и неоднократные выражения Владимиром Путиным этого антисталинского сантимента весьма искренни.
Корпорация не терпит никакой демократии, а свобода слова, индивидуализм и прочее приветствуются в ограниченных корпоративным кодом рамках. Советский коллективизм ничем не отличается от корпоративного team-work. Кстати, team – в староанглийском значило не коллектив, артель или группу, а упряжку. Любимый корпоративными менеджерами achievements-oriented и вовсе не отличишь от старых добрых показателей социалистических достижений. Корпоративный культ business leaders и под микроскопом не отличишь от советских вождей (с Брежневым в политический лексикон пришло слово руководители), да и нацистских фюреров разного калибра тоже.
Многие феномены и процессы, происходившие в СССР, становятся понятней, если рассматривать его как огромную транснациональную мега-корпорацию со своим советом директоров. Корпоративный характер «реального социализма» (термин, введённый Брежневым) объясняет и торжество технократического подхода. Большинство номенклатуры вышло из инженеров, было технократами и понимало экономику и мир в инженерных категориях. Как сегодняшние американские бизнес-элиты, советская номенклатура находилась в плену магического мышления, будто технологический прогресс способен решить все проблемы.
Корпоративный характер советской власти объясняет и кремлёвскую геронтократию – ведь в любой огромной корпорации при «нормальном» ходе вещей «дорасти» до самого верха можно лишь в весьма преклонном возрасте. Брежневский ареопаг был очень похож на гигантские японские корпорации. Корпоративный характер советской власти объясняет как странные политические решения советской власти, так и хроническое нерешание общественных, национальных, технологических, экологических и других насущных проблем. Ведь любая корпорация живёт тем, что «не чини, пока не сломается».
Неудавшийся реформатор
Так называется хорошая и яркая статья Владимира Соловейчика о Брежневе. Там верно показаны те задачи, с которыми не справилось брежневское руководство. Трудно, однако, согласиться с тезисом, что Брежнев – реформатор. Скорей, он могильщик экономической реформы, связанной с именами соратников Брежнева – Алексея Косыгина и Николая Байбакова – и призванной модернизировать командно-административную систему, введя в экономику элементы спроса-предложения. Трудно сказать, почему Брежнев в критический момент отказал реформаторам в политической поддержке. Вероятно, огромная политическая интуиция, всегда отличавшая Брежнева, подсказала, что реформа всё равно не пройдёт в той номенклатурно-корпоративной системе, где он был генеральным менеджером. Брежнев был умелым и удачливым политиком. Каждые два-три года ему удавалось проводить контрперевороты, устранявшие соперников – «Железного Шурика» Шелепина, Н. В. Подгорного и других. Косыгин уцелел на посту, но потерял политическое влияние.
Характерным признаком технократии (некоторые называют это технофашизмом) была советская пропаганда тех времён. Как и любая корпоративная пропаганда, она любила рисовать графы и давать не реальные цифры, а сравнительные показатели. По сравнению с 1913 годом всё выглядело замечательно. Брежнев обязал страну собрать миллиард пудов зерна. Старинный пуд – 16,38 кг – понадобился потому, что принятые измерения в тоннах не давали такого впечатляющего количества нулей. Страна советов уверенно била рекорды по плавке железной руды. Ален Безансон показал, что если сравнить с остальными «показателями социалистических достижений», то экономика СССР не была способна использовать даже десятой доли чугуна и стали, якобы выплавленных из этой руды. Возникал вопрос, то ли 90% идёт в отвал, то ли всё это – дутые цифры.
Советская технократия занималась бездумной индустриализацией и освоением бюджетов. Например, Гидрострой пытался даже повернуть сибирские реки в Среднюю Азию. Больше всех отличался, конечно, военно-промышленный комплекс, не желавший учиться соизмерять свои технократические аппетиты с нуждами реальной экономики. Главным казалось наладить производство, словно страна всё ещё выходила из разрухи. Главной проблемой оказалось не производство, а распределение. И здесь ничего невозможно было сделать из-за всеразъедающей коррупции.
Анекдот той поры гласил, что КГБ занимается недовольными. А есть довольные? Да, но ими занимается ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности). Террора номенклатура больше не боялась, а боялась свободы слова, которая и есть единственное действенное противоядие коррупции. Коррупция приобрела в конце правления Брежнева чудовищные масштабы и подготовила дальнейший развал СССР, всеобщую приватизацию государственного достояния в руки приближенных к власти элит. По сути, Брежнев и его правление подготовили ельцинский переход к неолиберальной свободно-рыночной модели корпоративного капитализма. Кто на чём сидел, то и приватизировал.
Технократическое корпоративное мышление проявлялось и в вопросах обороны и внешней политики. Брежневское руководство пошло на поводу военно-промышленного комплекса и согласилось на бессмысленные и дорогостоящие военные прожекты. Сначала это было осуществление доктрины, связанной с именем адмирала Горшкова – создание межконтинентального ядерного военного флота. Даже при Сталине советская оборонная доктрина гласила, что СССР нужен флот лишь для охраны рубежей страны. Позже брежневское руководство слепо вовлекло страну в безумную и бездумную гонку вооружений с рейгановскими «звёздными войнами». До сих пор среди специалистов царит уверенность, что оружие «звёздных войн» неэффективно и бесполезно, и нужно лишь американскому ВПК, да ещё политикам – для того, чтобы раздуть бюджет. Все эти игры технократов оказали резко отрицательно влияние на слабую и неэффективную советскую экономику, которая и в лучшие годы составляла не более 10% американской. Зато анекдот отметил, что Брежневу врачи расширили грудную клетку, чтобы было, куда вешать новые ордена и медали.
Во многом брежневское правление повторило путь правления императора Николая II, тоже не сумевшего решить назревших общественных и национальных проблем и приведшего к концу политического строя, который он олицетворял. Со временем правление Путина всё больше и больше повторяет форматы тех прошлых времён. Дешёвые нефтедоллары затмили глаза брежневскому руководству и позволили какое-то время поддерживать иллюзию «реального социализма», будто неэффективная советская экономическая модель ещё функционирует. Абхазская писательница Эля Джикирба написала в 2010-м сильный текст «Похороны мертвеца». Это – и о Брежневе, и о его модели «развитого социализма».
Трагедия
Лишь много позже я услышал слова Хрущёва, сказанные на заседании Президиума ЦК КПСС, когда его снимали – мол, то, что вы меня снимаете тихо, мирно и законно – это моя заслуга. Увы, ни Хрущёв, ни Брежнев, ни их предшественники и преемники не сумели снять трагическое проклятие российской истории – отсутствие нормального механизма передачи власти. Даже в отсталой по российским понятиям Иордании не составило проблемы отправить на лечение душевнобольного короля Талиба и передать власть его сыну. То же самое происходило и в «средневековой» Саудовской Аравии. В России для того, чтобы снять явно душевнобольного императора Павла, не устраивавшего элиты, не было другого выхода, как его задушить. Иначе как можно снять «помазанника божьего»? К сожалению, ничего не изменилось и после Октябрьской революции. «Министров-капиталистов» надо было убить или, на худой конец, изгнать. Выпололи и всё поколение ленинских сподвижников. Выказывавший признаки старческого безумия Сталин обязательно должен был умереть на посту, и любые (вполне обычные в нормальном обществе) разговоры о необходимости сменить лидера рассматривались тогда (как и сейчас) как страшная крамола.
Анекдот гласил:
– Папа, а Ленин хороший?
– Хороший. Сынок, спи.
– А Сталин – хороший?
– Плохой. Спи Вовочка, спи.
– Папа, а Хрущёв хороший?
– Плохой. А Брежнев?
– Когда снимут, узнаем.
И это – тоже культовая составляющая российской власти. Прошлых лидеров, как правило, затаптывают в грязь, их фаворитов уничтожают, ссылают, изгоняют, шельмуют. Иногда потом отмывают, вставляют в иконостас. Великая Русская революция отменила «богоизбранного государя», но не смогла покончить с культовым характером российской власти.
Фигура лидера в России – исключительно культовая, и живой человек во власти волей-неволей обязан выполнять обязанности жреца этого культа. Было жалко смотреть на пожилых советских руководителей, днями высиживавших в президиумах пустопорожних съездов. Я с удивлением наблюдал по телевизору больного Брежнева, не способного контролировать свою речь и движения; смертельно больного Юрия Владимировича Андропова, упавшего во время выхода на трибуну; Константина Устиновича Черненко, выглядевшего в гробу куда лучше, чем на трибуне. Государственные похороны следовали друг за другом. Помню, как при 40-градусном морозе на чьих-то похоронах топтались войска на Красной площади в декабре 1980 года. В то же время из-за снегопада в Вашингтоне Рональд Рейган отменил парад в честь своей инаугурации, и это различие в стиле создавало иллюзию, что и по сути различны две противоборствующие системы.
Я-то запомнил всё больше анекдоты. Выходит Брежнев на трибуну, и с расстановкой читает «О… о… о! О… о…». Референты (тоже слово брежневской поры) ему шепчут, что это – олимпийская эмблема. Замечательно описала свои драматические детские впечатления Эля Джикирба:
«…Для меня Брежнев всегда был мертвецом. Живые так не разговаривают. Он механически открывал прикреплённую челюсть, и из неё вылетали склеенные наспех слова–мякиши. В какой-то момент челюсть буксовала, и мертвец, с трудом расшатывая заевшие клёпки, всё-таки выталкивал очередное слово из чёрного зева. Когда он шёл, не сам, конечно, а с помощью ассистентов, чувствовалось, как труден для него каждый шаг…»
Охота – пуще неволи. Учёные говорят, что властолюбие – по сути, хроническая зависимость от допамина, развивается у всех политиков, долго находящихся у власти. Об этом у меня материал сейчас в работе. Брежнев и умер, как жил, исправляя ритуал. Старого и больного человека фактически вынесли выполнять культово-церемониальный долг советского лидера – стояние на трибуне главной святыни советской власти – Мавзолея В.И. Ленина – в день годовщины Октябрьской революции. После парада Брежнева привезли домой, и он уже не встал с постели. В той системе ценностей просто немыслимо было сказаться больным. Российские лидеры не болеют. Достаточно вспомнить, что творилось в народе и СМИ от того, что Ельцин позволял себе болеть.
Лично же я очень благодарен Леониду Ильичу за то, что его политика дала возможность уехать из СССР. В эмиграции я встречал несколько человек, близко знавших Брежнева по Кишинёву, где тот работал первым секретарём ЦК партии. По их отзывам, Брежнев был человеком не злым, заботившимся о «своих», любившим хорошо пожить. Пускай земля будет ему пухом.
1 комментарий