Продолжение. Начало цикла:
Читая «Капитал» Маркса: капитализм ка метафора;
«Капитал»: сентиментальное путешествие в капитализм.
«Что в том тебе, что шепчутся о нас?», – говорит Вергилий, проводя Данте по Чистилищу. Маркс спускается в преисподнюю капитализма в одиночку. Потому и замечает в предисловии: «Я буду рад всякому суждению научной критики. Что же касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим девизом по-прежнему остаются слова великого флорентийца: «Segui il tuo corso, e lascia dir le genti!» («Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!»)». Маркс предлагает нам новое литературное путешествие.
Маркс и не думает скрывать литературных прототипов своего путешествия в преисподнюю капитала. Даже среди самых сложных теоретических абстракций, читатель «Капитала» не теряет чувства постоянного похода за истиной: «Давайте оставим эту шумную область рынка, где всё происходит на виду у всех, когда всё кажется открытым и честным. Мы будем следовать за владельцем денег и владельцем труда туда, где скрыто производство, мы переступим порог ворот, над которыми написано: “Вход только для предпринимателей”. Здесь мы обнаружим не только, как капитал производит, но и как производится он сам. Наконец-то мы сможем открыть секрет получения прибавочной стоимости».
На английских спичечных фабриках половина рабочих – дети, некоторым всего по шесть лет, а условия — настолько ужасные, что «только самая горемычная часть рабочего класса, полуголодные вдовы и т. д. отдают туда своих детей». Маркс пишет: «Рабочий день, продолжительность которого колеблется между 12–14 и 15 часами, ночной труд, нерегулярное питание, по большей части в помещении самих мастерских, отравленных фосфором. Данте нашёл бы, что все самые ужасные картины ада, нарисованные его фантазией, превзойдены в этой отрасли мануфактуры».
Ад капитала плотно населён. «Капитал — это мёртвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живёт тем полнее, чем больше живого труда он поглощает». Вампир здесь — образ новаторский, появляется за 20 лет до того, как Брем Стокер популяризовал Дракулу и пустил гулять по миру многочисленный «вампирский жанр» поп-культуры. А что ещё можно найти в мире «призрачной объективности» капитала?
Вот другой литературный герой «Капитала»: «Из пёстрой толпы рабочих всех профессий, возрастов, полов, преследующих нас усерднее, чем души убитых преследовали Одиссея, рабочих, чей вид… с первого взгляда говорит о чрезмерном труде, мы возьмём ещё две фигуры: модистку и кузнеца. Разительный контраст между ними лучше всего доказывает, что перед лицом капитала все люди равны». Это преамбула для рассказа о Мэри Энн Уокли — 20-летней работнице, погибшей «от простого переутомления». 26 часов подряд она шила шляпки для гостей на балу у принцессы Уэлльской в 1863 году. Работодатель («Дама с приятным именем Элиза», как иронически замечает Маркс) была возмущена, обнаружив, что работница умерла, не успев закончить пришивать украшения.
Здесь «Капитал» уже заговорил голосом Чарльза Диккенса, которого Маркс очень ценил. Известный головорез Билл Сайкс призван отразить атаки буржуазных экономистов, утверждавших, что критика подчинения человека машине разоблачает Маркса как врага социального прогресса, не желающего никакой механизации труда: «Господа присяжные, конечно, этим коммивояжёрам горло было перерезано. Но это — не моя вина, а вина ножа. Неужели из-за таких временных неприятностей мы отменим употребление ножа? Подумайте-ка хорошенько! Что было бы с земледелием и ремёслами без ножа? Не приносит ли он спасение в хирургии, не служит ли орудием науки в руках анатома? А потом — не желанный ли это помощник за праздничным столом? Уничтожьте нож — и вы отбросите нас назад к глубочайшему варварству».
В «Оливере Твисте» Билл Сайкс ничего такого не говорит. Это сатира, сочинённая самим Марксом. Указывая на ряды книг на своих полках, он говорил «Это мои рабы… Они должны служить мне, как я того пожелаю». Эти «рабы» и доставляли ему руду для отливки громады «Капитала».
Его призрачная объективность
Очевидно, что знаменитые «Парижские пассажи» Вальтера Беньямина, составленные в основном из цитат французской и немецкой литературы, с вкраплениями авторского текста, вышли из «Капитала». «Пассаж – это фантом, пронзающий на своём пути стены». Беньямин назвал свой метод «литературный монтаж». «Его разговор не льётся по одному руслу, но столь же разнообразный, как и тома на его полках библиотеки», – записал репортёр из «Чикаго Трибюн», посетивший Маркса в 1878 году. Цитата, монтаж-конструирование, инверсия, оксюморон – все эти новаторские, постмодернистские принципы Беньямина уже есть в «Капитале». «Пассажи» столь же незавершённые, как и «Капитал», столь же многоплановые. Хотя очень трудно говорить о еврейских истоках творчества как Беньямина, так и Маркса, однако, именно такая комбинаторика лежит в основе каббалы. А каббала тоже ведь, кроме всего прочего, – метод обретения откровения и постижения действительности.
В 1976 году С. С. Правер написал 450-страничный труд, посвящённый литературным ссылкам у Маркса. В первом томе «Капитала» есть цитаты из Библии, Шекспира, Гёте, Мильтона, Вольтера, Гомера, Бальзака, Данте, Шиллера, Софокла, Платона, Фукидида, Ксенофонта, Дефо, Сервантеса, Гейне, Вергилия, Ювенала, Горация, Томаса Мора, Сэмюэля Батлера. Ещё там есть аллюзии на волшебные сказки, рассказы-ужастики, английские романтические романы, народные песни и джинглы, на мелодраму и фарс, на античные мифы и притчи.
Однако Маркс понимал невозможность деконструкции капитализма простой комбинацией цитат из других книг. В первом томе он с презрением пишет об экономистах, которые «под парадом литературно-исторической эрудиции или примеси посторонних материалов, скрывают их чувство бессилия от того, что учат других тому, чего не понимают сами».
По мере исследования, Маркс достраивал и перестраивал «Капитал» всю жизнь. Он постоянно запаздывал со сроками. Первые гонорары пришли уже после его смерти. Маркс и не скрывает, что «никто не может почувствовать литературные недостатки “Капитала” сильнее, чем я».
«Капитал» породил бесчисленные тексты, анализировавшие экономические аспекты книги, теории труда и заработной платы, стоимости и капитала. Лишь немногие критики обратили серьёзное внимание на литературные достоинства текста. А ведь именно художественные достоинства текстов обеспечивали успех великих учений. Фрейд не стал бы Фрейдом, если бы не обладал незаурядным писательским даром. Да и капитализм не обрёл бы свободно-рыночной идеологии, не будь Мильтон Фридман незаурядным писателем и пропагандистом своих идей.
Удивительно, как мало людей серьёзно рассматривало «Капитал» с точки зрения литературы. Возможно, причина в том, что многослойная и полистилистическая структура «Капитала» не позволяет с лёгкостью занести книгу в какую-то категорию. Книгу можно читать как огромный и запутанный готический роман, где героев порабощает и потребляет монстр капитала, которого они сами создали: «Капитал приходит в мир, забрызганный кровью с головы до ног, и кровь сочилась и из каждой поры».
Можно читать «Капитал», как викторианскую мелодраму или как чёрный фарс. В разоблачении «призрачной объективности» товара, в выявлении разницы между героическим образом и бесславной реальностью капитализма, Маркс использует классический метод комедии – разоблачение доблестного рыцаря из блестящих доспехов, чтобы выявить там жалкого голенького и пузатенького человечка.
Порой «Капитал» – античная трагедия. «Подобно Эдипу, актёры Маркса излагают человеческую историю, находясь в тисках неумолимой необходимости, которая разворачивается независимо от того, что они делают», – пишет Чарльз Франкл в сборнике «Маркс и современная научная мысль». Порой «Капитал» – сатирическая утопия, вроде земли гуигнмов в «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта, где все пассажи радужны, всё прекрасно, и только человек — подлый и грязный. В версии Маркса капиталистическое общество подобно ложному раю, где не лошади, а «товар» с «капиталом» опускают обычных людей в состояние бессильных, отчужденных йеху.
Ирония, жёсткий, парадоксальный, далеко не на любой вкус, еврейский юмор — помогают Марксу осознать ненормальную логику капитализма. Это обстоятельство прошло мимо внимания большинства критиков и исследователей, хотя иронией пропитана вся книга. Почти забытый сейчас американский историк Эдмунд Уилсон предлагает прочесть «Капитал» как сатиру. Танец товаров, потешное столкновение различных систем ценностей, несоответствие радужных обещаний капиталистического рая мрачной, хорошо документированной картине грязи и страданий, которые создают капиталистические законы на практике – всё это удел сатиры.
Уилсон считал «Капитал» пародией на классическую экономику. «Никто и никогда со столь смертоносно разящим психологизмом не отображал этой человеческой натуры с её бесконечным безразличием, способностью не замечать боль, которую мы наносим другим, когда у нас есть возможность получить от них что-то для себя, – пишет Вильсон. – Занявшись этой темой, Карл Маркс стал одним из величайших мастеров сатиры… Маркс, безусловно, — лучший сатирик со времен Свифта, и имеет много общего с ним». Перечитывая «Капитал», вместе с Диккенсом и Свифтом, я слышал ещё один саркастический голос, который опознал лишь с трудом – Ярослава Гашека, бессмертного «Бравого солдата Швейка», тоже вышедшего из «Капитала».
Продолжение следует
Я восхищён эрудицией нашего уважаемого Михаэля!.. Господин Элиасов, по всему похоже, является большим поклонником капитализма… «Теперь человечество вышло на новый уровень своего развития, когда может подняться над эгоизмом…» Вашими устами, Борис, да мёд пить…
«Теперь человечество вышло на новый уровень своего развития, когда может подняться над эгоизмом…» — именно так, но для этого перейти к способу производства, в котором не будет места для «эгоизма». И он уже «тихим сапом» осадил все цивилизованные страны. Остается обложить арабских шейхов, но у них нет ни какого производства, а финансовый капитал есть.
Вот тут и проблема, но временная.