Продолжение. Начало цикла — «Читая «Капитал» Маркса: капитализм как метафора».
Карл Маркс занялся политической экономией после многих лет занятий философией и литературой. Эти интеллектуальные основы лежат в основе проекта «Капитала». Однако лишь личный опыт профессионального изгнанника придал убедительность марксову анализу экономической системы, отчуждающей порабощённых капиталом людей друг от друга и от окружающего их мира. Не удивительно, что в «Капитале» столько места уделено поиску понимания человеческих побуждений, стоящих за материальными мотивировками и интересами.
Биография Маркса – это история человеческого отчуждения. Маркс был аутсайдером с момента своего рождения 5 мая 1818 года — еврейский мальчик в преимущественно католическом городе Трир в Рейнской области в преимущественно протестантской прусской Германии. Во время наполеоновских войн Трир входил в состав Франции, и его жители пользовались плодами эмансипации, принесённой Великой французской революцией. За три года до рождения Маркса Германский союз присоединил к себе Рейнскую область, и там ввела запреты на профессии для евреев-иудеев. Отец Карла, Генрих Маркс, принял лютеранство, чтобы иметь возможность заниматься адвокатской практикой. По меткому выражению другого крещёного еврея Генриха Гейне, крещение было паспортом в европейскую цивилизацию. Как известно, пока паспорта нет, кажется, что из-за этого все проблемы. Однако, когда приобретаешь паспорт, то открываются глаза на всё остальное в новой жизни.
Отец поощрял любовь Карла к книгам. Другим интеллектуальным наставником мальчика был друг Генриха, барон Людвиг фон Вестфален, культурный и либеральный чиновник. Во время долгих совместных прогулок барон читал Карлу отрывки из Гомера и Шекспира. Его молодой спутник учил их наизусть, а затем использовал в своих трудах для примеров и притч. Барон познакомил молодого Маркса не только с музыкой и поэзией, но и своей дочерью Женни, ставшей спутницей жизни Карла Маркса.
Маркс старался воспроизводить счастливые походы с фон Вестфаленом во время семейных прогулок и пикников в Hampstead Heath в Лондоне. Водя семью гулять по воскресеньям, Маркс декламировал сцены из Шекспира, Данте, Гёте. Цитаты у Маркса, словно у Тевье Молочника, были на все случаи жизни – чтобы сразить идейного противника, оживить сухой текст, подогреть анекдотом спор, добавить эмоций, вдохнуть жизнь в неодушевлённые абстракции.
Чтобы показать, что деньги – это радикальный уравнитель, Маркс цитирует строчку из произведения Уильяма Шекспира «Тимон Афинский»: деньги – «общая шлюха человечества». Чтобы оправдать эксплуатацию детского труда на фабриках, «Капитал» у Маркса заговорил голосом Шейлока, героя шекспировского «Венецианского купца»: «Рабочие и фабричные инспектора протестовали по гигиеническим и моральным соображениям, но Капитал ответил: “На голову мою мои поступки пусть падают. Я требую суда законного. Я требую уплаты по векселю”».
«Тимоном» навеяна и исключительно чёткая формулировка: «Буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пёстрые феодальные путы, привязывавшие человека к его “естественным повелителям”, и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного “чистогана”. В ледяной воде эгоистического расчёта потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость…»
Дальше на сцену выходит «Антигона» Софокла:
«Ведь нет у смертных ничего на свете,
Что хуже денег. Города они
Крушат, из дому выгоняют граждан,
И учат благородные сердца
Бесстыдные поступки совершать,
И указуют людям, как злодейства
Творить, толкая их к делам безбожным»
Иначе невозможно в опровергнуть мистификацию капитала, где «корысть – это хорошо», где прошлые грехи жадности, корыстолюбия, лихоимства, сребролюбия и стяжательства объявлены достоинствами. Для критики анахронических экономических теорий Маркс призывает на помощь Мигеля де Сервантеса: «…Ещё Дон Кихот должен был жестоко поплатиться за свою ошибку, когда вообразил, что странствующее рыцарство одинаково совместимо со всеми экономическими формами общества».
Сохранились списки разнообразной литературы, прочитанной Марксом в студенческие годы. Он штудирует «Историю искусств» Иоганна Иохима Винкельмана, читает труды о жизни животных, самостоятельно учит английский и итальянский языки, читает Френсиса Бэкона, переводит «Риторику» Аристотеля и «Германию» Тацита. Это, казалось бы, беспорядочное чтение позже пригодилось в столь обманчиво-хаотичном строении «Капитала», чем-то напоминающего готический собор.
В студенческие годы Маркс пробовал себя в литературе. Он написал сборник стихов, драму в стихах. Беллетриста из Маркса не получилось. Советское определение «документальная проза», увы, не подходит для «Капитала». Хотя «Капитал» не вписывается ни в один жанр. «Капитал» уникален. Ничего подобного не было, ни до, ни после него. Только так и можно было решить задачу деконструкции и историзации капитализма, преподносящего себя, как следствие естественных законов и неизбежный итог развития человечества. И до Френсиса Фукуямы находились апологеты капитализма, объявлявшие: эта формация – конец истории.
В студенческие годы Маркс написал роман «Скорпион и Феликс», навеянный полным лирических отступлений «Сентиментальным путешествием по Франции и Италии» Лоренса Стерна – знаковым произведением английской литературы, новаторским «романом романов», разительно непохожим на все романы, писанные до того, а ещё и пародирующий всех их. Английский биограф Маркса Френсис Вейн сравнивает структуру «Капитала» с «Сентиментальным путешествием». Маркс любил эту книгу со студенческих лет. Тридцать лет спустя он открыл предмет, позволявший следовать свободной, распадающейся на части новаторской манере Стерна. Подобно «Сентиментальному путешествию», «Капитал» полон парадоксов и гипотез, замысловатых пояснений и причудливого шутовства, увлекательных чудачеств и оборванных повествований. Марксово «сентиментальное путешествие» в капитализм, вероятно, навеяло и название нашумевшего фильма Майкла Мора «Капитализм: История любви». Как иначе можно было адекватно объяснить таинственную, перевёрнутую с ног на голову логику капитализма?
Продолжение следует
