В 711 году Тарик ибн Зияд со своими воинами высадился на Иберийском полуострове. Полководец велел сжечь свои корабли. Мол, назад пути нет. Гибралтар, по-арабски Джебель ал Тарик (Гора Тарика), до сих пор носит его имя. «Сжигать корабли» — это как раз то настроение, которое царит и в охваченной народным протестом Сирии, и на площадях Каира и Йемена. С этим настроем революция победила в Ливии. «Назад пути нет. Мы зашли слишком далеко». Такое настроение, что больше нечего терять, порождает храбрость, толкает людей идти вперёд.
Шанс для «Братьев-мусульман»
Что знаменательно в современном Ближнем Востоке, — это необычайная самоотверженность людей, готовность бороться до конца за то, что, как они верят, достойно борьбы. В Бахрейне, в Египте, в Ливии… В Сирии люди проявляют чудеса самоотверженности. Ведь они борются против режима, испытывающего очень мало сомнений по поводу убийства собственных граждан. Каждый день молодёжь продолжает выходить на улицы протестовать.
Ближний Восток переживает сегодня структурные изменения. Меняются правила игры. Египет и Саудовская Аравия – бывшие тяжеловесы, раньше контролировавшие ситуацию, во многом теряют своё влияние. В Египте революция далеко не закончена. Саудовские правители отмечают свои 80-летия, их королевство во многом утратило агрессивность и настойчивость былых времен. Появились новые силы. В последнее десятилетие в арабском мире доминировали неарабские страны – Иран, Израиль и Турция. Сейчас Турция приобретает в арабском мире всё больше влияния. Другой влиятельный игрок — маленькое княжество Катар.
Стремительно растёт влияние «Братьев-мусульман» (или «Мусульманского братства») – старейшей, основанной ещё в марте 1928 года исламистской организации, десятилетиями изолированной диктатурами от мейнстрима общественной жизни. Теперь они являются важной, а порой и решающей силой во всей Северной Африке – в Марокко, Тунисе, Ливии, Египте. Не все они зовут себя «Братьями-мусульманами», но у них общее наследие и они играют всё большую роль в своих странах.
Очевидно, что в Турции и Катаре очень внимательно присматриваются к этим новым силам, чего не скажешь о США и его союзнике Израиле. Да и Европа с Россией пока ещё живут во времени, которое на Ближнем Востоке уже прошло. Не похоже, что и геронтократия Саудовской Аравии полностью осознаёт перемены, хотя именно у них больше всего причин опасаться того, что представляет собой «Мусульманское братство».
«Исламистские партии в Египте и, тем более, в Сирии и Ливии ещё как дали повод сомневаться в том, как они будут относиться к меньшинствам, — говорит вдумчивый аналитик и арабист Ксения Светлова. — Во-первых, в Египте они ещё не у власти. В Тунисе и Ливии нет христиан. Однако нет ни тени сомнения в том, что они будут ужесточать законы шариата, а вместе с ними произойдут и соответствующие ужесточения в адрес меньшинств, женщин и т. д.»
Многие люди на Ближнем Востоке откровенно опасаются успеха исламистов. Светские либералы силы боятся этого. Левые силы и профсоюзы, очевидно, боятся этого. Есть серьёзные опасения, что под властью исламистов в обществах восторжествует нетерпимость, что они не захотят реального вовлечения либеральных и левых сил в управление государством. Существует опасение, особенно в Египте, что исламисты не готовы справиться с экономическими проблемами. Существует страх, что исламисты не открывают своих истинных намерений, не говорят правды. На Ближнем Востоке есть много поводов для тревоги, для страха и отчаяния. Всё может случиться. Не раз авторитарные лидеры изменяли своим обещаниям, предавали демократию.
Но если «Братья-мусульмане» в Египте, партия «Ал-Нахда» («Возрождение») в Тунисе, исламистские партии в Марокко и Ливии сумеют благополучно вывести свои страны из переходного периода, то существует реальная возможность возникновения исламских и одновременно демократических обществ. Это совершенно беспрецедентное явление в арабском мире. Происходящее сейчас в этих странах несёт в себе много надежды и обещаний лучшего и справедливого будущего – и это уже само по себе беспрецедентно в арабском мире, поколениями погружённом в безнадёжность и отчаяние. Впервые исламистские партии вышли из политической пустыни и вовлечены в демократический процесс законным путём. Этому процессу могут понадобиться долгие годы, однако впервые в истории Ближнего Востока появился шанс на реальный поворот тенденций к лучшему.
«Братья-мусульмане находятся только в начале пути и делают различные заявления, пробуя воду, — говорит Светлова. — Тут поосторожней надо, а то Хомейни тоже в начале пути разное говорил». Верно, но вряд ли они сами знают будущее. Я читал в последнее время множество противоположных мнений о том, к чему может привести соперничество «Братьев-мусульман» с более крайними салафистами, множество антагонистических оценок самого братства. Самое главное, будут ли предоставлены равные права религиозным меньшинствам и женщинам. Без этого нет демократии. Мало кто из друзей арабской революции готов отказываться от принципов свободы и равенства людей, завещанных эпохой Просвещения в пользу отдалённой утопии мультикультурной гармонии цивилизаций. Охваченные революцией страны не имеют серьёзных запасов нефти, а потому их экономика будет сильно зависеть от туризма и глобализации. Это означает и алкоголь в отелях, и бикини на пляжах и множество других компромиссов, на которые исламисты будут вынуждены пойти.
«До сих пор ни «Братья-мусульмане» в Египте, ни исламистские партии в Марокко и Тунисе не дали повода сомневаться в их намерениях создать демократическое общество, – говорит Антони Шадид, руководитель бюро «Нью-Йорк Таймс» в Бейруте. – С Ливией сложней. Там вообще никто не может сказать, чем все обернётся». Шадид сам пробрался в Сирию, освещал события в Ливии, даже попал в плен к силам Муаммара Каддафи.
Похоже на то, что «Братья-мусульмане» братья оказались куда более умеренными, чем о них думали. На нынешних парламентских выборах в Египте большинству обозревателей казалось, что они ужесточат исламистскую риторику в борьбе с более крайними салафистами. Вместо этого братство, наоборот, смягчило тон. Последним проявлением умеренности стало заявление политиков «Братьев-мусульман» о готовности уважать непопулярный мирный договор с Израилем. Однако у исламистов во всех ближневосточных странах есть консервативные фракции, способные потянуть их вправо. Но есть и сильное гражданское общество, способное не допустить сползания своих стран в Средневековье. Ведь, в конце концов, арабские революции послужили ответом не на диктатуру, а на переход к «грабительскому капитализму» — неолиберальной свободно-рыночной экономической модели, прописанной по рецептам транснациональных монополий.
Остаётся достаточно высокая вероятность того, что участие исламистов во власти приведёт к созданию работоспособной политической системы и куда более здорового общества, чем то, что есть сейчас. В точности, как это происходит в Израиле, где религиозные партии (иудейские аналоги исламистов) являются интегральной частью, в общем, более-менее демократического общества, живущего под властью закона и сохраняющего права меньшинств и чувство общего гражданства для всех. Борьба за это возьмёт много времени.
Сюрреалистическая Ливия
В 1983 году я случайно попал в Ливию. Самолёт сделал вынужденную посадку в Триполи. Это был сплошной сюрреализм. Нас охраняли, как заключённых. Никто из ливийцев не знал или не считал нужным общаться на других языках, кроме арабского. Каддафи тогда переживал приступ панарабизма, так что в аэропорту умышленно не было ни одной надписи латинскими буквами. Даже таможенные декларации, которые предложили заполнить пассажирам, были только на арабском языке. Мы улетали из Триполи с ощущением психологической травмы.
Диктатура Каддафи оставила всю страну в состоянии травмы. Лучше всего сюрреализм ситуации показывает тот факт, что буквально ничего из заведённого Каддафи не уцелело после революции. Всё в Ливии надо начинать с нуля. Революция свергла всё, что было связано со старым режимом. В отличие от Египта или Туниса, в Ливии не осталось от режима Каддафи почти ничего – ни чиновников, ни силовиков, ни армии. Как выясняется, сорок лет абсолютной власти Каддафи в Ливии не оставили после себя почти ничего. Режим Каддафи полностью уничтожил все ростки гражданского общества: профсоюзы, политические партии, общественные организации, любую другую силу, способную держать страну вместе. Пресловутое социальное государство Каддафи, если когда-то и существовало, в конце его правления оказалось сплошной показухой, за которой скрывалась коррупция и беспредел функционеров режима.
Ливийская революция может оказаться самой глубокой и значительной по переменам, которые там возможно произвести. Ливия сейчас не в руках Запада или Востока, не в руках политиков и вождей, а в руках вооружённого ливийского народа, проявившего столько самопожертвования и героизма, который умудрённые западные и российские критики напрасно называли «понтами». Это уже шанс для лучшего будущего. Когда дописывались эти строчки, пришло сообщение, что народ в Бенгази штурмовал резиденцию Переходного правительства – то самое здание, где начиналась Ливийская революция. Люди, в том числе бойцы революционной армии, требовали реальных перемен.
«Несмотря на всю мерзость и жестокость арабской жизни, арабская цивилизация продолжает оставаться очень гуманной цивилизацией», — говорит Антони Шадид. Несколько раз приходилось слышать свидетельства журналистов, попадавших в плен к Каддафи. Шадид вспоминал, как с намертво связанными руками ждал смерти, а какой-то ливийской солдат расслабил ему проволоку на руках и прошептал, уходя: «Я сожалею».
Клер Гиллис свидетельствовала, как была захвачена солдатами Каддафи, и лишь повторяла, что она замужем, и тогда пожилой солдат оттеснил плечом молодого, собиравшегося её изнасиловать, а потом в дороге сидел так, чтобы не дать к ней приблизиться. И множество таких вот историй проявления удивительной человечности даже среди жестокости, насилия и смерти.
Ксения Светлова: «Про особую арабскую человечность я бы говорить не стала — там так же, как и везде. Изнасиловали Лару Логан, потом надругались над Моной Тахтауи и десятками других женщин. Я бы не стала воспевать суперчеловечность, хотя бы из уважения к ним». Ксении самой пришлось уйти с площади Тахрир, когда там началось насилие. Когда статья уже была готова – пришло сообщение от Моны Тахтауи: «Сейчас идем по площади Тахрир, сказать, что революция продолжается и отдать честь мученникам, положившим жизнь за свободу Египта! Да здравствует Египет! Тахиа Мацр!»
Новая общественная реальность
Мы много писали о новых технологиях и общественных сетях, позволивших людям организоваться. О резне, учинённой режимом Хафеза Асада в 1982 в Хаме, мир узнал лишь через неделю, когда там всё закончилось. Журналисты и вовсе добрались в Хаму, когда режим успел замести следы. Сегодня такое уже невозможно. В той же Сирии протесты людей и ответ властей – всё это фиксируется, документируется и тут же передаётся в широкий мир. Хама больше не может повториться. Не то, чтобы власти не смогут попробовать повторить резню, просто теперь всегда найдутся свидетели, и мир увидит совершённые преступления. Это хорошо понимают и те, кто вздумает стрелять в народ, и те, кто кого посылают бомбить гражданское население. Развитие технологии сегодня даёт преимущество гражданам против власти, мощно влияет на нашу жизнь, меняет её к лучшему.
Кто-то запечатлел на мобильник Муаммара Каддафи, умолявшего о пощаде среди толпы людей, кричавших «Бог велик!» Эти кадры увидели миллионы людей. Мы живём в новом мире, где уже нельзя тихо совершить преступление. Всегда найдутся свидетели. Технология позволяет запечатлеть свидетельство и ознакомить с ним весь мир. Наверняка многие люди в Ливии испытывали при виде казни Каддафи совершенно иные чувства. Вероятно, для них это была сладкая месть – может быть, ощущение, что справедливость восторжествовала.
Я смотрел страшные кадры смерти Каддафи по «Аль-Джазире». Я ожидал от революции его ареста и гласного и справедливого суда. Может быть, выдачи Международному суду, поскольку ему вменяли международные преступления. Такие же чувства отвращения, как и я, испытывало множество людей во всём мире. Неслучайно следователь Международного уголовного суда Луис Морено-Окампо заявил, что убийство Каддафи имеет признаки военного преступления. Вместе со мной кадры смерти Каддафи смотрел знакомый сириец, поддерживающий восстание в Сирии. Двое его родственников погибли на демонстрациях. Я хорошо запомнил его омерзение к происходящему. Смысл был в том, что «мы бы такого не сделали… мы лучше вот этих…» И это ещё раз символизирует нынешние восстания, революции, беспорядки или как будет угодно их назвать. Они несут шанс, обещание лучшей жизни, обещание того, что дела уже не должны делаться так, как они делались в прошлом.
В революциях на Ближнем Востоке, в движении «#Захвати Уолл-cтрит» по всей Америке, в демонстрациях протеста в России, в движении индигнатов в Европе, в палаточном протесте в Израиле при всём их различии царит одинаковый дух. Старые парадигмы больше не работают, жить по-старому люди больше не хотят и не могут. Люди ищут формы и содержание, которые больше и лучше представляют их, которые имеют значение в жизни; осознают, что надо как-то переступить через обветшавшие учреждения, которые так тяжело и давно контролируют нашу жизнь. С этим согласны не только либералы, социалисты или анархисты. Я слышу это от русских националистов, американских «чайников» (движение «Чайная партия») и исламистов. Недавно появилось интервью видного исламистского деятеля из Туниса Рашида ал-Ганнуши. Оценивая арабские революции и «#Захвати Уолл-cтрит», он полагает, что люди хотят идеологии, которая отличается от того, что они имеют. Разумеется, Гануши готов предложить взамен свой исламизм, но остаётся фактом, что это желание перемен разделяет столь много людей во множестве мест. И люди будут продолжать искать альтернативу.
Сейчас стало модно говорить, что якобы «Арабская весна» прошла, что «арабская зима крепчает». Несомненно, прошла эйфория по поводу событий в Тунисе, Египте и Ливии. Люди боятся неопределённости. Непонятно, к чему всё движется. Однако оптимизма куда больше, чем пессимизма. Да и пессимисты на Ближнем Востоке сегодня выглядят куда более оптимистичными, чем оптимисты ещё несколько лет назад. В расхожем арабском присловье «Инш’Aлла» – «если Бог захочет» — звучит сегодня куда больше надежды, чем раньше. Оптимизм коренится в самом факте, что омолодились и вернулись к активности общества, ещё недавно казавшиеся больными и окостеневшими. И сам этот динамизм порождает надежду на лучшее будущее.
Послесловие. Когда я закончил этот материал, то прочёл новую статью Френсиса Фукуямы «Будущее истории«. Вывод из статьи – что свободно-рыночный корпоративный неолиберализм – это, по умолчанию, единственная реальная идеология нашего времени, что у неё просто нет соперника. Статья заканчивается тем, что «альтернативной идеологии лишь предстоит родиться». Именно такие новые модели, соответствующие нашему времени и должно выработать левое движение, если мы не хотим, чтобы раз за разом на волне революций подымались силы, которые не делали эту революцию, как «Братья-мусульмане». И тут же вижу замечательную статью Ники Дубровской о том, откуда ей быть, альтернативной идеологии. Это и даёт надежду.
Циатата из статьи: «существует реальная возможность возникновения исламских и одновременно демократических обществ». Это что мухослон?
Далее: «будут ли предоставлены равные права религиозным меньшинствам и женщинам».
На этот вопрос уже есть ответ — посмотрите на исламские страны (в т.ч. уже и Египет) что там происходит с немусульманами и сколько их осталось.
Далее: «Охваченные революцией страны не имеют серьёзных запасов нефти, а потому их экономика будет сильно зависеть от туризма и глобализации. Это означает и алкоголь в отелях, и бикини на пляжах и множество других компромиссов, на которые исламисты будут вынуждены пойти».
Более наивного мнения трудно найти. Исламисты не хотят никаких туристов с алкоголем и бикини. Действуют по принципу «чем хуже, тем лучше».
Далее: «Остаётся достаточно высокая вероятность того, что участие исламистов во власти приведёт к созданию работоспособной политической системы и куда более здорового общества, чем то, что есть сейчас. В точности, как это происходит в Израиле, где религиозные партии (иудейские аналоги исламистов) являются интегральной частью, в общем, более-менее демократического общества, живущего под властью закона и сохраняющего права меньшинств и чувство общего гражданства для всех. Борьба за это возьмёт много времени.»
Сравнивать религиозные партии в Израиле с исламистскими — это чистой воды демагогия. Если, конечно, не принять, что Иран — это демократическое общество.
Мир меняется — это факт. Но не так как представляет себе и желает автор этой тенденциозной статьи.