Михаэль ДОРФМАН. Арабская весна: прошла эйфория – осталась надежда

Удивительные вещи происходят с нами, когда сталкиваемся с событиями на Ближнем Востоке. Случается встреча арабских королей или президентов. Под кадры, показывающие, как они целуются, наш обозреватель тебе подробно расскажет всё, что было, что есть и что будет, кому это нужно, чем закончится, какие будет иметь последствия и во что это для нас выльется. Арабы же, тем временем кончают целоваться, степенно следуют пить кофе и вести, как положено, неторопливую церемониальную беседу обо всём на свете, старательно не касаясь того, ради чего они на самом деле собрались. А тут не встреча королей и шейхов, а революция…

Я писал это в феврале 2011года, когда народ ещё стоял на Площади Тахрир и требовал отставки президента Хосни Мубарака. С тех пор прошёл совершенно невероятный год, стремительно изменивший Ближний Восток и весь мир, но пока ещё мало повлиявший на наши стереотипы. Комментаторы, как и раньше, сыплют определениями и прогнозами, делают вид, что знают всё, что было, есть и будет. Чем более отдалённое будущее – тем уверенней они себя там чувствуют. Целое поколение толковало, что вот иранская революция поменяет Ближний Восток, а тут в течение всего одного года сразу шесть восстаний, революций или переворотов или ещё как угодно их назвать. И всё происходит одновременно.

На площадях Туниса и Каира создавались новые формы общественной солидарности, самоидентификации. Мои друзья и знакомые –  Ксения Светлова и Лиза Гольдман, Антони Шадид и Брук Гладстон стояли на площади Тахрир вместе с египтянами и замечательно передавали чувство становления новых форм общественной организации. Порой на Тахрире собиралось до миллиона человек, однако там была небольшая группа, где было явно видны вдохновение и амбиции. Молодое поколение обозначило себя в собственных понятиях и на собственных условиях, стремилось создать для себя место, где они хотели бы жить. Чтобы оно было лучше, чем то, в котором жили их родители. В Ираке же, наоборот, гражданское общество разрушено и деморализовано, по крайней мере, на целое поколение.

Пока невозможно определённо ответить на вопрос, куда движется Ближний Восток – к процветанию, демократии и гражданскому обществу или к секторальной вражде и гражданским войнам, побеждает ли там свобода или хаос. Не надо бояться революций. Человечество пережило и совершенно бескровные революции, и кровавые и смертоносные реформы. Революция – это не событие в новостях, а процесс, который может длиться десятки лет. Французская революция продолжалась более ста лет, и ещё почти столько же заняло создание общества, в котором приятно жить. Русская революция началась не в 1917-м, а в 186-м с плохо спланированной и проведённой отмены крепостного права без серьёзной аграрной реформы.

Вместе с тем, невозможно переоценить значения революционных событий 2011 года на Ближнем Востоке. Вдруг оказалось, что рано хоронить понятие «арабский мир». Я вспоминаю мои беседы с арабскими друзьями и знакомыми из Египта, Туниса, Палестины, Ирака, с американскими и европейскими арабами. Невозможно представить сегодня, какой мрачный, глубокий и всеобщий пессимизм царил тогда у них. Никто не верил в возможность хоть каких-нибудь перемен. И тут, буквально за несколько недель, всё пришло в движение, всё изменилось. Началось восстание в Тунисе. С ним пришла Арабская весна.

Ирак на пути к распаду?

Анализируя события последнего времени на Ближнем Востоке, нельзя обойти вниманием Ирак. Американские войска официально покинули эту страну. Начавшаяся с большой помпой американская интервенция окончилась ничем. Американцев ждало в Ираке то самое упорное народное сопротивление, с которым ранее столкнулись израильтяне в Палестине. Убитый сирийскими спецслужбами ливанский публицист Самир Кассир писал, что можно победить любую арабскую страну, но невозможно покорить ни один арабский народ, даже самый маленький и слабый из них – палестинцев и ливанцев.

Если есть какой-то ясный урок американской интервенции в Ираке, то заключается он лишь в том, она показала, как не надо свергать диктатуру и как не надо вводить демократию. Приходится согласиться с вдумчивыми обозревателями, что вторжение в Ирак и всё, что потом там случилось, лишь оттянуло начало Арабской весны. Если бы не страх перед интервенцией и оккупацией, на время сплотивший арабов вокруг своих диктатур, то арабские народы восстали бы раньше. Процессы в Ираке продолжают мощно влиять на происходящее во всём арабском мире. Тунис, Египет, Сирия, Бахрейн, Йемен, Марокко, Алжир – страны, переживающие революционные события – встали перед той же дилеммой, что Ирак. Либо надо создавать новую гражданскую идентификацию, включающую всех – либо двигаться к распаду на различные секторальные, клановые, этнические, религиозные и любые другие идентификации, исключающие друг друга.

Ирак – это пример развития по второму пути. Там происходит распад нации на различные соперничающие этнические и секторальные идентификации. Сегодня в Ираке чрезвычайно тяжело иметь программу или партию, строящуюся на поисках универсальной гражданской идентификации. Пока не определился путь, по которому пойдёт Ближний Восток. Будет ли это иракский путь распада на множество мелких сект, секточек и групп или путь создания новой интеграционной концепции гражданства, как это происходит в Тунисе? Когда писался этот материал, стало известно, что новоизбранный президент Туниса Монсеф Марзук не только призвал к единству, но и обратился с призывом вернуться к эмигрировавшим из страны евреям. Подобные призывы раздавались из Ливии и к ливийским евреям и европейцам, депортированным из страны режимом Каддафи.

Сирия – режим не понял, с чем имеет дело

Сирия сегодня закрыта для объективных обозревателей и профессиональных журналистов. Материалы из Сирии делаются по телефону. Надо дозваниваться до активистов, до правительственных чиновников. Большинство журналистов на Ближнем Востоке базируются в Израиле, что сильно влияет на их освещение событий. Пробираются в Сирию немногие. Да и у сирийских властей страшная репутация организаторов расправ над журналистами, особенно арабскими. Хорошо памятны страшная судьба неугодных журналистов в Ливане, покушения и убийства целой плеяды блестящих арабских публицистов и интеллектуалов, как историк Самир Кассир.

Я поддерживаю связь с активистами в Сирии, в том числе в Хаме и в небольшом городке в 10 милях оттуда – Вадихалиде. Есть у меня и друзья в Дамаске, которые поддерживают правительство. Несмотря на страх и террор, царящие в Сирии, там куда больше оптимизма и веры в будущее, чем в современном «американизированном и демократизированном» Ираке. В Сирии создаются новые формы самоопределения. Один показательный пример объясняет происходящее. Сирийский город Хама стала ареной самого страшного и массового военного преступления против собственного народа во всей новейшей арабской истории. В феврале 1982 года танки сирийского диктатора Хафеза Асада двинулись в город, охваченный исламистскими волнениями. Каратели уничтожили десятки тысяч человек (по разным данным, от 10.000 до 40.000). Хама десятилетиями жила в страхе. И вот, несмотря на этот живой и реальный страх, в июне горожане восстали, вынудив правительственные войска отступить из города. На время жителям Хамы удалось избавиться от власти правительства. Люди выходили на демонстрации лишь потому, что получили возможность это делать. Каждый час собиралась новая демонстрация, новый протест. А ведь Сирия жила десятилетиями под гнётом жестокой диктатуры. Врачи, инженеры, юристы, духовные лица создали городское самоуправление и стали вести дела так, как они хотели, чтобы дела велись. Это был действительно великий момент. После стольких десятилетий террора общество сумело очень быстро самоорганизоваться. Люди собрались вместе и наладили управление городом. Свобода продолжалась всего несколько недель, но это было и временем самоопределения.

Правительство Башара Асада сразу поняло, какая громадная опасность заключается для режима в примере Хамы. Ведь с самого начала восстания в марте Асад и его люди как заклинание твердят, что «без нас – хаос», предсказывают всеобщую резню, анархию, развал страны. Якобы без них грядёт гражданская война и всеобщий погром. Якобы без них Сирия неуправляема. Пример Хамы разом опровергает всю эту пропаганду. Жители Хамы показали свою способность к самоуправлению. Они это делом доказали. Вряд ли там всё было демократично, однако несомненно, что люди установили порядок, который выражал волю общественности города. Их пример угрожал режиму Асада куда больше, чем вооружённое восстание. Обуянный страхом режим здесь проявил необычную ретивость. В начале августа Асад двинул в Хаму войска. Городское самоуправление было разогнано, а активисты арестованы. Многие убиты. В Хомсе, где тоже было восстание, жуткие акты межобщинной вражды и насилия начались лишь после того, как город перешёл под контроль правительства. 6 декабря Антони Шадид сообщил в «Нью-Йорк таймс» об обнаружении в Хаме обезображенных, подвергшихся пыткам тел, явно носивших характер мести. У некоторых были отрублены руки и головы. Шадид – уроженец Оклахомы, внук ливанских эмигрантов-христиан из Мардж Аюна в Южном Ливане. Летом ему удалось тайком пробраться в Хаму и Хомс и передать репортажи о тамошних восстаниях. Молодые участники восстаний делились с Шадидом страхами о возможности именно таких проявлений этнической вражды, если вернутся правительственные силы.

Сирийские активисты больше всего опасались вспышек вражды в сельской местности. Они обвиняли правительство Асада в политике «разделяй и властвуй». В городах межобщинные связи крепче, поэтому вспышек вражды там почти не было. Особенно это касается Хомса. Теперь же в находящихся «под защитой» правительственных сил городах тоже происходят акты вражды, хотя более редкие, чем в деревнях. Правительство Асада рассчитывает, что страх перед гражданской войной поможет спасти режим. Американцы рассчитывали на это в Ираке, однако даже страх не помог им сохранить контроль на бесконечно долгое время.

Израильский министр обороны Эхуд Барак оценил шансы на выживание сирийского режима крайне низко. По данным израильских разведывательных источников, в сирийской армии продолжается массовое дезертирство. Пока ещё генералы хранят верность режиму, однако около 10 тысяч солдат и офицеров перешли на сторону восставших. Слабость режима демонстрирует тот факт, что в течение последних трёх лет лишь половина призывников являлась по повестке. Опыт ливийской революции и войны в Ираке показал крайне низкую боеспособность особых частей, укомплектованных приближёнными и находящимися под командованием родственников диктаторов. В самом начале революции в Сирии мы здесь писали, что всё зависит от позиции сирийских военных. Похоже на то, что медленно, но уверенно сирийская армия проникается настроениями восставшего народа. Протестам в Сирии противостоит жестокий полумафиозный режим, живущий по понятиям давно прошедших времён и неспособный подстроиться к новым условиям в мире. Не похоже, чтобы режим осознал, как сильно поменялся мир. Весьма сомнительно, что сирийские правители до конца понимают, что именно им противостоит в лице восставшего народа. В точности, как не поняли этого вовремя диктаторы Египта, Ливии и Йемена.